Ярость Антея - Роман Глушков

Станина для «Тугарина» уже давно закреплена «фантомами» на портике парадного входа. Сам 12,7-миллиметровый пулемет и боеприпасы к нему лежат рядом у невысокой – чуть выше колена – балюстрады. Завернутые в промасленный брезент, они терпеливо ждут своего часа. Мы с Дросселем перелезаем с крыши вестибюля на подпираемую массивными колоннами прямоугольную площадку, возвышающуюся в полутора десятках метрах от земли, и, не мешкая, приступаем к монтажу орудия. Сначала расчехляем его, затем водружаем двуствольную дуру на поворотный механизм и проверяем, легко ли она вращается. Электроусилители привода работают без проблем, как и прочая механика. А вот радар, экран маркирования целей и голографический прицел не включаются. Чему Дроссель, впрочем, ничуть не удивляется и не огорчается.

– Так ведь я их сам монтировкой расколошматил, когда мы «Тугарина» с подбитого танка снимали. На всякий, как гытца, пожарный случай. Чтоб эта паскудная дрянь в электронику больше не вселилась, – просвещает меня седовласый громила-байкер. Говорит он из-за лицевого паралича лишь правой половиной рта, поэтому речь Дросселя напоминает неумелое чревовещание и не всегда понятна. – А танк тот Поползень из «Протазана» под новый год на площади Калинина заколбасил… Но ты, кэп, не тушуйся. Я из «Тугарина» не только без электроники, но и с закрытыми глазами, да еще в дымину пьяный куда скажешь попаду… Могу, как гытца, и белку в глаз, и муху влет. Ты без обид, ежели я тобой немного покомандую, а?

– Валяй, – разрешаю я, тем более, что так и так приставлен к Дросселю заряжающим.

– Тогда цепляй баклажку! – дает отмашку старший пулеметного расчета, напяливая защитные наушники и впрягаясь в мягкие плечевые держатели, что помогают стрелку вращать орудие на станине. – Щас мы сбацаем в этой дыре нехилый рок-н-ролл, а!

Баклажкой он называет барабанный контейнер с боеприпасами – единый для спаренных спусковых механизмов пулемета. Набитый пятью сотнями патронов, он весит довольно много, но не настолько, чтобы я не справился с ним в одиночку. Стараясь не опозориться перед асом, я припоминаю некогда отработанные на тренировках навыки и с первой же попытки пристегиваю магазин к гнезду приемника.

– Лихо, кэп! – оценивает байкер мой труд и с клацаньем дергает взводной рычаг спускового механизма. – Сразу видать, что тебе не впервой, как гытца, эту малышку за сиськи щупать, а?

– Доводилось, – подтверждаю я, разобравшись с пулеметом и заряжая ракетницу. Сигналок много, и я сомневаюсь, хватит ли мне отмеренного судьбой времени, чтобы израсходовать их все. Так что пора начинать делать это, пока, «как гытца», не запахло жареным.

Мы с напарником наблюдаем за улетающей в туманные небеса красной ракетой, после чего я выпускаю ей вслед еще три. Пусть Верниковский хорошенько вычислит, где я в настоящий момент нахожусь, и поймет, насколько дерьмовы мои дела. А я, согласно приказу Кунжутова, буду по мере сил периодически выстреливать сигналки, не давая генерал-майору и его наблюдателям заскучать.

– Как думаешь, кэп, – не сводя глаз с улетающей ракеты, обращается ко мне Дроссель, – ежели мы щас из всех калибров разом жахнем, нас там, наверху, услышат, а?

– Даже если не услышат, теперь в любом случае будут прислушиваться, – отвечаю я, снимая со спины автомат и обозревая окрестности. – А уж мы им о себе забыть не дадим. Пошумим вволю.

– Ага! Чему быть, того, как гытца, не миновать! – хохочет ходячая реклама легендарного мотопроизводителя. – Даже не надеялся, что еще хотя бы раз в жизни на гашетку нажму…

Первый штурм цитадели, как и ожидается, предпринимают багорщики, которые рыскают по примыкающим к площади кварталам. Нападение ведется одновременно с двух флангов группами количеством около сорока человек… пардон, монстров, каждая. Сначала на подступы к театру выходят молчуны, обследовавшие мэрию и филармонию. Что характерно: они не кидаются в бой с ходу, а дожидаются, когда на противоположный край площади подтянется компания правофланговых. И только потом, скопив достаточно сил, обе группы синхронно идут в атаку.

