Колонисты - Джек Кавано

Разговор о прошлом утомил Кристофера Моргана, и вскоре он уснул. Слушая шум огня, Филип размышлял о том, что сказал старик. Он думал о матери, Присцилле и Джареде. Он больше не сердился на них за то, что они ему не пишут. Филип попытался представить, чем они сейчас занимаются. Здоровы ли они. Счастливы ли они. Ладят ли между собой. Молодой человек улыбнулся, подумав, что Присцилла, наверное, содержит отцовский кабинет в образцовом порядке, и каждая книга, каждая бумажка лежат на своем месте. Да и за счетные книги тоже не стоит беспокоиться. Затем он вспомнил о брате. Интересно, нашел ли он работу? Женился ли на Энн? Он пытался представить, каково приходится матери, которая стала вдовой, привыкла ли она к этому. Страдает ли от одиночества. В первый раз со дня отъезда из Кембриджа Филип со слезами на глазах молился за своих близких.

После молитвы он мысленно вернулся к Кристоферу Моргану, Витамоо и Вампасу — с этими людьми он делил последний год кров. Его семья была далеко, и пока он ничего не мог для нее сделать. Ему оставалось лишь довериться Господу и терпеливо ждать той минуты, когда он сможет что-то исправить. Однако ничто не мешало ему наладить отношения с Вампасом и Витамоо.

Небо подернулось легкой голубой дымкой. Солнце поднялось — как сказали бы индейцы, определяя время, — чуть выше уровня глаз. Осень была уже в разгаре, и солнце почти не прогревало землю. Роса на листьях кукурузы еще не высохла, и одежда на Филипе промокла. Молодой человек полз по кукурузному полю на четвереньках, стараясь не задевать стебли, чтобы не выдать себя.

Добравшись до середины борозды, Филип вдруг подумал, что, возможно, ему не стоило этого делать. Но кукуруза росла слишком тесными рядами, и он не мог повернуть назад, не обнаружив себя, поэтому он полз на четвереньках до тех пор, пока не увидел Витамоо.

Попав в резервацию, Филип сразу обратил внимание на деревянную вышку, стоявшую на краю кукурузного поля. Тогда он не понял ее назначения. Позже он выяснил, что это сооружение служит для охраны поля от черных дроздов, которые были не прочь полакомиться зерном, особенно в утренние часы. В обязанности Витамоо входило сидеть на вышке и бросать в надоедливых птиц камни и палки.

Филип увидел девушку, преодолев примерно три четверти борозды. Стараясь не задевать стебли, он расположился так, чтобы ему было лучше ее видно в просвете между листьями. Витамоо его не замечала.

Молодой человек слышал, как бешено колотится в груди его сердце. Какое волнующее зрелище — женщина, которая не догадывается, что за ней наблюдают! Но Филип хотел подкрасться к Витамоо, а не шпионить за ней. Тем не менее он не мог несколько минут отвести глаз от прекрасной индианки — ведь в вигваме ему удавалось лишь мельком взглянуть на нее.

Витамоо с невозмутимым видом сидела на вышке. Подле девушки лежали палки и камни. Взгляд Витамоо был устремлен вдаль — видимо, она унеслась мыслями куда-то далеко-далеко.

Время от времени она шевелила беззвучно губами. С кем она разговаривала? Сама с собой? Может быть, она говорила с Богом.

Девушка выпрямилась, потянулась, стряхнула с рукава какую-то невидимую пушинку. Ее движения были легки и изящны, даже когда она делала самые обычные вещи: отряхивала что-то с одежды или отбрасывала назад свои длинные черные волосы. Филип мог бы наблюдать за Витамоо часами, но он чувствовал, что поступает не вполне честно, и чем дольше он подглядывает, тем сложнее ему будет объясниться с ней. С трудом оторвав взгляд от девушки, он взялся за кукурузный стебель и потряс его.

В ту же секунду над его головой пролетел камень. Второй угодил ему щеку.

— Ой! — молодой человек вскочил на ноги. — Перестань! Это я!

— Филип? — Витамоо, держа в руке камень, стояла у края вышки. — Филип Морган, что ты делаешь на моем кукурузном поле?!

— Пытаюсь увернуться от камней.

— Как ты здесь оказался? Я не видела, как ты подошел.

— Вообще-то, я подкрался, — признался он.

— Тогда ты получил по заслугам. И можешь получить еще!

Филип дотронулся до щеки. Она была в крови.

— Ты ранен?

— У меня разбита щека.

— У тебя идет кровь? Я отсюда не вижу.

Витамоо положила камень, который держала в руке, и спустилась с вышки.

— Покажи, — приказала она, подбежав к молодому человеку. Девушка отвела руку Филипа, обеспокоенно взглянула на его щеку, а затем с облегчением сказала: — Ранка неглубокая. Тебе больно?

— Нет.

Филип не преувеличивал. Боли он не чувствовал. Щеку перестало саднить, едва к нему приблизилась Витамоо. Ему полегчало от той теплоты, с которой она прикасалась к его щеке. От нежного взгляда ее черных глаз.

— Ты слишком высокий, — сказала она. — Нагнись, я не вижу твою щеку.

Филип послушно наклонился. Он сделал бы все, что бы она ни попросила. Пока, приблизив свое лицо к его лицу, девушка разглядывала ранку, молодой человек изучал ее глаза. Они были черными, с коричневыми крапинками.

— Ранка неглубокая, — еле слышно повторила она. Если бы сила ее тревоги зависела от глубины раны, Филип согласился бы даже на сквозное ранение.

Витамоо отступила назад.

— Ты так и не объяснил, что ты делаешь на моем поле… и почему ты пробрался сюда тайком!

Перед ним вновь была та Витамоо, к которой он привык. Собранная и суровая.

— Я знаю, как тебе досаждают дрозды… — он чувствовал, как нелепо это звучит.

— И что с того?

— Мне кажется, я похож на них… я тоже раздражаю тебя… и если тебе захочется бросить в меня камень, может быть, нужно позволить тебе сделать это. Вдруг тебе станет легче, — и молодой человек быстро добавил: — Правда, я не догадывался, что ты такая меткая!

— Ты пришел сюда, чтобы я бросала в тебя камни?

— Ну, я ведь тоже досаждаю тебе…

— То есть так ты решил попросить прощения?

Филип смущенно уставился себе под ноги и пожал плечами:

— В общем, да!

Девушка молчала. Тогда Филип не без робости поднял глаза на Витамоо. Индианка, сложив руки на груди, недоверчиво качала головой. Наконец ее зубы сверкнули в улыбке.

— Ты просто невозможен! — сказала она. — Почему ты просто не мог извиниться?

Филип машинально прикоснулся к ранке на щеке и сморщился от боли.

— Но что мне было делать, Витамоо? Ты не позволяешь мне даже приблизиться к тебе.

Девушка перестала улыбаться.

— Ты знаешь, что это правда! — сказал Филип.

Индианка в свою очередь потупила взор.

— Но если я признаю, что ты говоришь правду, мне нельзя будет больше кидать в тебя камни?

Сквозь упавшие на глаза волосы Витамоо лукаво поглядела на Филипа. На ее губах играла озорная улыбка.