Таящийся ужас 3 - Владимир Гриньков

Хьюсон и сам догадывался об этом, начиная с того самого момента, когда подобная идея впервые пришла ему в голову. Сейчас он сидел и совсем по-будничному улыбался, глядя в лицо управляющего, хотя на душе у него давно скребли кошки. Однако у него была жена, семья, а в последний месяц он жил исключительно на гонорары за крохотные заметочки в газетах, тогда как его счет в банке таял буквально на глазах. И вот ему выпал шанс, упускать который было никак нельзя — гонорар за специальный репортаж, плюс пять фунтов от музея. За этой суммой стояло относительное благополучие и, можно сказать, даже изобилие в течение минимум недели, а также свобода от тревожных мыслей еще на полмесяца. Более того, если статья у него и в самом деле получится, за ней может последовать приглашение и на постоянную работу.

— Тяжела судьба правонарушителей… и журналистов, — проговорил он. — Я и так уже приготовился к довольно безрадостной ночи, поскольку успел заметить, что ваша «Камера убийц» не очень-то напоминает гостиничную спальню. Что же до самих восковых фигур, то они, думаю, меня особенно не потревожат.

— Вы не суеверны?

— Ничуть, — рассмеялся Хьюсон.

— Но ведь вы журналист, а поэтому просто обязаны обладать богатым воображением.

— Редакторы, с которыми мне приходилось работать в прошлом, упрекали меня как раз в отсутствии такового. Голые факты в нашем деле не в чести и потому газеты не любят подавать своим читателям, как говорится, хлеб без масла.

Управляющий снова улыбнулся и поднялся из-за стола:

— Ну что ж, последние посетители, как я полагаю, уже ушли. Подождите минутку, сейчас я распоряжусь, чтобы фигуры в подвальной части музея не укрывали сегодня на ночь, и заодно предупрежу сторожей о вашем присутствии, а потом провожу Вас вниз и покажу наши владения.

Он снял трубку внутреннего телефона и отдал короткие распоряжения.

— Боюсь, вынужден буду внести одно ограничение, — заметил он. — Очень прошу вас не курить в музее. Сегодня вечером в «Камере убийц» кто-то подал сигнал пожара. Не знаю, чьих это рук дело, тем более, что тревога оказалась ложной. К счастью, в тот момент там было немного посетителей, поскольку в противном случае могла бы подняться паника. Ну, если вы готовы, мы можем идти.

Хьюсон проследовал за управляющим через вереницу комнат, в которых служители заботливо укрывали фигуры английских королей и королев, военачальников, выдающихся деятелей разных, эпох, словом, массу различных людей, чья прижизненная добрая или дурная слава обеспечила им право на подобное бессмертие. Управляющий на несколько секунд остановился и распорядился установить в подвале кресло.

— Боюсь, это все, что мы можем для вас сделать, — сказал он Хьюсону. — Надеюсь, вам удастся хоть немного вздремнуть.

Он ступил через приподнятое заграждение, и они начали спускаться по слабо освещенным ступеням, один лишь вид которых производил зловещее впечатление преддверия подземной темницы. В коридоре, начинавшемся у основания лестницы, размещались — как бы для разминки воображения — некоторые образчики мрачных экспонатов прошлого: атрибуты суда инквизиции, привезенная из средневекового замка деревянная дыба, железные штыри для клеймения людей, тиски, в которых несчастным жертвам сплющивали пальцы, и другие экземпляры орудий жестокости человека, существовавшие на различных этапах его бытия. «Камера убийц» находилась в дальнем конце коридора.

Это была комната неправильной формы, со сводчатым потолком, едва освещенная электрическими лампочками, умело вставленными в матовые стеклянные патроны, которые почти не пропускали света. Все помещение было задумано так, чтобы производить неприятное, гнетущее впечатление. Это была комната, сама атмосфера которой побуждала посетителей говорить исключительно шепотом. Своей обстановкой она чем-то напоминала часовню, но отнюдь не располагающую к набожным деяниям, а скорее напоминающую о нечестивых, низменных актах и поклонениях пороку.

Восковые убийцы стояли на небольших постаментах, у ног каждого из них была прикреплена маленькая табличка с порядковым номером и кратким пояснительным текстом. Если бы кому-нибудь пришлось встретиться с подобными типами в каком-то другом месте, то этот человек невольно поймал бы себя на мысли, что видит перед собой вереницу довольно невзрачных созданий, приметных только убогостью одежды, тем более уже давным-давно вышедшей из моды.

