Мэрилин Монро - Игорь Беленький

Необычность фабульных поворотов в этой семейной интриге почувствовал еще один биограф Мэрилин, Ф.-Л. Гайлс, который поставил рассказ Глэдис (в изложении Мэрилин) под сомнение: «Есть и другое объяснение причины, почему Глэдис не востребовала возвращения своих старших детей. Норме Джин она сказала, что это она застала своего первого мужа, Джека Бэйкера, с другой женщиной и устроила ему скандал. Но ведь Глэдис была красивой женщиной, пользовавшейся у мужчин успехом, и вполне вероятно, что именно Бэйкер застал Глэдис, когда она находилась с другим мужчиной. Это объясняло бы, почему он «похитил» собственных детей и укрыл их от нее». Добавлю, что это хоть как-то объясняло бы и причину ее внезапного и, казалось бы, нелогичного согласия отдать ему детей. Со своей стороны, оценивая историю, рассказанную ей матерью, Мэрилин суха и бесстрастна: «С Бэйкером у матери было двое детей. Единоутробный брат мой умер, а сестру я никогда не видела».

И хотя впоследствии единоутробные сестры встретились, история эта не закончилась. Глэдис успокаиваться не собиралась, и летом 1924 года у нее появился новый поклонник. Его звали Мартин Эдвард Мортенсон — тот самый «хлебопекарь», которого одно время Мэрилин называла своим отцом. Предприняв энергичные поиски, Морис Золотов (которому, прямо сказать, обязаны многие из писавших о Мэрилин) обнаружил, что этот человек и по рождению и по происхождению — норвежец.

Родился этот Мортенсон в Хаугезунде в 1897 году и в юности был отдан на учебу в хлебопекарню. Позднее там же открыл собственное дело. В 1917 году женился, но, по словам Золотова, имея вкус «к скорой езде и к скорым на ласки женщинам», в 1923 году бросил семью и перебрался в США. Здесь он «приобрел передвижную пекарню и принялся разъезжать по разным городам, работая в каждом по нескольку часов, завязывая где придется романтические знакомства, став, по сути дела, странствующим любовником». Нет никаких сомнений, что одной из жертв его любвеобильности стала и Глэдис Монро. Однако что до его отношения к рождению будущей Королевы экрана, то здесь, как говорится, есть варианты. Вот первый.

Осенью 1924 года, едва успев познакомиться, Мортенсон сделал Глэдис предложение, и после церемонии в мэрии они сняли коттедж на голливудской Санта-Барбара-авеню. К тому времени, надо думать, вкусы обитателей голливудских особняков сильно изменились либо все они сели на диету, только хлебобулочные изделия стали пользоваться куда меньшим спросом, чем прежде, и ко времени женитьбы на Глэдис норвежский пекарь оказался без работы. Ему пришлось сменить профессию, и он устроился механиком в гараже. Откладывая еженедельный заработок (и, как говорится, «сидя на шее» у своей молодой жены), он скопил некоторую сумму, достаточную, однако, для того, чтобы купить мотоцикл, и покупкой своей стал пользоваться весьма интенсивно — настолько интенсивно, что с каждым днем уезжал от коттеджа на Санта-Барбара-авеню все дальше и дальше, пока в один прекрасный день не уехал в Сан-Франциско, чтобы более уже не возвращаться. Это произошло в ноябре 1925 года, когда Глэдис сообщила ему, что беременна. Обзаводиться ребенком, судя по всему, никак не входило в жизненные планы «странствующего любовника», и он прислал из Сан-Франциско письмо, где выражал всяческие сожаления, приносил извинения и предлагал развестись. Последовал ли развод, нет ли — история о том покрыта туманом. Во всяком случае, туманна вся дальнейшая его судьба. По одним сведениям (сообщение Армии спасения, приводимое Золотовым), 18 июня 1929 года Мортенсон погиб в автомобильной катастрофе в городе Янгстауне (Огайо); по другим сведениям (см., например, второе издание книги Ф.-Л. Гайлса), он вернулся в Лос-Анджелес в том же 1929 году и устроился на работу в компанию по утильсырью, в которой проработал почти полвека. Умер в 1978 году. Морис Золотов высказывает еще одно, причем достаточно экзотическое, хотя и не невозможное, предположение: «А не был ли «Эдвард Мортенсон» вымыслом, чтобы заполнить соответствующую графу в свидетельстве о рождении?» Как бы то ни было, для нас сейчас важно одно: Мортенсон, или как там его звали, сбежал от молодой жены, оставив ее беременной.

Еще один вариант предложила сама Мэрилин, в конце концов отказавшись от мысли, что именно Мортенсон был ее отцом. Своему первому мужу (Джиму Дахерти) она рассказала иную версию своего появления на свет. Согласно Мэрилин, Мортенсон разбился насмерть в автокатастрофе не в 1929 году, а задолго до ее рождения. Что же до замужества Глэдис с Бэйкером, то оно началось и кончилось до того, как на горизонте возникла фигура Мортенсона. Теперь Мэрилин считала, что ее отца звали Стэнли Джиффорд. В ту пору он работал в той же фирме, что и Глэдис, но занимался не пленкой, как она, и не ее технической обработкой, а сделками, торговыми операциями, которые «Консолидэйтед филм» вела с крупными голливудскими кинокомпаниями.

