Толмач - Михаил Гиголашвили

– Раиса, дайте паспорт, если есть. Он не обманывает, – сказал я.

– Ну нету, можете это понять? Не-ту!

Марк, как Цезарь, поднял руку:

– Довольно. Не хотите ли что-нибудь добавить, заявить?

Раиса подумала и сказала:

– Можно в лагере трохи поробыть, пока в тюрьму отправите?

Марк не понял вопроса:

– Как подработать, где?

– Ну, в лагере, уборщицею или прачкою… Денех чуть-чуть штоб…

Марк с неподдельной жалостью вздохнул:

– Уф, несчастная женщина… О, господи!.. Можете, конечно. Я сейчас напишу коменданту, он распределяет черную работу. – Марк набросал на бумажке несколько предложений. – Вот, обратитесь к господину Кнорру, у него подряды на все стирки-уборки. И все. С нашим ведомством у вас дел больше нет. Мы вот еще заполним бланк об утере паспорта, отошлем – и все, финита. А вы, – сказал он мне, – вместе с ней идите в Ausländeramt. Как они решат – так и будет. Мы свою миссию выполнили. И неплохо, а, коллега? – обратился он ко мне.

– Переводчик абсолютно нейтрален, – ответил я ему. – Это ваши заслуги.

– И, кстати, ваше пребывание в Ausländeramt тоже будет оплачено по тому же тарифу, как и тут, – добавил он.

– Лишний пфенниг никогда не помешает, – резво согласился я.

– Вот именно. Как говорится, деньги не делают счастливым, а вот большие деньги – делают, да еще как. Все это нервов стоит. – Он вылущил пару таблеток и проглотил их с гримасой. – Вот от нервотрепок желудок стал барахлить. Теперь вы с ней идите к Зигги, пусть она подпишет бланк об утере паспорта, а потом идите туда! – И он указал в окно на угол здания, около которого стояли, слонялись и сидели на корточках лица исключительно темно-черного цвета кожи и курчавых волос. – Я сейчас туда позвоню, узнаю, кто там на букву «Л» обрабатывает.

Он поискал номер под стеклом стола, набрал его и, перекинувшись с кем-то добрыйднями и давноневиделисями, сообщил, что сейчас к нему подойдут.

– Идите к господину Рониху. И перевод не забудьте. Я скажу, чтоб оформили в бухгалтерии.

– А обратный перевод протокола? – напомнил я, раз уж речь пошла о пфеннигах.

– Хм, правильно. А может, она отказывается от него? Спросите.

Я спросил у Раисы, хочет ли она слушать текст протокола, как тут обычно делается.

– Мне все равно, – прошептала она.

– Это важный документ, на нем все базируется, – объяснил я.

Она кивнула.

– Да, она хочет, – сообщил я Марку.

– Ну, приходите тогда потом, попозже. А я пока на обеденный перерыв пойду. Кроме творога и сметаны, ничего нельзя.

Я встал. Раиса продолжала сидеть, уронив руки на сумку и картошку.

– Все, Раиса. Тут дело кончено. Надо идти, – сказал я ей.

– Куды, в тюрьму? – осоловело повела она глазами.

– Нет, до тюрьмы еще далеко. Просто теперь вы поступили в ведение другого ведомства. И ваш статус теперь – беспаспортный иностранец. Дали бы лучше паспорт…

– Нету.

– На нет и суда нет, – опять удивился я упорной тупости Раисы, ощущая жалость к этой измученной женщине с ее картошкой (возможно, и правда где-то украденной) и мечтой поработать уборщицей в лагере, где пачкают и гадят беженцы со всех континентов. От хорошей жизни картошку не тащат и о стирке не мечтают. – Я думаю, что с тюрьмой он переборщил и паспорт вы будете ждать где-нибудь в лагере.

– Вот и харно, подработаю трохи, – обрадовалась она.

Потом мы сидели в Ausländeramt, ждали с обеда Рониха. Раиса сняла резинку с косицы, растрясла волосы. Резинка – черная, советская, аптекарская, грубая. На стеклах очков – перхоть и черные пылинки. Взгляд направлен в себя. Раиса поникла, пожухла, сгорбилась и молча колупала ногтем скамейку.

Потом явился жизнерадостный толстячок Роних. Он тоже не знал, что делать с Раисой: спрашивал о паспорте, совещался с двумя полицейскими, которые привели какого-то заморыша в наручниках и ждали в коридоре. Они сказали Рониху, что лучше всего, конечно, было бы обыскать комнату этой женщины и найти паспорт, но без санкции прокурора это невозможно сделать. Роних возразил, что в особо экстренных случаях можно поручить это дело коменданту лагеря. Полицейские ответили, что это их не касается и без санкции прокурора они ничего обыскивать не будут.

В конце концов Роних приказал Раисе сняться на паспорт и прийти завтра с четырьмя фотографиями, а там посмотрим. На этом мы разошлись в разные стороны. А в поезде я перечитал данную мне для перевода шпаргалку жизни, найденную у Раисы. И на душе стало еще хуже и тоскливее. И не оттого, что это была сплошная ложь, а оттого, что ее реальная жизнь была наверняка не слаще этой лжи.