Новые поступления стояли рядом со своими более запыленными коллегами из числа «старожилов». Туртел — убийца Вира — стоял, словно окаменев, и на манер магазинного манекена тянулся рукой к молодому Байуотерсу. Был там и Лефрой — маленький самозванный «аристократ», грабивший и убивавший людей исключительно с целью приодеться под «истинного джентльмена». В пяти метрах от него расположилась сидящая миссис Томпсон — эта завершившая свой жизненный путь на виселице любительница эротического романтизма снискала себе, тем не менее, симпатии преуспевающих британских домохозяек. Чарлз Пис — единственный член этой зловещей компании, который однозначно походил на воплощение порочных и самых низменных устремлений, — презрительно поглядывал через проход на Нормана Торна. Два новых поступления — Брауни и Кеннеди — расположились между миссис Даер и Патриком Мэхоном.

Управляющий, который ни на шаг не отставал от Хьюсона, давал необходимые пояснения и упоминал наиболее интересные детали уголовных дел.

— Это — Криппен. Вы, наверное, и сами его узнали. Маленький, тщедушный выродок, который, казалось, не был способен обидеть даже муху. А это — Армстронг. Правда, похож на благопристойного, добропорядочного джентльмена из сельской глубинки? А вот это — старик Вакье, его сразу узнаешь по знаменитой бороде. А это, конечно же…

— Кто это? — шепотом перебил его Хьюсон, указывая на очередную восковую фигуру.

— О, к нему-то я как раз и подводил вас, — проговорил управляющий, чуть понижая голос. — Подойдите и получше к нему присмотритесь. Это, можно сказать, наша знаменитость. Единственный из всей этой братии, кому удалось избежать виселицы.

Фигура, на которую указывал управляющий, изображала маленького, тщедушного человечка ростом чуть более полутора метров. У него были небольшие напомаженные усики, массивные очки и плащ с пелериной. Во всем его облике было что-то настолько подчеркнуто французское, что Хьюсон невольно представил себе сценическую пародию. Он не мог бы с определенностью сказать, почему он испытал глубокое отвращение при взгляде на довольно-таки ординарное лицо этого человека, но он сразу же отступил от нее и ему стоило некоторого усилия, даже находясь в обществе управляющего, повторно посмотреть в глаза восковой куклы.

— Кто это? — спросил он.

— Это, — проговорил управляющий, — доктор Бурдет.

Хьюсон с сомнением покачал головой:

— Кажется, я где-то слышал это имя, только забыл, в какой связи.

Управляющий улыбнулся:

— Будь вы французом, сразу бы вспомнили. Некоторое время этот человек держал в страхе весь Париж. Днем он исправно лечил своих пациентов, а по ночам, когда на него находило, перерезал людям, глотки. Убивал он всегда исключительно из удовольствия — ему просто нравилось убивать, — причем пользовался неизменно одним и тем же орудием — опасной бритвой. Совершив свое последнее преступление, он оставил кое-какие следы, не ускользнувшие от внимания полиции. Одна улика потянула за собой вторую, потом третью, и скоро следствию стало ясно, что оно имеет дело с французской разновидностью Джека Потрошителя, которого по совокупности ряда статей следовало бы отправить на гильотину или запереть в сумасшедшем доме. Однако даже и тогда наш нынешний гость обвел полицию вокруг пальца. Едва он почувствовал, что попал в кольцо, как тут же исчез, причем самым загадочным образом, и с тех пор полиция всех цивилизованных стран мира пытается напасть на его след. Предполагают, что он покончил с собой, однако предварительно позаботился о том, чтобы его труп так и не нашли. После его исчезновения было отмечено два-три случая аналогичных убийств, однако с учетом того, что практически ни у кого не оставалось сомнений в его смерти, эксперты сошлись во мнении, что имеют дело с имитацией. Часто у известных убийц появляются подражатели.

Хьюсона передернуло.

— Что и говорить, есть в нем что-то отталкивающее, — признался он. — Бр-р! А глаза-то какие!

— Да, эта фигура — подлинное произведение искусства. Вы заметили, что взгляд его словно готов вцепиться в вас? Действительно, поразительно реалистичное воплощение. Кстати, Бурдет увлекался гипнозом, и считается, что прежде, чем расправиться со своими жертвами, он подвергал их гипнотическому воздействию. И в самом деле, невольно начинаешь в это верить, иначе как объяснить, что столь тщедушное существо могло вытворять все эти омерзительные зверства? Ведь ни в одном случае на месте преступления не осталось даже малейших следов борьбы.