Работа любви - Григорий Померанц

Между тем, самой баронессе уставная аскеза была ни к чему. Сравнивая ее с двумя знакомыми священниками, Мертон пишет: «Молитва и жертвенность и полная, бескомпромиссная бедность наполнили ее душу чем-то, что, видимо, эти два францисканца тщетно созерцали перед собой в сухой, условной и заученной отрешенности, выпавшей на их долю». И далее о естественной, не условной и не заученной деятельности баронессы: «Когда Бог находит душу, в которой он может действовать, он использует ее для множества целей, открывает перед ее глазами сотни направлений, умножает ее труды и апостольские возможности почти невероятно, гораздо больше обычных человеческих сил».

Несколько лет спустя баронесса встретила человека, способного разделить с ней ее служение, и вышла за него замуж. Она эмигрировала из России вскоре после революции молодой женщиной; Мертон ее встретил в 1941 г. Легко подсчитать, что замуж она вышла на пятом десятке. Не будь случая, осталась бы одинокой. Но состоялась встреча, и двое людей продолжили свое служение вместе.

Между тем, к самому Мертону после «Семиярусной горы» пришла та полнота творческих сил, которую можно передать словами его любимого святого Августина: «Полюби Бога и делай, что хочешь». Эта свобода духа не укладывалась в монастырские правила. Пятнадцать лет боролся Мертон с рутиной, не считавшейся с кипением его мысли и обрекавшей его на хроническую бессонницу и целую серию болезней. Только в условиях аджорнаменто, к 1960 году, удалось переселиться в маленький домик, где отшельник принимал, кого хотел, или никого не принимал и погружался в созерцание. Именно в эти последние годы жизни были созданы лучшие книги, в том числе «Новые семена созерцания», которые я могу сравнить разве только с «Проповедями и рассуждениями» Мейстера Экхарта; других примеров, между XIV и XX вв., не нахожу. И лишь в 1968 г., когда аббатом стал его же ученик, Мертону дали полную свободу передвижений, плодом которой стал «Азиатский дневник».

Чем глубже он созерцал, чем непосредственнее становилось то, что он называл прикосновением к Богу, тем глубже были его сомнения в букве предания и монастырских правилах. Он пишет Розмари Рютер, женщине-богослову, вызвавшей его доверие, что чувствует себя скорее дзэнцем (а дзэнцы имели право вернуться в мир); и Рютер отвечает ему (повторяю эти слова): «отрешенность и одиночество – не пожизненное призвание, а часть большого ритма жизни». Думаю, что она права и жесткие формы монашества принадлежат к общей жесткости сословного и кастового общества.

Я не ставлю точки над i, но мне кажется, что многие плодотворные случаи современной аскезы отходят от средневековых образцов. Последний пример – духовный путь Антония Блума. Юность его была такой же мучительно тяжелой, как у баронессы. Вдруг, в 15 лет, читая Евангелие от Марка, между первой и третьей главой, он пережил незримое присутствие Христа. С той поры – буквально сгорел душой и думал только о служении Христу. Духовник потребовал от него уйти из дому. Антоний долго боролся с собой и наконец сказал:

– Я готов. Куда теперь идти?

– Как куда? – ответил духовник. – Иди домой.

Нужна была только готовность на жертву, и эту готовность мы чувствуем в глазах вл. Антония, вживе или с видеокассет. А жить он продолжал в семье, с нежно любимыми бабушкой и матерью, до последнего дня матери, умиравшей от рака. Никаких монастырских стен ему не нужно было и чем дальше, тем меньше были нужны догматические определения вселенских соборов. В выступлении 8 июня 2000 г. он прямо признает их лишними. Итогом духовного пути была духовная свобода, призыв укорениться в Боге и мыслить свободно. Так, как живет и мыслит он сам, передавая ученикам полноту любви, в которой начало и конец истины и жизни.

Postscriptum Зинаиды Миркиной

Что такое великое одиночество?

Одиночество птицы, которой принадлежит всё небо, одинокий рыбак – излюбленный сюжет сунской живописи, где человек и пространство как бы становятся единым целым и человек соединяется с Бесконечностью. Наполняется Ею. А в иконе Бесконечностью наполнены глаза святых.

Одиноко прочерченный путь – путь в собственную Бесконечность – в свою бессмертную душу. Соединение с собой.

«Боги сперва нас обманно влекут к полу другому, как две половины в единство, но каждый восполниться должен сам, дорастая, как месяц ущербный, до полнолунья». То есть истинный любовный союз, великое соитье – это соитье прежде всего со своей собственной душой, с предельной глубиной ее.

