Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пир ждет вас. – Разморенные солнцем Астманов и Белов не заметили, как подошел дервиш. К его экипировке прибавились повязка, стягивающая волосы, и моток афганской шерстяной веревки.
Оружие Астманов приказал оставить, но потом, поколебавшись, заткнул за ремень «макаров». Белов последовал его примеру: мало ли что, хоть застрелиться! Противогазную сумку, набитую сигаретами и чаем, он протянул дервишу:
– Бакшиш. А пир судьбу предсказывает?
– О судьбе не всем надо знать. Так он говорит.
Тропа круто уходила вверх, в расселину. Дервиш жестом попросил подождать, скрылся в каменной щели, а минут через пять к ним скатился камень с привязанной веревкой. Она оказалась очень кстати: базальт под ногами был покрыт багровой слизью водорослей. По дну расщелины Астманов и Белов пробирались минут десять и, наконец, увидели в просвете лохматую голову проводника. Вырвавшись из каменных тисков, увидели, что стоят на краю крохотной поляны, охваченной по кругу скалами. Пахло горьким дымком, у входа в каменную хибарку прямо на углях стоял закопченный медный чайник.
– Прямо Аламут какой-то, – пошутил Белов, припомнив легенды о Старце горы.
– Не Аламут, – негромко, но очень отчетливо сказал дервиш, и Белов смутился – шутка была неудачной. Средневековый Аламут был крепостью наемных убийц.
В хижине кто-то задвигался. На пороге появился сухой седоволосый старик. Голубая рубаха до колен, остроносые галоши на босу ногу. Астманов, прижав руки к груди, поклонился. Белов последовал его примеру.
– И вам мир, молодые люди! Али-Исмаил, сынок, чаем угостишь нас?
Пока Исмаил ополаскивал чайник для заварки, протирал пиалы, Белов во все глаза разглядывал пира. Первое, что приходило на ум, – по внешнему виду он мог сойти и за жителя Рязани и за породистого араба. Серо-голубые глаза, прямой нос, правильный овал лица. Руки крепкие, смуглые. На левом безымянном пальце серебряное кольцо – голова совы с двумя точками бирюзы. Точно такое Белов видел у человека, долгое время «путешествовавшего» по Центральной Африке.
Чай у пира был отменный. Янтарного цвета, скорее всего китайский, на дне пиалы вспыхивала зеленая звездочка… Дымок от костра успокаивал, расслаблял… Краем глаза Белов заметил, что Астманов достал блокнот. А потом услышал голос пира, хотя, мог поклясться, старик просто смотрел в глаза, едва приметно улыбаясь.
– Ты ведь не так уж и молод, чтобы изменить судьбу. Это нужно молодым, а тебе лучше помнить о прошлом. В молодости человек похож на обезьяну, а в старости более того.
Ни на следующий день, ни позже Белов не мог точно сказать, кто говорил – он сам с собой или пир?
– Нет судьбы свыше. Звезды? Они дети Творца. Звезды – вехи для путника. Сознание – зеркало. Оно больше разрушает, чем создает. Быстрая вода не отражает неба. Какая сила ведет человека? Не все ли равно? Зачем воину природа силы? Он должен знать ее направление… Судьбу пытаются предсказать от момента рождения. Разве нет времени важнее? Рок слеп. Человек имеет свободу духа и выбора. Ослабь дух – станешь заложником слепой силы. Покорность судьбе – покорность Хаосу. Ты, воин, можешь отказаться от своих побед?
Вновь в пиале заплескался чай, и зеленоватая звездочка вспыхивала на дне. Голос умолк. Белов очнулся. Он сидел один у затухающего костра. Тревога колыхнулась и исчезла: из хижины, пятясь, выходил Астманов, затем показался пир. В каменный цирк ворвался ветерок. Белов посмотрел на часы. Ого! Три пополудни. А вышли они из лагеря в десять утра.
– Пора, Сергей! С собаками будут искать! – Астманов склонился перед старцем.
– Пир, скажите, как мы закончим свою жизнь на земле? – неожиданно спросил Белов.
– Как воины. Другого пути для вас обоих нет. Идите с миром. И будьте спокойны – вашей крови здесь никто не хочет. На этой земле она не прольется. Шамбала рядом. Все будет хорошо.
Исмаил проводил офицеров до подвесного моста. Там уже крутился Талихов с двумя разведчиками – пробовали на крепость хлипкое сооружение.
– А вас уже потеряли, – радостно сообщил Талихов, – вот группу снарядили. Ну, что вам святой сказал?
– Что ночь у подножия длиннее, чем на вершине, – засмеялся Астманов.
– И все? Умный! Астрономию знает, да?
Талихов еще несколько минут торговался над пропастью с Исмаилом и выменял за пару солдатских ботинок несколько черных монет.
– Интересный чай у святого? С травкой? – спросил Белов, чувствуя легкое головокружение.
