Ужас по средам - Тереза Дрисколл

Новое имя. Чистая страница. Новый старт. В конце концов, что я теряю?

Я все еще жила у Лиэнн, когда решила попробовать. Сестра начала называть меня Элис, чтобы посмотреть, удастся ли нам привыкнуть. Мы привыкли, и довольно скоро. А потом, когда мне, вернее «Элис», предложили место репортера-стажера в Девоне, я окончательно убедилась, что новая жизнь возможна. К тому же Девон далеко от Шотландии, в тех краях свои сплетни, свои газетные истории, да и вероятность встретить знакомых мала, так что вряд ли меня кто вычислит. Правда, теперь я буду реже видеть маму и Лиэнн, мне будет трудно без их поддержки, хотя чисто географически что Шотландия, что Девон одинаково далеко от Лондона.

– Я буду часто приезжать, мам, и звонить тоже буду часто.

– Ну конечно, родная.

И тут она задала мне тот же вопрос, который то и дело задавали полицейские:

– Ты уверена, что больше ничего не хочешь мне рассказать, милая? Об Алексе? О том, как началась эта жуткая история? Он ведь не обижал тебя, правда?

– Нет, никогда.

– И ты не замечала ничего подозрительного? Ничего такого, что могло бы…

– Нет.

Ответ прозвучал слишком резко и громко. Я почувствовала, что краснею. Усталость и подавленность, вызванные всей этой историей, еще не оставили меня. Но знаете что? Ночами, в часы бессонницы, мне часто не давала покоя одна мысль. Одно сомнение. Оно касалось вещей настолько личных, даже интимных, что я так и не нашла в себе сил открыться полиции. Я предпочитала верить, что это не имеет никакого отношения к случившемуся. Мне было стыдно.

Я посещала психолога, который повторял, что я должна перестать думать об этом и обвинять себя. Извращенец – Алекс, а не я. Это он лгал, он притворялся, а не я. А меня обманули. Обвели вокруг пальца. «Это не ваш проступок. Вы не должны себя винить».

Я слушала утешения, пыталась им поверить, но в тишине и темноте ночи продолжала мучиться сомнением. Вспоминала подробности нашей совместной жизни. И опять чувствовала себя виноватой в том, что не раскусила Алекса, когда услышала тот разговор по телефону.

И еще одна деталь не давала мне покоя. Одна мелкая, сугубо личная деталь, которая касалась только Алекса. Однажды я по глупости заговорила с ним об этом, но он так расстроился, что я больше не возвращалась к этой теме.

Но мне все равно не хотелось верить, что эта мелочь имела какое-то отношение к тому, что он сделал.

А вдруг имела? Значит, я все-таки виновата во всем?

А если так, значит, я все же должна рассказать обо всем полиции, пусть даже с большим опозданием…

Глава 44

МЭТЬЮ

– Ты точно не хочешь присесть, Мел?

Мэтью смотрит, как Мелани Сандерс прижимает ладонь к пояснице, отчего ее и без того впечатляющий живот едва не упирается в одностороннее стекло, которое отделяет их от комнаты для допросов.

За все годы своей службы в полиции Мэтью еще ни разу не видел такого крохотного полицейского участка, как этот в Шотландии. Зато он оказался и самым чистым, светлым и опрятным из всех. Мэтью поворачивает голову и видит на противоположной стене доску с аккуратно развешанными постерами. Недавние обращения к публике. Номера горячих линий.

Мелани тяжело вздыхает:

– Ты прав. Я просто упрямлюсь. Делаю вид, что все нормально, а на самом деле боюсь, что если сейчас сяду, то больше уже не встану. Этот малыш внутри, похоже, решил заняться подготовкой к Олимпийским играм. Вон там… – Она показывает на дверь комнаты на противоположной стороне коридора, и Мэтью тут же заходит туда за стулом.

Все, кто внутри, при его появлении вскидывают головы и смотрят на него с изумлением.

– Я им соврала, – заявляет Мелани, плюхаясь на стул и делая ему знак закрыть входную дверь. – Сказала, что ты бывший полицейский и у тебя есть важная информация по этому делу.

– Но это же так и есть – в чем тут ложь?

– Сказала, что ты психолог, специалист по составлению психологического портрета преступника.

– Я – психолог?!

– Ага. Они сразу заткнулись. – Мел улыбается. – Мы же оба знаем, как полицейские относятся к таким специалистам. Но ничего, пусть перемывают нам косточки за спиной, главное, чтобы сюда не лезли.

И они практически одновременно поворачиваются к стеклу. Алекс уже сидит бок о бок со своим адвокатом, но место полицейского, который прежде беседовал с ними об условно-досрочном освобождении, занял сегодня Марк Фишер, коллега Мелани. Он будет расспрашивать Алекса об Элис. Алекса совершенно точно вернут в тюрьму за нарушение условий освобождения, так что он ничего не выиграет, даже если согласится сотрудничать со следствием.

Мэтью и не ждет, что Алекс согласится. Напротив, он крепко подозревает, что по второму делу адвокат посоветовал ему хранить молчание. К сожалению, им совсем нечего предъявить Алексу, у них нет против него улик, так что вся эта поездка больше похожа на рыбалку – а вдруг повезет? Мэтт надеется, что ему удастся что-нибудь понять по лицу и общим реакциям Саннингема, пока полиция проверяет его телефон.

– Ну что, Алекс, опять, значит, в тюрьму? Не слишком умно ты поступил, верно? – Марк Фишер следит за своей интонацией, произнося эти слова, а затем выкладывает перед Алексом на стол снимок Элис – вернее, еще Дженни. Волосы у нее на этом снимке светлее и длиннее, чем сейчас.

Алекс Саннингем глядит на снимок, и Мэтью подается к стеклу, чтобы внимательно рассмотреть его лицо. Ничего. О чем бы ни думал сейчас Алекс, выражение его лица нисколько не меняется. «Черт, он отлично держится, – думает Мэтью. – Просто отлично».

Мел рядом с ним, кажется, затаила дыхание.

– Итак. Твоя невеста. Та самая, которая не подозревала о том, что происходит. – Марк говорит ровно, голос звучит уверенно.

Алекс смотрит на своего адвоката, а тот – на снимок.

– Я вот тут задумался, а как ты относишься к своей бывшей невесте теперь? Посидев в тюрьме?

Алекс молчит. Никакой реакции.

– Тут вот какое дело. Мы считаем, ты мог затаить на нее обиду за то, что произошло с тобой в последние годы. Затаить и захотеть отомстить ей. Что, конечно, не совсем справедливо. Мы правы, Алекс?

Тишина.

Мэтью поворачивается к Мелани – та сидит, по-прежнему затаив дыхание.

Ясно, что Марк пока не хочет раскрывать все карты. Без улик он просто провоцирует Алекса. Хочет посмотреть, как тот станет выкручиваться: вдруг случайно проболтается, выдаст что-нибудь такое, о чем ему, если он тут