Каков же этот третий (после Джека Бэйкера и Мартина Мортенсона) кандидат в отцы Мэрилин? Прежде всего «мой отец никогда не был женат на моей матери». Это сразу исключает из разговора и Бэйкера, и Мортенсона, официальных мужей Глэдис. Далее, Мэрилин следующим образом описывает свои детские впечатления о человеке, которого, однако, никогда не встречала: «С отцом моим мы друг друга не видели. Мать сказала, что, когда я была маленькой, он погиб от несчастного случая. Когда мне было восемь лет, она как-то раз взяла меня к себе, в свою плохо обставленную комнатку, поставила меня на стул и показала мне на стене изображение привлекательного мужчины в золоченой рамке. Она сказала, что это — мой отец. Он носил фетровую шляпу, сдвинутую набок, улыбался, и у него были маленькие усы. Выглядел он словно Кларк Гэйбл — знаете, сильный и мужественный».

Правда, эти впечатления относятся еще к тому времени, когда Мэрилин была убеждена, что ее отец — Мортенсон. Отсюда слова — «погиб от несчастного случая». Однако на фотографии второй половины двадцатых годов, опубликованной в декабрьском (за 1962 год) номере «Фотоплэя», у Мортенсона нет усов, он сидит на мотоцикле, на нем кепка и в его узком, осунувшемся лице с проваленными глазами при всем желании невозможно разглядеть даже намека на Кларка Гэйбла. Другое дело — действительно, Джиффорд. Чуть выше среднего роста, плотный, широкоплечий, широколицый, с тонкой полоской усов и уверенным, жестким взглядом (таков он на одной из студийных фотографий двадцатых годов) — здесь уже можно представить себе, что имидж Гэйбла возник как раз из жизненной среды подобных людей. Что же это был за человек — третий кандидат в отцы Мэрилин Монро?

В том же, 1925 году Джиффорд разводился, и на суде его жена заявляла: «Он связан с распущенными и опустившимися женщинами, то и дело хвастается победами над ними… пьянствует с рабочими из кинолаборатории… уходит из дома и Бог знает сколько времени не возвращается…»

Как же на это реагировала Глэдис? Гайлс писал: «У Джиффорда была репутация повесы, но ушей Глэдис слухи о его многочисленных увлечениях не достигали — во всяком случае, пока длилась их связь. Женщина малообщительная, она была не расположена прислушиваться к сплетням. Даже если бы она что-то и услышала, все равно не поверила бы».

Между тем это был как раз тот случай, когда стоило если не поверить, то по крайней мере проверить. Но любовь слепа, и первое же столкновение с суровой истиной нередко оказывается потрясением. Оно было неизбежным, это потрясение, о ком бы ни шла речь — о Мортенсоне или Джиффорде. Различия не существенны. Если в варианте с Мортенсоном Глэдис сообщила о своей беременности в ноябре, после чего ее норвежский хлебопекарь нажал на педаль газа своего мотоцикла и был таков, то в варианте с Джиффордом Глэдис сообщила о том же в декабре, на Рождественские праздники. Итог был аналогичным. Правда, в отличие от Мортенсона, прежде чем исчезнуть, Джиффорд предложил Глэдис деньги, от которых она тут же отказалась (хотя, между прочим, денег у нее действительно не было и ее сотрудникам пришлось собирать для нее на оплату родов в складчину). Отказалась, потому что ждала от него совершенно иного.

Для нас важно, однако, то обстоятельство, что кто бы ни был отцом третьего ребенка Глэдис, бесчувственность этого человека подтолкнула ее к первому душевному кризису — она впала в глубокую депрессию, увы, унаследованную от Деллы. В таком состоянии Глэдис провела еще полгода, и 1 июня 1926 года в лос-анджелесской городской больнице у нее родилась девочка, которую она назвала Нормой Джин.

Не могу с уверенностью утверждать, что депрессия, охватившая Глэдис, так или иначе сказалась на ее ребенке, будущей Мэрилин, но на отношении ее к девочке душевная расстроенность Глэдис, безусловно, отразилась. Ушедшая в себя, ни на кого не реагирующая, с угнетенным, настороженным видом постоянно что-то бормочущая, Глэдис, в сущности, не обращала на девочку никакого внимания. Следует учесть и то, что мать Глэдис, возвратившись в свой дом в Хоторне после бесплодной и тяжелой поездки в Индию, также сказавшейся на ее душевном состоянии, категорически отказалась взять на себя заботы о дочери и ее ребенке. Делла, разумеется, понимала положение, в котором она оказалась после собственных семейных треволнений — ее душевное здоровье (точнее — нездоровье) исключало любую ответственность за кого бы то ни было: ведь в случае чего она не могла оказать и элементарной помощи.