Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На задворках военного городка 201-й дивизии, у заброшенного ипподрома, приютилась контора с очень интересной вывеской, на которой значилось, что за высоким колючим забором находится «номерной узел связи», собственность России, и посторонним здесь нечего делать. У ворот из толстого железа Астманов замедлил шаги, закурил. Пусть дежурный доложит о визитере, даром, что ли, видеокамеру под фонарь замаскировали. Ну вот, и звонить не надо, прошел доклад. За бронированной калиткой его заключил в медвежьи объятия полковник Агеев.
Еще на огромной черной сковороде шкворчала баранина, но уже махнули по полной за встречу. Душа просила… А закусить поначалу можно и «таджикским салом» – зеленой редькой. Засмеялся Астманов, вспомнил, как угадывал национальность Агеева. Смугловатая кожа, скуластость и ярко-карие глаза – не из Муромских лесов! Астманов пошел на уловку. Быстро так спросил:
– Назови любимую книгу.
– «Слово о полку Игореве». Ну, я ответил, давай ты.
– Половец! Верно?
– Надо же, – сокрушался Агеев, протягивая офицерский швейцарский нож поставленным в заклад против «Зиппо», – ловко поймал, в «Слове»-то никого, кроме славян да половцев, нет.
– А половцы не славяне? – Астманов вернул пузатенький красный «Виктор» владельцу… Давно это было.
После четвертой: «Выпьем, чтобы за нас попозже «третий» пили», Агеев без обиняков спросил:
– В Ходжа-Багаутдин зачем собрался? По старым знакомым заскучал?
– Уже просветили, да?
– Служба такая. Да ты и не прятался особо: гостиница – номер одноместный, в посольстве обнимался. Мехди, Абдулло – люди заметные. Задумал что-то? Ведь крыша твоя, «Интерфакт», блеф.
– Конечно, «Солдат России» надежней была! Не подводила, даром что «дивизионка».
– Почему была? С твоей легкой руки и сейчас… Не обижайся, понимаю же, недаром прилетел.
– Ходжа-Багаутдин мне неинтересен. «Интерфакт» – отмазка, ты прав. Мне твоя помощь нужна. Сразу говорить или еще по одной? И давай на карте… откроешь?
– От тебя нет секретов. Да и новостей особых нет. Покажу, наливай.
Из кухоньки вышли в кабинет Агеева. Новой деталью обстановки для Астманова стал ноутбук «Тревел мейт».
– Красиво жить не запретишь. Хорошая машина. Сеть подключена?
– Какая Сеть! Категорически запрещено. Да и «комп» – левый. Тут одного москвича, твоего коллегу, журналиста, отмазали от больших неприятностей. Кстати, в гостинице. Шлюху снял на ночь, а дело обернулось попыткой изнасилования. Ну, типичный наезд. Что-то он там о выборах, демократии таджикской писал.
– Буров? Ну, вы благодетели. Или рекомендовали? – Астманов ткнул пальцем в потолок.
– А то? Его вели от самолета. Но ушлый хлопец, всех обошел, а вот перед отъездом расслабился. Если бы не вино и бабы, кто бы одолел героя? Хорошо успели на борт запихнуть. Вот, оставил на память.
Астманов припомнил корреспонденции Бурова из Таджикистана. Одна – «Дюжина навозных мух» – оставила глубокое впечатление. Насекомых корреспондент считал между ног душанбинской проститутки.
Агеев отдернул плотную штору, скрывающую «двухсотку», высветил настольной лампой долину реки Кокча.
– Смотри. Здесь, по последним данным, Северный альянс. Левее талибы. Вот переправа. Мост деревянный, но крепкий, танки по нему идут. А вот на эту горку «умаровцы» наведываются, тоже на танках, бьют по переправе.
– Технику нашу гонят альянсу?
– Угадай с трех раз? У Ахмадшаха брони и оружия уже на две армии, и гонят каждую ночь. У талибов тоже сил и средств хватает. И все стоят как вкопанные. ОНОФА каждый день подает сводки об уничтожении десятков талибов, а те, в свою очередь, о победах вещают. Но никто реально не движется.
– Сергей, представь, ты – Ахмадшах, я – мулло Умар. Над моей головой уже занесен меч, но я тебя крепко держу за горло. Что ты скажешь?
– Думаешь, торгуются? Может быть и такое. Но у нас есть информация, что ИДТ накапливает силы, значит, готовятся наступать. А если мощный прорыв и талибы сомнут альянс? Тут полсотни километров оперативного пространства не осталось. Тогда что?
– А ничего! Кокча не последний рубеж. Или кто-то уже взял Панджшер? Или на юге талибы себя уверенно чувствуют? Не поверю… Кстати, прости, нарушаю правила, откуда информация об усилении группировки ИДТ на этом участке? Афганцы? Это несерьезно. Они заинтересованная сторона. Они «дезухи» в эфире пятнадцать лет назад гоняли. А мы – верили. Как же, перехват!
