Драконий пир - Светлана Сергеевна Лыжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Ну, нет, — думал Влад. — Я в эту ловушку не попадусь. Сын может сколько угодно осуждать своего отца, но другим этого делать не позволит. Нет, Мехмед, ты не услышишь от меня ни одного плохого слова о Мурате. Можешь даже назвать его свиньёй, которая каждую ночь ложилась спать в обнимку с винным кувшином и умерла от пьянства, но я ни за что не пожелаю с тобой согласиться".
— Мне сложно судить о строгости твоего отца, повелитель, — произнёс гость. — К примеру, рыбак, выходящий в море на своём баркасе, видит и ясные дни, и бури, но даже после самой жестокой бури не станет ругать волны, потому что море даёт пищу и заработок. Куда рыбак денется от моря! Лишь буря утихнет, и он снова доверяет себя волнам.
— Когда ты успел усвоить эту истину? — удивился султан. — Разве твоя страна граничит с морем?
"Граничила во времена моего деда, — подумал Влад, — пока турки не оторвали от Румынии эти приморские области и не присоединили к своей державе". Однако вспоминать об этом сейчас не следовало.
— Чтобы приехать в Эдирне, я сначала вынужден был сесть на корабль, — начал объяснять Влад. — Мне хорошо известно, повелитель, что самый короткий путь в твою страну лежит через мои земли, но, увы, путь в мою страну для меня закрыт, и мне пришлось путешествовать длинной дорогой — по морю. Вот тогда-то, находясь на корабле, я поразмыслил о том, что может дать море смиренному рыбаку.
— Получается, ты знаешь, о чём говоришь, — снова улыбнулся Мехмед. — Что ж, я вижу, в твоём сердце нет злобы на моего отца.
Вот теперь беседу, пожалуй, можно было считать законченной. Султан явно остался доволен принятым решением о том, чтобы взять Влада на службу, но прежде, чем Мехмед повелел бы новому слуге удалиться, следовало успеть спросить...
— Повелитель, как я могу таить злобу на того, кто заботился не только обо мне, но и о моём младшем брате! Мы с братом удостоились чести жить под одним кровом с султаном, в этом дворце. Я надеюсь... — Влад запнулся, — что мой брат по-прежнему живёт здесь?
— Разумеется, — ответил Мехмед. — И всё так же окружён заботой.
— Могу я увидеться с ним?
— Как я могу запретить, чтобы братья виделись! — всплеснув руками, воскликнул султан и добавил. — Я не сомневался, что ты вернёшься сюда, в Эдирне. Вернёшься из-за брата. Ты, конечно, хочешь снова получить трон и справедливо видишь во мне того, кто поможет тебе, но братская любовь для тебя тоже значит много. Я знал, что рано или поздно ты приедешь. Мне даже жаль, что у меня нет братьев, привязанных ко мне так, как ты привязан к своему брату.
Владу следовало радоваться, что Раду жив и здоров, и что нет препятствий увидеться с ним, но тут совершенно некстати вспомнилась одна история, рассказанная купцом-греком по пути в Варну — история об убийстве. Молодой султан сейчас жалел, что лишён братьев, а между тем сам приказал убить одного из них!
Когда Мехмед только взошёл на трон, то вдруг выяснил, что одна из отцовских наложниц недавно родила мальчика, то есть претендента на султанскую власть, а ведь Мехмед уже привык считать себя единственным наследником.
Конечно, младенец ни коим образом не мог преградить своему взрослому брату дорогу. Ребёнок наверняка не дожил бы даже до того возраста, когда дети перестают пачкать пелёнки — младенцы в гареме умирали очень часто. И всё же молодой султан решил не испытывать судьбу, велев утопить своего брата в детской лохани для купания.
Ещё одна смерть младенца в гареме — многие не увидели в этом печальном событии ничего необыкновенного, но слухи всё же начали распространяться. Влад и сам не мог решить для себя, насколько они правдивы. Одно казалось несомненным — в словах Мехмеда о братьях присутствовало некое лукавство.
"Наверное, султан полагает, что я стану послушен ему не только из-за того, что он обещал мне помощь в моей мести, но и из-за Раду. Мехмед не отдаст его. Не позволит увезти", — решил новый султанский слуга. Однако Мехмед позволял братьям видеться, и этому следовало радоваться.
— Я могу увидеть брата сегодня?
— Нет, — ответил Мехмед, — лучше мы поступим так — послезавтра ты переедешь во дворец. Я дам тебе гостевые покои рядом с покоями твоего брата. Ты проживёшь здесь неделю. И вы сможете наговориться вдоволь.
— Благодарю, повелитель. Воистину так будет лучше всего!
* * *
Влад думал, что первая встреча с Раду окажется трудной, ведь младший брат имел полное право упрекать старшего за долгое отсутствие. Казалось, что, по меньшей мере, полдня уйдёт на то, чтобы уговорить младшего не дуться, однако получилось совсем иначе.
Старший брат не ожидал, что младший, едва увидев его, вскочит, кинется бегом навстречу, затем остановится в одном шаге, будто боясь поверить в истинность происходящего, и обнимет так, как утопающий хватается за обломок мачты.
— Брат мой... брат, — только и повторял Раду, уткнувшись лицом Владу в плечо, и обхватил руками с такой силой, что старший брат даже сквозь три слоя одежды чётко чувствовал ладони Раду на своей спине.
"Неужели, он настолько соскучился?" — удивлялся Влад, трепал брата по голове, говорил успокаивающие слова.
За прошедшие годы Раду сильно вырос. Одиннадцатилетний мальчик стал четырнадцатилетним, но всё равно как будто оставался ребёнком. Это проявлялось в том, что Раду не мог просто сидеть напротив брата — всё норовил пристроиться поближе, под бок или даже клал голову брату на колени. Устроившись так, младший просил снова рассказывать о Румынии, Сербии, Молдавии, Трансильвании, будто хотел услышать от Влада не правдивые истории, а сказки.
О себе Раду говорил мало. Наверное, его дни во дворце текли скучно. Однако стоило спросить о чём-нибудь, что не связано с дворцовой жизнью, и брат сразу становился говорливым. К примеру, много рассуждал о женщинах и даже мог очень точно передразнивать их поведение и манеру разговаривать.
Влад спросил, когда и где Раду успел подметить столько в женщинах, но брат ответил неопределённо:
— Не помню. На улицах в городе, наверное...
Раду старался вести себя как знаток женщин, однако было совершенно очевидно,