Возлюбленная тень (сборник) - Юрий Милославский

– Ладно. «В помещении бухгалтерии соко-маринадного завода…» – я правильно запомнил?

– Та что вы спешите! – лопнуло терпение у Белодедки. – То ж я говорил, что оно раньше было бухгалтерия!

Титаренко с брезгливостью отстранился от повысившего голос инспектора.

– Прости. Не надо до такой степени переживать. Через примерно полчаса доктор приедет – и все пойдет целенаправленно. Но пока если есть возможность составить предварительные заметки – годится? – я бы не возражал немножко упростить обстановку.

Но упростить ничего не удалось.

Бывшая бухгалтерия соко-маринадного завода была, оказывается, заперта с 198… года на два навесных сувальдных замка. Завод, расположенный в километре от церквицы, три года назад выстроил соответствующее помещение у себя на территории. Труп неизвестного лица был обнаружен вовсе не там, где теперь находился. Через сорок минут после начала рабочего дня действовавший на участке бульдозерист Колодяжный случайно обратил внимание, что вместе с землей он загреб какого-то человека, одетого в пиджачный костюм. Выскочив из кабины, он убедился в том, что человек этот мертв, но вроде не оттого, что угодил под бульдозер (трактор МТЗ-50, имеющий прикрепленное к передней части приспособление для сгребания и разравнивания грунта).

Сбегали на завод, откуда позвонили в милицию и взяли ключи от дверей бывшей бухгалтерии, чтобы внести покойника внутрь.

Все рассказанное означало, что статическая стадия осмотра, которая состоит в исследовании объекта в неподвижном положении, – накрылась брезентом.

– Еще живой, думали? – осведомился Титаренко.

«В связи с тем, что обнаружившие не были окончательно уверены…», – написал он синею пастою, подчеркнул красным и обвел зеленым.

– Та чтоб он не лежал пока открыто, поскольку люди ходят, то ж надо тогда изолировать.

Следователь Александр Иванович, приспустив веки, медленно и уныло кивал.

– Несущественно; нам, татарам, все равно: что отступать – бежать, что наступать – бежать; давай теперь восстановим по минутам – плюс-минус; где-то в восемь-полдевятого они вам позвонили…

– У девять.

– Что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило. «В девять часов утра было получено…» А приехал ты?

– У десять. Фундовой тожсамое, я его узял.

– Это сержант твой? А где ж ты его прячешь?

– Та хай в отделении посидит.

– «После получения извещения…» – секундочку, – «на месте обнаружения… мл. лейтенанта… в сопровождении…»

Все эти прибаутки насчет легендарного татарского безразличия, междометия, втычки и повторы заносимых в черновой протокол фразеологических оборотов следователь Александр Иванович проговаривал тихим протяжным голосом без определенного тембра, при этом посматривая на Белодедку с такою степенью отвлечения, что инспектор то оскорбленно отгавкивался, то со злобою вскрикивал, отчего Титаренко становился все улыбчивей и неслышней.

– Ты его точно не опознаешь? Никогда не видел?

– Та он же не местный, гарантировано; с города приехал, студент какой-нибудь, этот… геолог, чи шо, – неожиданно распространился инспектор.

– Сурово ты, чувак, дедукцию применил, – позволил себе обозваться Пилихарч.

За ним и понятые тотчас же расслабились, зашуршали, а один из них даже немного подвинул свой стул в направлении стула следовательского.

Будто не понимая, с какой стороны поступили к нему эти неуместные шумы, Титаренко повел вправо-влево подбородком и, убедясь, что ему, вероятней всего, почудилось, продолжил консультацию с Белодедко.

– Умозаключения мы с тобой отражать не вправе. А почему все ж таки ты пришел к выводу?

– В него борода! Борода така, – вскричал Белодедко. – А в нас тут ни в кого у районе, хипов нема, кастров нема, чтоб у таком возрасте.

Произнеся все это, инспектор несколько пободрел, видя, что и Титаренко, и Толя Пилихарч с коллегиальною уважительностью оценили его респонсы, тем паче выраженные в забавной и ненасильственной манере.

Следователь Александр Иванович решил задать простой вопрос: а не мог ли обнаруженный труп оказаться на кладбище обычным путем? Родственники захоронили, и все.

Узнав о том, что жители Савинцов не имеют сведений о существовании такого кладбища или, во всяком случае, не имели, покамест на территории не приступили к работам, Титаренко не стал возражать, хотя ответы этой дурбильной установки – инспектора Белодедки – выявляли, что он даже не понимает, о чем его, собственно, спрашивают.