То, что Душа Антея скоординировала удар молчунов, является для нее немалым достижением. Однако будь она пограмотнее, наверняка не стала бы торопиться и прежде отвела штурмовые команды западнее – так, чтобы векторы их атак пролегали в мертвой зоне «Тугарина». Дроссель держит под прицелом всю площадь Ленина и лишь частично – правый и левый фланги. Возвышающиеся позади нас крыша вестибюля и купол сужают сектор обстрела пулемета, зато с портика мы можем уничтожать противника, даже когда он приблизится к парадному входу. Недоступные для «Тугарина» подступы к театру контролируют стрелки, ведущие огонь из окон фойе второго этажа. Помимо наших с Ольгой приоритетных задач – обслуживания пулемета и снайперского прикрытия, – мы можем оперативно перебегать по крыше на любой из флангов и оказывать его защитникам огневую поддержку. Труднее всего в этом плане, естественно, Кленовской. Я мечусь лишь от одного края портика к другому, а ей приходится всякий раз обегать половину купола. Впрочем, вряд ли это такая уж тяжелая работа для олимпийской медалистки по бэтлкроссу.

Сложность заключается в отсутствии средств связи, без которых солдат в двадцать втором веке ощущает себя практически слепым и глухим. Но, поскольку наша война заметно отличается от всех современных военных конфликтов и ведется на ограниченном пространстве, стало быть, пережить эту неприятность мы в силах. Приказ у нас имеется всего один: расстреливать все движущиеся цели в пределах видимости. А за изменением боевой обстановки мы следим по характеру канонады. Иными словами, там, где она усиливается, на тот фланг и следует обращать внимание.

Мы замечаем скапливающихся по краям площади молчунов, но пока не стреляем, поскольку они заслонены от нас зданиями и деревьями. Что, разумеется, не мешает нам заранее распределить цели. Дроссель не долго думая разворачивает стволы «Тугарина» в сторону мэрии. Прежде чем атакующие оттуда враги выйдут из зоны поражения пулемета, им предстоит пересечь улицу Депутатскую, где байкер может до них дотянуться. Я, в свою очередь, проверяю, исправен ли сменный контейнер с боеприпасами, и перебегаю на северный край портика, дабы присоединиться к правофланговым стрелкам. Ольга откладывает малоэффективный при сдерживании массовой атаки «Бампо», берет автомат и перемещается на то же направление.

Трудно сказать, кто из нас спускает курок первым. Едва обе группы багорщиков срываются с места и идут на штурм, как гигантская незримая глыба тишины, что доселе нависала над нами, рушится и разбивается на тысячи осколков. Которые затем с громыханьем раскатываются и начинают метаться по площади, будто шары в лототроне. Сколько ни готовился я к испытанию моих барабанных перепонок на прочность, все равно так и не сумел предугадать его серьезность. За ревом «Тугарина» я даже не слышу грохот собственного «АКМ», но ощущаю, как вибрирует балюстрада портика, на которую я опираюсь. Правда, спустя уже пять секунд канонада заметно ослабевает. Зверь-машина Дросселя выплевывает одну длинную очередь, израсходовав при этом половину магазина, и замолкает. Сколько багорщиков успел покосить пулеметчик, я пока не вижу, но, однозначно, не всех. Забота о тех из них, кому удалось пересечь улицу и ворваться в сквер, ложится теперь на наши плечи.

На правом фланге «Тугарину» тоже больше делать нечего. Зато для меня и остальных веселье только входит в разгар. Мчащийся на нас противник следует простой тактике: как можно быстрее добежать до театра и навязать нам рукопашный бой. Любые маневры по скверу молчуны отвергают. Что, в общем-то, правильно – деревья служат плохими укрытиями от мощных пуль «АКМ-070». Но багорщики вряд ли об этом знают. Они попросту не умеют ни маневрировать, ни прятаться, ни тем паче отступать.

Их первая атакующая волна обречена на поражение, но будь каждая их группа на десяток-другой бойцов больше, мы вряд ли так легко отделались бы. Засевшие в правом секторе кольцеобразного фойе Туков и Бибенко встречают врага залпом из двух легких ручных пулеметов. Из вестибюля, чьи боковые окна выходят на обе стороны, слышится уханье дробовика Сквайра и автоматные очереди воюющих плечом к плечу с ним Ефремова и Папаши. Я на пару с Ольгой поливаю ораву монстров кинжальным огнем с крыши. А на левом фланге Кондрат, Поползень и Хакимов добивают остатки изрядно поредевшей, второй группы противника. Работы хватает всем. И все выполняют ее на совесть, поэтому через полминуты учиненная нами кровавая жатва победоносно завершается.

Последние молчуны на нашем краю обороны падают, не добежав до стен Сибирского Колизея считаные шаги. Почти все, кто сумел приблизиться к нему на расстояние броска копья, мечут свое оружие в стрелков, исключая лишь засевших на верхотуре меня, Кленовскую и Дросселя. Большинство багров вонзается в стены, но некоторые попадают в окна. Правда, достается при этом лишь Тукову, да и то легко. Крюк просвистевшего у него возле самого уха багра задевает вскользь щеку. Задевает, естественно, не острием, а изгибом, так что парень отделывается лишь ушибом и ссадиной. Которую тут же не сходя с места замазывает хирургическим клеем и залепляет пластырем.