Письмо королеве

Вот и лето проходит. Да и что за лето было?.. Разве это лето?.. Дрянь какая-то. Помесь белых ночей с черными днями… А вредные синоптики по ТВ пытаются хорошие мины при плохой игре делать. Что им, бедным, остается? Как людям правду сказать и при этом настроения не испортить, чтобы люди в сердцах канал не переключали и рейтинг поддерживали?.. Вот они и идут на ухищрения. Им за это деньги платят. Один толстомордый синоптик с программы RTL мне особенно на нервы действует. Не только я – вся Германия эту «погодную лягушку»[60] ненавидит: как его на экране увидят – знают, что сейчас дождь пойдет, а завтра ливень будет идти, и послезавтра, и всегда…

Рожа у этого синоптика сугубо жабья: щеки – как две упитанные ягодицы (по-немецки: «Po-Backen», «жопьи щеки»). Жабоморда, короче. Его все ненавидят, а он старается свой сглаз сгладить, особые штучки придумывает. То морковок натрет перед камерой – «мол, ничего, что холодно, принимайте витамины!» То шубу на пляже напялит – «с шубой жить можно!» То каких-то людей на улице глупыми вопросами донимает. То с детьми в песочнице кувыркается. На мусорных бочках собак рассадит и интервью у них берет. Или на голову козлиный колпак нацепит – старушек пугать. В общем, помесь веселого идиота с игривым дебилом. Терпеть не могу этого синоптика. Да и всяких других синоптиков – тоже. Если плохая погода – скажи честно, прямо, по-человечески, а чего кривляться, как клоун?.. Это только папуасы разными действами солнце вызывают, зная от предков, что без человеческой жертвы не обойтись. Но кто тебе даст? Солнце богу самому нужно – на седьмом небе темно, холодно и пусто. А лучше всего было бы этого синоптика самого за жопьи жабры – и на алтарь, в жертву какому-нибудь богу Какайкакя, кривым кинжалом горло перерезать и сердце вырвать, больше пользы будет. Да демократия не позволяет.

Я вообще много чего не люблю, характер такой мерзкий. И чем дальше – тем хуже. Макароны, например, терпеть не могу. Душу воротит от мотоциклистов. Вид беременных женщин тошноту вызывает (в прямом смысле). Всяких лысых пейджеристов-интернетчиков не перевариваю. Цифры, формулы и графики тоску наводят. Ко всяким филососам, мутотень на плетень наводящим, тоже почтенья нет. Попов и святош презираю. Педофилов-пасторов придушил бы своими руками. Шумных оптимистов не выношу. Голодные поэты-птичкуны на нервы действуют.

А среди поэтов самые главные долбоебы – это мудаки-песенники. Недавно на вернисаже одна борода в свитере привязалась: «Ах, тише, пожалуйста, человек же поет!.. Да вы авторскую песню не уважаете, стыдно!.. Каждый интеллигентный человек должен уважать авторскую песню!.. Это выставка, а не балаган и не рюмочная!.. Не надо топать по вернисажу!» – «Верни?.. Сажу?.. Я у тебя сажи не брал!.. – отвечаю. – И плевать я хотел с большой горы на твою авторскую песню и на твои костры с мандавошками!.. Надо тебе в тайге комаров кормить – иди, но зачем другим свою глупость навязывать?..» Борода начала хорохориться – и получила пирожками по мозгам (потом за разбитое блюдо платить пришлось). Таких вот козлов на дух не переношу. Жлобоморы! Их надо лоботомией лечить – может, затихнут?! Ведь свое мнение навязывать – то же самое, что в скрипучих сапогах по трескучему паркету ходить. Любишь походы и хлеб с гнильцой – ходи, а других зачем гнать?.. И пусть у меня тело с дрябцой, зато у тебя башка с дурцой!

Еще к недалеким бездельникам-охотникам с недоверием и большим предубеждением отношусь: надо тебе зайчатины – пойди и купи, чего живую душу губить?.. А рыбаки – те совсем примитивы, вроде своих червей, их мозгов только на сидение и глядение в одну точку хватает. Я лично между сидением и стоянием всегда выбираю лежание.

Спорт особое омерзение вызывает. У спортсменов явно не те лобные доли развиты. Спортсмен – это уже самый низ эволюции. Ниже – одни кистеперые, моллюски, землеройки, черви, медузы и гидры. А хуже спортсменов – только математики. Особенно космические, которые миллиарды народных денег во Вселенную усылают – эти очень опасны. Чуть что – летим на Марс!.. А чего на этом недоделанном Марсе не видели?.. Что на ебанутом пустом Плутоне потеряли?.. Нет, надо им обязательно там зонд поставить. Или дощечку к скале прибить, чтоб марсианские сороконожки прочли, кто и когда на этот Марс прилетал, сколько экспедиция стоила, а «Кока-кола» главным спонсором была. Нужна эта информация сороконожкам, как собаке пятая нога. Там глаз нету. И камни читать не умеют.