Если ты без понятия , так, по-твоему, и другие никак не могли допереть, что у них могилы в семистах метрах от поселка?! А то, что оно старое, так наоборот: вместо того чтобы за большие бабки везти покойника знает куда , почему бы не закопать близкого человека на хорошем месте?!

Титаренко был изумлен собственною раздражительною досадою и готовностью пререкаться, демонстрировать чужому человеку заинтересованность и желчное небезразличие, тогда как давно уже все видимое в нем строго-настрого обязывалось всегда пребывать подчеркнуто дремотным, без какой бы то ни было жестикуляции, допуская лишь подъем правой бровки – в качестве реагажа на идиотничанье окружающей среды.

Перемолчав, следователь Александр Иванович отдулся пунктиром уменьшающихся долек воздуха, в ритме каких-нибудь «да-да-да» либо «так-так-так», отчего пухлая волокнистая пыль на крышке стола, возле которого устроились собеседники, откочевала по кольцу, открыв негладкое, покоробленное покрытие; встрепенулись бумажки.

– А насколько оно, в смысле это кладбище, старое? Захоронения там когда прекратились?

– Та не-е, – возразил Белодедко, уразумев следовательские расклады, – може пятьдесят, може пятьдесят с чем-то и так дальше. Вже никто такой и не живет, чтоб то помнил.

4

Как многие его сверстники, следователь Александр Иванович полагал все государственное достойным легкой, но непрерывной усмешки, для соблюдения чего старался представить – и мысленно описать – начальные абрисы рабочей ситуации в выражениях сугубо площадных, но соединенных в одно целое по методу нарочито книжному; тогда их дальнейший официальный извод, по необходимости основанный на языке службы, давался ему легче и веселее.

Значит, похмельный бульдозерист задавил заснувшего – по анекдоту – на кладбище синяка ; не исключалась вероятность того, что пострадавший самостоятельно сплел лапти , набравшись какой-нибудь синей жидкости . Если окажется верной выдвинутая инспектором дедуктивная версия, то нетутешнего могли пошмонать и успокоить местные жители: например, убитый приговорил на палку савинковскую бабу – и прибыл с ней в поселок; либо впоследствии приехал в гости – а местные его подловили, затеяли разборки и мимоходом-мимолетом довели процесс до летального исхода: а ты не ходи в наш садик! – в такой ситуации убить – как два пальца обоссать.

Такой – иронический – учет переживаемых ситуаций, родственный скорее еще не произнесенным, но вот-вот намеренным покинуть уста словам, нежели собственно мыслям, был для следователя Александра Ивановича занятием немаловажным. Легко уклоняемый в растерянность и тоску, он оберегался тем, что проговаривал в себе разновидности черновых монологов либо формировал грядущие реплики; содержание всего этого, конечно, не могло не меняться, следуя за обстоятельствами, но зато исполнению всегда полагалось быть умеренно залихватским, отмеченным плавною, сдержанною беглостью – как оно и подобает почтенному мощному человеку, что присел поговорить-отдохнуть в компании неглупых друзей.

На труп он еще и не глядел, однако ж выбирать было не из чего.

Приходится признать, что вопреки бесчисленным детективным повестям, телесериалам и воспоминаниям очевидцев в мiре не существовало и не существует оперативно-розыскных методов, позволяющих обнаружить концентрированно действующего убийцу. Таким образом, статистически здравомыслящий индивидуум в состоянии вполне безнаказанно совершить убийство всего при двух сопутствующих условиях: а) известная предварительная подготовка; б) избранная жертва должна, как правило, располагаться на том же либо соседствующем – считая сверху – сословном уровне, чтобы не пришлось просачиваться сквозь многослойную сетку референтов, советников, секретарей, охранников и электронных устройств.

Само собою разумеется, что какой-нибудь простец, забивающий жену разводным ключом, поскольку та утопила свекровь в бельевом баке (нечто в этом духе Титаренке пришлось недавно расследовать), – такого рода эмоционал обязательно и вскорости попадется. Со всем тем у полиции нет никакой действительной возможности выяснить личность убийцы, если речь идет не о болезненной эмотивности, подчинившей себе наши влечения и деятельные силы, но лишь о так называемом заранее обдуманном намерении – ну хотя бы за полчаса до момента, когда мы, туго подпоясавшись, выходим в ночь.