Штрафной удар сердца - Алекс Винтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспомнив о вечеринке, Востриков раздевает Антона, уносит его вещи в раздевалку и выбирается из бассейна тем же путем. Поймав такси, он возвращается в дом любовницы, сбрасывает испачканную кровью одежду и укладывается в постель к Завьяловой, чтобы рано утром получить известие об убийстве. Спеша в спорткомплекс, Востриков закидывает в багажник сумку с окровавленной одеждой, чтобы потом избавиться, но ему приходится задержаться, а Марина, уехав, отравляется к отцу и бросает машину у него. В тот же день Востриков узнает, что неизвестные взломали сейф Торадзе, и радуется: полиция будет искать взломщика и никогда не подумает на респектабельного отчима.
Накрывает его уже потом, после допроса, когда он, как ему кажется, держится вполне достойно. Сначала Сергей думает: его корежит, потому что он заболел, ведь убийство – не какая-то ерунда, мертвый Антон навлек на него проклятие, и сейчас все, о чем он солгал, обернется против него. Сергей никогда не испытывал ничего подобного, поскольку бесконечное вранье было его второй натурой. Но сейчас оно просто разъедает его изнутри, как серная кислота. Это страх. Он боится. Вострикову не хватает сил рассказать жене об убийстве ее единственного сына. А затем ему звонит Сомов, который знает больше, чем нужно. Но он завяз в этой истории слишком глубоко и ничего не скажет. Сергей убеждает его спрятаться и несколько дней трясется, надеясь, что его навсегда оставят в покое. А потом вызов на допрос, и женщина с безжалостными глазами и повадками добермана хватает его за горло. Вострикову кажется, что за ее спиной стоит Антон в мокрой одежде, с его босых ног текут кровавые ручьи, а он смеется, смеется, смеется…
Сейчас
Спустя месяц они возвращаются к прежнему режиму, почти авральному, поскольку до отбора в сборную остаются считаные дни, программы не откатаны, костюмы не дошиты и вообще вокруг кавардак. После того как следствие по делу об убийстве Антона Романова завершилось, они почти не виделись, занятые собой. Таня покрасила волосы в роскошный блонд, совершенно преобразившись, Алекс однажды явилась на тренировку с засосом на шее, а Елена впервые за это время собралась и выдала свой максимум, откатав всю программу так, что Алиса Серебрякова психанула и ушла с арены.
Никто не говорит об Антоне и их последней вечеринке в бассейне. Никому не интересно, что стало с Денисом Лаврентьевым, хотя, по долетевшей информации, ему не предъявили обвинения в краже, и он вновь поправляет здоровье в очередной клинике. Не вспоминают и о Димке Сомове, который просто взял и исчез из команды. Судебное заседание по делу Сергея Вострикова еще не состоялось, у Димки много шансов оказаться за решеткой, как соучастника преступления, но адвокаты надеются на условное наказание, ведь он в конце концов никого не убил. В хоккей ему путь заказан навсегда, но никто не сокрушается.
Антон Романов уже месяц, как похоронен, но никто из подружек не заговаривает ни о нем, ни о том, что случилось, не хотят вспоминать. И дружба, которая казалась незыблемой и вечной, дает трещину. Они все реже и реже проводят время вместе, замотанные тренировками, сводя общение к переписке. Но однажды, когда до отбора остается всего неделя, они вместе выходят с ледовой арены после многочасовой изнурительной тренировки, и неловкость, которую девушки испытывают в последнее время, ломается. Они вновь идут в кафе, где привычно заказывают что-то нежирное и вразнобой делятся впечатлениями о тренировке.
– Ты была молодцом, – говорит Алекс Елене. – Этот твой каскад просто бесподобен. Серебрякова чуть не сдохла от зависти. Мне кажется, ее программа в разы хуже твоей.
– Я тоже так считаю, – поддерживает Таня.
Елена смущается, хотя похвалы ей приятны. Под кондиционером довольно прохладно, и она, поежившись, накидывает на плечи толстовку. За соседним столиком двое парней с интересом разглядывают подруг и о чем-то говорят, а потом заразительно смеются. Алекс выпячивает грудь и дарит им ослепительную улыбку.
– Боже, только не начинай, – говорит Елена. Алекс не обращает на нее внимания. Интерес парней неподделен. Вот только непонятно, кто на кого запал. – Саш, ну в самом деле, не хватало еще перед отбором фигней страдать!
– Да мне-то что? – отмахивается Алекс. – Это вам надо переживать, а моя песенка спета. Торадзе сегодня официально отправила меня в отставку. Так что я откаталась, девочки.
Подруги шокированы и тем, что произошло с Алекс, и тем, с какой беспечностью она произносит эти слова. В этом нет ни капли притворства, только смирение и даже какой-то юношеский задор.
– Саш, мне очень жаль, – говорит Таня, и ее голос дрожит, даже на глазах выступают слезы. – Это ведь неправильно и нечестно. Ты вкалывала больше всех нас. Софико не имела права выбрасывать тебя на улицу.
– Ну, она взяла и выбросила, – констатирует Алекс. – А добрые люди подобрали. У меня на сегодняшний день уже два очень перспективных предложения: ледовое шоу и телевидение. Все-таки Бог есть. Помните, как мы планировали уйти в телеведущие или в поп-группу? Ну вот, я буду соведущей на федеральном канале, там запускают шоу про выживание, так что перед вами новая звезда. Плевать на Торадзе, медали и места. Мне и так хорошо.
Таня и Елена переглядываются. Им непонятно, как реагировать на это откровение, поскольку в их мечтах завершение спортивной карьеры видится где-то в отдаленной перспективе. Непринужденная легкость, с которой Алекс выдает новости о своих планах, их настораживает и пугает.
– Ну, я рада за тебя… наверное, – осторожно говорит Елена. – Если ты точно решила.
– За меня решили, – отвечает Алекс.
Таня с поскуливанием бросается ей на шею и пищит в ухо, как мышь:
– А я рада! Я правда рада! Это твое. Ты все сможешь!
– Не сомневаюсь! – ворчливо отвечает Алекс и пытается отстраниться, но радость Тани ее все-таки трогает, и она сама чуть не плачет. Таня отрывается от подруги, глядит на нее счастливыми глазами, а потом улыбка сползает с ее губ.
– Но мы же не перестанем дружить, девчонки? После всего этого не бросим друг друга?
– Не неси чушь. Конечно, не бросим, да, Лен? – уверенно говорит Алекс, но Елена не отвечает. Она напряглась и повернулась к экрану, где певица выводит грустную трель, и ее нежный голос невероятно печален. Эти слезы и боль узнаваемой мелодии, наполняющие пространство кафе, задевают самое сердце:
I feel you all around me
Though you’re no more in this space
You’re nowhere to be found,
There’s not a breath of you in here…[1]
– Это та самая песня,