Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она насмотрелась достаточно, более чем достаточно. Вытирая руки о пальто, она направилась к двери, закрыла ее и замотала веревку так, как было раньше. Затем взобралась по склону и вышла на чистый воздух. Полицейских не было видно, и она проскользнула обратно незамеченной.
Ее уже ничто не могло тронуть, коль скоро она сумела подавить естественное отвращение и приступ жалости при виде детей и женщины с каштановыми волосами; даже эти чувства — жалость и отвращение — подвластны ей. Глядя на бегущую за машиной собаку, она испытывала больше эмоций, чем в церкви Всех Святых, несмотря на ужасы склепа Ложась в тот день спать, Элейн не чувствовала ни трепета, ни тошноты, но ощущала себя сильной. Что вообще теперь может ее испугать, если она так спокойно вынесла видение смерти? Она спала крепко и проснулась освеженной.
Утром она вышла на работу и, извинившись за свое вчерашнее поведение, уверила Чаймза, что чувствует себя как никогда хорошо. Чтобы окончательно реабилитироваться, она старалась быть как можно более общительной, раздавая улыбки направо и налево. Сначала это вызывало некоторое сопротивление; Элейн догадывалась, что сослуживцы боятся принимать первый проблеск солнца за настоящее лето. Но ее поведение не изменилось ни в этот день, ни назавтра, и они начали понемногу оттаивать. К четвергу все забыли о слезах, пролитых Элейн на неделе, и говорили о том, как; хорошо она выглядит. И это было правдой — зеркало подтверждало. Ее глаза сияли, кожа блестела. Вся она была олицетворением жизненной силы.
В четверг после обеда, когда она сидела за рабочим столом и разбирала бумаги, прибежала одна из секретарш и принялась, заикаясь, что-то рассказывать. Сослуживцы пришли ей на помощь и сквозь всхлипывания разобрали, что речь идет о Бернис — женщине, с которой Элейн порой обменивалась улыбками на лестнице, не более того. Похоже, с ней что-то случилось: секретарша говорила про кровь на полу. Элейн встала и присоединилась к тем, кто отправился посмотреть, в чем дело. Управляющий уже стоял возле женской уборной, тщетно пытаясь унять любопытство сотрудниц. Кто-то из них — кажется, еще один свидетель — излагал свою версию случившегося:
— Она стояла вон там, и вдруг ее затрясло. Думаю, у нее начался какой-то припадок. Кровь пошла из носа, потом изо рта и залила все вокруг.
— Нечего вам здесь делать, — настаивал Чаймз. — Пожалуйста, расходитесь.
Но никто его не слушал. Принесли одеяла, чтобы накрыть женщину; как только дверь в туалет открылась, все подались вперед. Элейн бросила взгляд на фигуру, бьющуюся в конвульсиях на полу. Ей не хотелось видеть ничего больше. Покинув толпу в коридоре, Элейн вернулась к своему столу. У нее была куча работы — так много упущено за эти горькие дни. В голове пронеслась подходящая фраза: «Искупи время». Элейн занесла ее в записную книжку как напоминание. Откуда такие слова? Она не могла вспомнить, но это было неважно. Иногда в забывчивости есть мудрость.
Вечером ей позвонил Кэвенаг и пригласил на ужин. Ей очень хотелось рассказать ему о своих приключениях, но все же она отказалась, так как в тот день намечалась небольшая вечеринка — друзья решили отпраздновать ее выздоровление. Элейн спросила, не присоединится ли он к ним? Он поблагодарил за приглашение, но заявил, что большое количество людей всегда пугает его. Она ответила, что это ерунда: ее друзья обрадуются знакомству, а ей будет приятно его представить. На что Кэвенаг ответил, что появится лишь в том случае, если его эго на это согласится, а если не придет, то просит на него не обижаться. Элейн заверила, что он может не бояться. В конце разговора она хитро намекнула, что при встрече расскажет ему кое-что интересное.
Следующий день принес плохие новости. Бернис умерла в пятницу рано утром, так и не придя в сознание. Причину смерти до сих пор не установили. В офисе говорили, что она всегда была болезненной — первой среди секретарш простужалась и последней выздоравливала. Был и другой слух, правда, менее популярный — насчет ее личной жизни. Она была довольно привлекательна и весьма неразборчива в выборе партнеров. Не в венерическом ли заболевании, разросшемся до общего заражения, кроется причина ее смерти?
Эта новость, занявшая сплетников, плохо повлияла на общий психологический климат. Две девушки в то утро сказались больными, а за обедом аппетит не пропал, похоже, только у Элейн. Но уж она ела за троих. Она была голодна как волк; казалось, в этом есть нечто патологическое. Но желание есть доставляло удовольствие после стольких месяцев апатии. Когда Элейн оглянулась на унылые лица сослуживцев, она почувствовала острую неприязнь к ним: к их дурацкой болтовне, к их примитивным суждениям, к тому, как они обсуждают внезапную смерть Бернис, словно никогда в жизни не задумывались о подобных вещах и изумились, что такое может случиться.
Элейн знала обо всем получше. В последнее время она часто была на грани смерти: в течение месяцев, приведших к гистерэктомии[11], когда опухоли словно чувствовали, что на них покушаются, и вдруг увеличились вдвое; на операционном столе, когда хирурги дважды отчаивались ее спасти; и вот недавно, в склепе, лицом к лицу с гниющими трупами. Смерть была повсюду. То, что она так неожиданно ворвалась в их милую компанию, показалось Элейн исключительно забавным. Она ела с вожделением, и пусть себе шепчутся о чем угодно.
На вечеринку они собрались в доме Рубена — Элейн, Гермиона, Сэм и Нелвин, Джош и Соня. Это было прекрасно — увидеть старых друзей за одним столом, отбросив ранги и амбиции. Все быстро захмелели; языки, уже развязывавшиеся от общения с близкими людьми, развязались окончательно. Нелвин произнес трогательный тост в честь Элейн; Джош и Соня обменялись язвительными замечаниями по поводу протестантизма; Рубен изобразил в лицах приятелей-адвокатов. Было чудесно, как в старые добрые времена, теперь еще и украшенные воспоминаниями. Кэвенаг не появлялся, и Элейн радовалась этому. Вопреки собственным словам, она понимала, что он потерялся бы в их тесном кругу.
Уже за полночь, когда общая беседа в гостиной разделилась, Гермиона упомянула о яхтсмене. Хотя она была в другом конце комнаты, Элейн услышала знакомое имя вполне отчетливо. Прервав разговор с Нелвином, она направилась, переступая через ноги, к Гермионе и Сэму.
— Я слышу, вы говорите о Мэйбери, — сказала она.
— Да, — ответила Гермиона, — мы с Сэмом как раз отметили, как это странно.
— Я видела его в новостях, — добавила Элейн.
— Печальная история, — отозвался Сэм — То, что случилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});