– Если ты такой умный, то съездил бы в Ходжу да посмотрел. Знаешь же – мы в политику не лезем. Нам бы не прозевать прорыв на кулябском направлении. Опасность реальная. В Кундузе – Джума Намангони, Юлдашев со своими нукерами – этим Узбекистан подавай!
– В Ходжу… Кстати, а нет ли военной мысли о том, что талибы и альянс могут помириться на каких-то, ну, самых невероятных условиях?
– Леша, это версия для печати. Какой мир! Они днями и ночами лупят друг по другу из танков и «саушек». Логика крупного калибра.
– Хорошо. Допустим, я соберусь в Ходжу. Подниму старые связи. Проверю вашу, пардон, посольскую, информацию на месте. Явлюсь к тебе, лично к тебе с докладом…
– Награда найдет героя, Леша. Не могу просить, но если решишь…
– Уже решил. О награде давай подробнее. Не напрягайся. Никаких секретов, пакетов, «живой» контрабанды не будет. Нужен вертолет, вот сюда. – Астманов ткнул в черный кружок на краю Усойского завала, у тонкой синей ниточки – речушки Лянгар, – и приложил палец к губам. Агеев понял, увлек Астманова на кухню, включил магнитофон. В узкой комнатушке забился страстный голос бессмертной Гугуш.
– Ирхт? Гидропост? Ты что, тоже заболел этим мифом о «спящем тигре», «голубом драконе»? Тут один уже угрожал взорвать завал. Стыдно стало мужику, когда ему передали, сколько в пересчете на тротил нужно.
– Не заболел. И ядерный фугас туда не потащу. Нет у меня такого. А хорошо бы, а? Засесть в каньоне и сказать: руки вверх, сукины дети, бросайте оружие, а то всех потоплю! Но если ты не услышал, повторю: мне нужно попасть в Ирхт или между двумя постами. Точнее скажу на месте. Я один, без груза. Забирать не надо, садиться не надо, пусть зависнет на чуток. Можешь помочь? Керосин, эксплуатация – все с меня, наличными. К нашим не ходи. Сдадут их сразу. Пройдись по народной армии. Есть же лихие ребята. У Гафара, у Захира – классные машины, арктический вариант. Охотников возит «Тур». Ну, поможешь? Меня представь как отставшего от экспедиции. Есть же сейчас на Федченко кто-то, ну альпинисты поблизости, наконец.
– Да не учи ты ученого, – пристыдил Агеев. – Хорошо вот здесь по карте размазывать… Полетишь в Ходжу?
– Поможешь вертушку организовать?
Ударили по рукам и вновь прошли в кабинет со стаканами в руках:
– Давай. За удачу… А теперь запоминай: Суфи Амин, Сайдулло, Ходжа Махмат, Архун, 1692, 0020, имамсахибское направление. Чахиаб, точно ли учебный центр? Далее, 6488, Ходжи Умар, 9652, Моулави Мухви, 2946, Хошим…
В «Интуристе», куда Астманов вернулся за полночь, жизнь только начиналась. Столики в летнем кафе были облеплены газетчиками, российскими миротворцами и проститутками. Дымились мангалы, орали в разных углах сразу три магнитофона – пели на русском, турецком и английском, бегали официанты в красных камзолах и желтых каскетках со шнурами. Шумно было и в холле: очередная партия журналистов вернулась из Ходжа-Багаутдина и делилась впечатлениями с коллегами, которым героический вояж только предстоял. Астманов присел на мягкий кожаный табурет под пальмой, стараясь уловить что-нибудь интересное… Уловил! Атлетического сложения молодой человек на хорошем английском спрашивал у администратора, вернулся ли в свой номер господин Астманов, представитель «Интерфакта». Астманов медленно развернулся на табурете в обратную сторону и за стеклянной перегородкой бизнес-центра увидел профиль Самко, склонившегося над клавиатурой. Нашли! Ну, тем лучше. Значит, клюнули. Эх, еще бы день-другой!
Поход в номер по запасной лестнице и сборы необходимого имущества заняли не больше десяти минут. Проблем с ночлегом не было – в десяти местах могли принять Астманова, с песнями и плясками. И пусть «папаясовцы» обкладывают афганское посольство, где перед вылетом собираются группы журналистов. На вертушках свет клином не сошелся! В Таджикистане хорошие дороги и опытные водители, которые любят журналистов и доллары.
Верно, что от чертей лучше всего прятаться в пекле. К трем часам пополудни Астманов с облегчением растянулся на курпаче в отсеке глинобитного сарая. Гостиница в Ходжа-Багаутдине была под стать всему поселку и событиям вокруг него. Особенно умилило то, что распорядитель попросил не мочиться во время мытья в душе. «Там, глубокоуважаемый, нет стока. Просто яма».
Хорошо спалось Астманову в эту ночь. Снилось сладко, что живет он в особнячке под Кветтой и поджарые моджахеды с горящими глазами фотографируются у стен, увитых алыми цветами кампсиса. А ведь раздумывал когда-то над тем, что сладкие сны – утешение за несчастье при дверях. Да мало ли озарений странно пропадает в суете жизни?