Доживем до понедельника. Ключ без права передачи - Георгий Исидорович Полонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, потом. Ксенечка, у меня просьбе к тебе. Нетипичная: я никогда не лез по таким вопросам…
Но она перебила.
— Все, можешь не говорить. Поняла и не нахожу ничего странного. Не все же лесной ягодкой питаться! Твою ученицу нужно повести в ресторан — так? — Она уже потянулась к ридикюлю.
— Да ничего подобного! Ксеня, милая, выбрось из головы эти расхожие курортные штампы, они не могут иметь ко мне отношения!
— Да? И к ней тоже?
— И к ней тоже! — почти гневно повторил Женя. — Сядь на минуту.
Уже в некоторой тревоге Ксения Львовна опустилась на край дивана.
— Ксеня, она с детства мечтает о сцене. Ты должна посмотреть ее…
Какие-то секунды бабушка сидела нагнувшись, сдавив двумя пальцами переносицу и странно посмеиваясь.
— Действительно… случай небывалый… редчайший просто! А я — со своими вульгарными штампами! Прости… О ком речь-то? О дочери этой нашей Тамары, дежурной администраторши?
— Допустим. А что тут такого забавного?
— Ксенечка Львовна, труба зовет! — поторопил ее с лоджии хорошо поставленный бархатистый голос.
— Иду-иду! Женька, не гляди на меня так, я не палач периферийных дарований, я — наоборот… Приводи, конечно.
— С чем? С этой вашей триадой: проза — басня — стихотворение?
— Мне все равно: «Муха-Цокотуха» в этом случае не хуже «Фауста», — беспечно отмахнулась Замятина и ушла к своим партнерам. Во время раздачи карт она глядела через стекло в гостиную — туда, где только что стоял ее внук и где его уже не было. Взгляд ее выражал не юмор, не насмешку, а почему-то сострадание…
Седовласый актер, изящно тасуя колоду, заметил:
— Многовато вы о нем беспокоитесь… не мальчик ведь уже, а? Не пора ли передать полномочия?
— Действительно, Ксенечка Львовна, жените его! Хотите, мы его прямо здесь женим? — весело предложила еще одна партнерша.
Замятина отвечала хрипло и мрачновато:
— Я его, может, одной из миллиона отдам. Мне надо, чтобы его любили.
— Так это, голубчик, само собой…
— Нет, не само собой! А чтоб любили! — с нажимом, почти грозно сказала Ксения Львовна, к немалому удивлению партнеров пресекая их легкомысленный треп.
15
Катя впервые была в гостях у Жени.
Поначалу она держалась поблизости от двери, боязливо прислушиваясь к шагам в коридоре:
— А вдруг она все-таки зайдет?
— Во-первых, едва ли, — успокаивал Женя. — Во-вторых, почему вам не познакомиться уже сегодня? Какая разница — когда, если я обо всем договорился? А в-третьих, ты ли это? Так свободно общаешься тут с актерами — и вдруг…
— Ну как общаюсь? Насчет автографа? Или чашечки кофе? Насчет того, кто на ком женат? А тут — насчет жизни. Не их, а своей… Сравнил!
Говоря это, она подробно разглядывала полулюкс.
— Здесь один раз Калягин жил, — сообщила она. — Знаешь, почему я запомнила? Ключик кто-то в песке нашел, мне его принесли на «спасалку», и я объявила в мегафон: «Отдыхающего из Дома имени Неждановой, потерявшего ключ от номера, прошу зайти к дежурной…» Слушай, а может, это судьба? Я не про Калягина, конечно, — я про номер ваш: ключик-то мог быть от какого угодно, правда? Но он был от этого… Ты вообще веришь в судьбу?
Но ответить она ему не дала, воскликнув без всякой паузы:
— Ой, балда беспамятная! Я ж согласилась зайти только из-за холодильника вашего! Он работает?
— Да… кажется, — оторопел он. — А зачем тебе?
— Бельдюгу положить. Пробовал, нет? Попробуй. Бабушку угости. Языки только не проглотите! Ее при мне коптили сегодня утречком, свеже́й не бывает…
Она вытаскивала из одного полиэтиленового пакета другой, с рыбкой, довольно увесистый, и определяла его в холодильник.
— Хочешь парочку сейчас?
— Катя, это совершенно лишнее, — запротестовал Женя. — Ну сообрази сама… Что Ксеня должна подумать? Она либо не будет тебя прослушивать… либо не дотронется до этой «бельдюги»! — Он огорчен был всерьез.
— Да почему? Я ж от чистого сердца. Можешь даже вообще не говорить, что это от меня.
Такое предложение слегка успокоило его. А Кате все эти «комплексы» были просто неведомы.
— Кто-то, мол, передал для Замятиной. Сами рыбаки могли для любимой артистки — скажешь, не могли?
— Я не знаю, настолько ли рыбаки любят искусство, — усмехнулся Женя. — Да и бабка у меня догадливая, быстро вычислит этого рыбака… Катя, сколько это стоило?
— Да подарили мне на коптильне! Ну честно же… — Она взяла изящный фруктовый ножик со стола. — Вот, хочешь, на ноже поклянусь?
— Не надо, верю, — улыбнулся он и отобрал нож, как у маленькой. — Мы заниматься будем сегодня? И чем именно? — поставил Женя вопрос ребром.
— Чем прикажете, я — пожалуйста. Я тетрадочку новенькую принесла.
— Да писать, может быть, пока нечего. Понимаешь, твой показ — это компетенция Ксени, я тут ни при чем. Но, кроме показа, там еще есть собеседование… Надо, чтоб ты могла толково рассказать, какие у тебя были сильные театральные впечатления, — это раз…
— Ой… у меня их так много, я перезабыла уже большинство.
— Я говорю о самых сильных! Ты что — так часто бываешь в театрах?
— Я? Нет, особо частить некогда. А если пересказываешь, что по телику видела, — это уже не то? И отметку снижают? — Катя беседовала через открытую балконную дверь, сидя на воздухе в плетеной качалке.
— Катя… — произнес ее репетитор с некоторым изумлением. — А ты ведь еще маленькая! В твоих вопросах иногда та же святая наивность, что меня ждет в начальной школе!
— Это я — святая наивность? Ой, Женечка, это у тебя ко мне симпатия, наверно. У меня знаешь какие мысли бывают? Если их вслух сказать, ты от меня сразу откажешься!
— А ты рискни, — предложил он.
— Еще чего! Нет-нет, не верь, это я пошутила. Слушай, а эти книжки ты для кого взял? — она опять впорхнула в комнату и разглядывала обложки; там были Немирович-Данченко, Михаил Чехов, «Пустое пространство» Питера Брука…
— Для тебя, конечно. Для нас.
— И уже закладочки сделал! Жень, а разве с них надо начинать?
— А с кого?
— По-моему, все-таки с бабушки. Ты у нее спроси: может, нечего даже трепыхаться?
— Да почему, Катя? Все зависит от нас!
— От вас, это точно. От тебя и от твоей замечательной бабушки… Гляди, чего я откопала — среди всех этих Станиславских… — Из прозрачной сумки, где была рыба, Катя извлекла газету, а из нее — брошюру. — Маленькая, да удаленькая! Лучше и понятней этих толстых…
Брошюра называлась «Ксения Замятина — судьба и роли»; с обложки смотрело ее лицо, каким оно было лет пятнадцать назад.
— Ну и