Она приходит, спрятавшись в предмет,Одевшись в звуки, линии и цвет,Пленяя очи, грезиться сердцам,И Еву зрит разбуженный Адам.И всей душой, всем телом к ней влеком,Познав ее, становится отцом.С начала мира это было так,До той поры, пока лукавый врагНе разлучил смутившихся людейС душой, с любимой, с сущностью своей[24].

Так видит первородный грех великий суфий Ибн аль Фарид. Соитие с любимой становится священнодействием, таинством, когда одновременно это соединение с твоей сутью – с Богом. Грех – в отпадении от Бога. Когда из целостного и бессмертного существа ты становишься частным, отдельным, смертным. Суть аскезы – не допустить такого отделения или, если оно уже допущено, преодолеть его, восполниться до Бесконечности – дорасти до Бога.

Самое великое одиночество – это одиночество Бога, все вместившего в Себя, все объявшего. Ничего внешнего, ничего не вмещенного внутрь у Бога быть не может, или Он не Бог. Для Бога нет другого. Все – Он. Для дьявола Бог – другой, но для Бога дьявол – это Его отпавшая часть. И потому «возлюби врагов своих», ибо без них ты – еще не весь ты. Враг – это больная часть тебя самого. Надо исцелиться – стать целым.

Обычно люди, стремясь друг к другу, бегут от самих себя, пугаются одиночества и попадают в ту тесноту духовную, в ту зависимость, которая переходит во вражду, в ненависть. Каждый отстаивает свое собственное ограниченное «я». Хочет другого скроить по своему образу и подобию. Каждый отнимает у другого пространство. Вот почему герой Рильке, Мальте-Лayридс Бригге, бежит от тех, кто любит его, и говорит парадоксальные на первый взгляд вещи: «как плохо тем, кого любят»… Слово «Любящий» у Рильке становится существительным и противопоставляется любимому. Тот, кто по-настоящему любит, не может любить безответно. Ответ, когда это нужно, приходит не извне. Ответ находится в нем самом, в той полноте души, которая и есть подлинная совершенная любовь.

Вот как он пишет об этом в первой Дуинской элегии:

Только томление духа – воспетое счастье влюбленных.Это еще не бессмертное чувство.Зависти нашей достойна не та, что нашла свое счастье и в нем                                                                       полусонно застыла.Я восхваляю другую – ту, что, любя без ответа,Знала такую наполненность сердца, которая вводит в бессмертье.Вот кого надо воспеть!.. Одинокая эта душа так глубоко и полно жила,Что вдохнула свой дух в опустевшее сердце другого, преображая его…

О, не пришла ли пора, сосредоточась внутри,Не взывать ни к кому и не ждать ничего от любимых? —Быть только Любящим, только самою Любовью,Чтоб напряжение сердца было подобно стреле на натянутом луке,Взвиться готовой и вылететь вдаль за пределы себя,Ибо остаться в пределах своих – значит не быть.

Это призыв к совершенной внутренней восполненности, в которую душа зовет всех. Войдите и разделите!

Разделить полноту и весомость мира – это великое счастье и великий духовный труд.

Тот, по чьему образу и подобию мы созданы, зовет нас в Свое Одиночество, как птицу в небо. Он раскрыл перед нами всю душу – всю Бесконечность – Войдите!

Побудь со мной в тот самый трудный час,Когда сквозь мир просвечивает пламя,Когда с меня проникновенных глазНе сводит свет, прощающийся с нами.В тот самый час, когда малейший вздрогУже подобен громовому звуку,Когда весь мир на это сердце лёг,Как яблоко в протянутую руку.Последний зов, последняя труба…И где-то на весах у миродержцаВ такой тиши решается судьбаВсех лепестков и всех движений сердца!Весы дрожат… дрожат и – наконец,Сейчас! Сей час… Так вот он, час мой судный!Но кто же я – ответчик иль истец?И почему мне так блаженно-трудно?Побудь со мной у этого огня…Вот так с небес из своего далёка,Вот так когда-то Бог позвал меняС Ним разделить такую одинокость!

Одиночество Бога – это величайшая полнота, величайшее счастье и великая тоска о нас, взывание к нам. Огромное небо, огромное море растят наши души. Бог учит нас Бесконечности, как птица учит птенцов полёту. Перекличка доросших до Бесконечности, соединение их – это новый уровень полноты бытия. Доросшая до Бесконечности душа ни с кем не меряется, никого не превосходит, она просто сбрасывает свое эго, как бабочка – кокон.