Страна, которой нет - Kriptilia
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы хотите сказать, господин не-Панглосс, - от лести еще не умер ни один льстец, - что XCI поручал другим лицам что-то еще?
- Блокировать сделку, - выдавил из себя осьминог. Соблаговолил поделиться, и на том спасибо. – Надежно блокировать сделку. Две идеи в одной голове – это, кажется, шизофрения?
- Для полугосударственного учреждения - даже не начало ее, - вздохнул Бреннер, очень надеясь, что сам не идет пятнами, плесенью, боеголовками чешуей и всем прочим, что проступает сквозь кожу при подобных известиях. Маленький глупый аль-Сольх вовсе не ошибся предметом. Он ошибся адресом, но ошибся совсем чуть-чуть. А тот, кто наводил глупого аль-Сольха, получается, совсем не ошибся. И не действовал наугад. Он проверял рабочую версию. - Однако, когда реализацию осуществляют в одном и том же локусе посредством почти одних и тех же лиц... Это либо крайний идиотизм, либо враждебные действия по отношению вовсе не к Турану, а к нам. К сожалению, теория вероятности стоит за идиотизм.
В теорию вероятности Ренье, кажется, не поверил. Пришлось подкреплять аргументацию, что было особо приятно с учетом достаточно высокого риска прослушивания.
- Американцы, - особенным выразительным тоном выговорил он. В России добавил бы: onee zhe toopye! В этом номере щеголять знанием фольклора было бессмысленно и расточительно.
- Да-да, - покивал Ренье, рефлекторно улыбаясь – дескать, мы-то с вами цивилизованные люди и понимаем, с кем имеем дело. Температура понизилась еще на пару градусов и стала почти комфортной.
- Никогда больше с ними связываться не стану, - совершенно искренне пообещал Бреннер, и добавил достаточно серьезную профессиональную угрозу: - И другим отсоветую.
Сделал заявление – и сам понял, что если номер прослушивается или Ренье пишет разговор, то более четко и выразительно заявить «вызываю огонь на себя» он бы не смог. И еще мгновением позже осознал, что именно этого и хотел с самого начала.
Тоже варварская идея, конечно.
- Запомните, - говорит чуть оплывший но все еще очень привлекательный человек средних лет – прямо хоть сейчас в любой сериал, - наш самый опасный враг – не атлантисты, нет. Запомните – это крестьянин, лавочник, хозяин мастерской. Крестьянин, лавочник, хозяин мастерской. Не за морем, а здесь, у нас. Запоминайте и не ошибитесь. Любой внешний враг может сделать с нами только то, что мы ему позволим... плюс-минус доля удачи. Но это так у всех, так все живут, атлантисты тоже. А вот крестьянин, лавочник и хозяин мастерской могут сделать с нами что угодно – и они нам враги.
Не нужно поднимать руки, я знаю, что здесь полным-полно крестьян и так далее – или детей крестьян и так далее. Вы слушайте.
У баасистских революций был шанс. Даже у иранцев при Хомейни был шанс. Знаете, куда пошел этот шанс? Иранский, иракский, сирийский, египетский, турецкий даже – меньше, но закон тот же? Я вам отвечу, нет, не в никуда. Даже не в коррупцию. В крестьян, лавочников, хозяев мастерских... они выжили сами, они вырастили детей и детей детей и они ни минуты не думали о том, что никакого, самого нефтяного – а с нефтью повезло не всем – самого жирного раздела не будет хватать на всех всегда. Они не думали, что их внукам и правнукам тоже понадобится пространство для роста. Они не видели, что небо над ними сжимается в точку. Они не поступили как в Японии, как в Корее, даже как в Малайзии. Зачем? Им было достаточно, они не искали добра от добра. И от мелкого зла. И даже от большого, но все еще терпимого... Они мирно проели время на рывок - которое у них было, и время на ремонт - которое у них было, они подошли к воронке и скатились в нее. Они не очнулись даже в жвалах муравьиного льва. Очнулись их внуки.
Вы знаете, с чего началась знаменитая Арабская Весна? С того, что в тунисском провинциальном городке двадцатишестилетний парень сжег себя, после того как у него конфисковали овощи, которыми он торговал без разрешения. У него не было ни земли, ни своего дела, ни работы, ни шансов найти работу, потому что без работы ходила четверть его поколения - и половина тех, кто был на пять лет моложе. Он умер - и такие как он увидели в нем себя. А в стране таких было большинство. Медианный возраст - тридцать. Тунису повезло с этими тридцатью, мужчины в тридцать хотят жить и хотят, чтобы жили их дети. В Тунисе мечтали просто сменить власть, а не построить рай. В Египте этот возраст был 25. В Сирии - 21. В Йемене - 17. Ливию я не считаю, там толчок шел извне. 25, 21, 19, 17. Мальчишки, друзья мои, мальчишки без будущего. Мальчишки, не попробовавшие ответственности, не имеющие перспективы. Злые, голодные, невежественные - несмотря на образование, потому что только практическое знание дает плоды, а у них не было, куда приложить руки. Отравленные радикализмом всех мастей - потому что никакая традиция, включая светскую, ничего не могла им дать. Не было для них ни земли, ни лавки, ни дела, ни уж тем более возможности менять судьбу. Им оставалось умереть или пробить небесный свод, понимаете? Да, это правильный вопрос - в каком-то смысле, почти как нам. Но мы-то шли за солнцем и жизнью. Спасибо Вождю, мы знали, какую хотим страну. Они не знали и их некому было повести. Их старшее поколение знало только, что от добра добра не ищут.
Конечно, они отдали власть демагогам, жуликам и религиозным фанатикам. Кому еще? Кто у них еще оставался, кого они смогли бы услышать? Конечно, эти слепые поводыри завели их в еще большую нищету, в еще большую безнадежность. Конечно, толпа