– Ну, не без этого, наверное. Не кури, пока опьянение не пройдет.
– А ночь у подножия – это к чему?
– Не знаю. Они любят загадки. Но красиво…
Напутствие пира Белов вспомнил через сутки, когда в ночной тьме, у подножия Хабуробада, на дороге встретил колонну танк дружественной армии Таджикистана. Экипажу был дан приказ стрелять по колонне, если та попытается продолжить движение. Якобы была информация о том, что в колонне среди беженцев есть боевики оппозиции. Конечно, можно было сжечь этот танк, но в Лангаре у местных стояла батарея гаубиц, минометы и батальон осатаневших от неудач и голода вояк молодой демократической республики. Знатная могла получиться бойня. А так, свернули с дороги и расположились у подножия горы. Ночь эта действительно показалась длинной.
На Памире после этого Белов бывал еще не раз. С Астмановым и без него. Но ни Исмаила, ни пира больше не встречал. Местные жители как-то неохотно говорили, что можно их увидеть зимой в горных селениях, у границы.
– Учитель, вы тогда, в Кундузе, ушли все. Семнадцать лет, и никаких известий, надежды… – Астманов опустился на колени и глубоко вздохнул, пытаясь выразить словами главное, но Сеид-ака предупреждающим жестом положил руки на его плечи.
– Сейчас ты думаешь, что тебя оставили одного, бросили. Что твои жертвы никому не нужны? Это неправда. Ты шел своим путем, боролся со своими страстями, жертвовал за себя. И стал тем, кто есть. Не торопись. Ты думаешь, я знаю, чего хочет тот, кто тебя незримо хранит? Нет. Никто не знает. Только ты и Он. Так заведено на свете. Мы все так живем.
– Учитель, где же справедливость? То, что я вынес из Сары-тепа, сегодня приносит, может быть, горе людям.
– Э, Алиша, неужели пандиты Читрала не убедили тебя, что сила не в реликвиях Арианы. Это для молодых. И ты был таким.
– Я не успокоюсь, пока не найду дорджи, – поднял голову Астманов.
– Без тебя дорджи просто камень. Загадочный, красивый, порой своевольный, но камень. Ищи. Круг замыкается. Я бы мог сказать: иди с нами сейчас. Новый избранный начнет твое дело. Вижу, что не пойдешь. А вот когда будет близок срок – все устроишь сам. И все получится.
– А четки? В чьих они руках?
– Хорошо, что не в твоих. Они не приносят счастья. Если я скажу, что десятки пытливых людей лишились ума, пытаясь повторить структуру шаров на сложнейшем оборудовании, тебя это утешит? Если ты их встретишь – пожалей, – они обоняют розу за стеклом. Ты все еще хочешь помочь предвидением и скрытым оком? Играй на своей дудке.
Астманов вздрогнул. Значит, эта чертова флейта не совпадение?
– Играй, – добродушно засмеялся Сеид-ака, – поможет ли? Поверят? Хочешь стать военной Кассандрой? В годы духовной смуты предсказатели в цене!
– Я найду дорджи, – твердо повторил Астманов. – И принесу ваджру туда, где мне будет сказано, зачем я был избран, зачем мне эти небесные мелодии и сны, похожие на казнь!
– Твой выбор, – примирительно кивнул старик и приподнялся с низенькой резной скамейки.
– Учитель, еще два вопроса. Я ведь долго не увижу вас! Исмаил – Хайр? Он помнит что-то из прошлого? Кабул. Золото, гостиницу?
– Помнит. Но это было с другим человеком. В другом мире. Ты и сам это понимаешь. Разве ты помнишь ласку матери в своем младенчестве? Но это было частью твоей жизни и осталось ею.
– Да, простите. Я все время чувствовал вину перед ним.
– Он мудрее тебя, хотя бы потому, что сумел обуздать желания. Смотри, это опасно, чувство вины может стать виной.
– Сеид-ака, а мой друг? Он дорог мне. Вы с такой печалью посмотрели на него. Скажите, что вас обеспокоило?
– Хочешь, он уйдет с нами, как ушел когда-то Хайр?
Астманов вскочил:
– Нет! Прошу вас, учитель. Это молодой ученый, честный и смелый человек. Он знает свою дорогу.
– Да-да. Все верно. И это короткая дорога побед. В его душе – буря. Поверь, он ходит по краю пропасти. Правда – клинок, слово – стрела, вопрос – выстрел в упор. Хлеб, вино, все соки жизни рождают в нем только одно – призыв к сражению. Останови его, если желаешь другу людского счастья: любви, дома, детей. Но тогда это будет другой человек. Успокойся, я же сказал, что чувство вины может неожиданно стать виной – демоном из небытия, и против него бессилен человек, ибо вымысел правдивее истины. Будь рассудителен – он обманывает смерть благодаря старым друзьям, чтобы найти новых врагов. Сколько жить такому человеку в вашем мире?