Заводная девушка - Анна Маццола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лакей молча вел ее по холлу, не мешая пялиться на стены и картины, висевшие над часами. Точнее, не совсем картины, а зарисовки человеческих костей. Один рисунок изображал человека, лишенного кожи и с пустыми глазницами. И запах в передней был какой-то холодный; пахло восковой мастикой и лилиями. Ни тебе резкого запаха человеческого пота, ни пудры, сальных свечей и мочи – привычных запахов дома ее матери. Дом часовщика мог показаться пустым, но он не пустовал. Мадлен ощущала чье-то присутствие. Кто-то, дыша почти бесшумно, за ней наблюдал. Пройдя холл, лакей спустился в кухню – большое помещение с кафельным полом. По стенам висели медные кастрюли, копченые окорока и несколько тушек неощипанных фазанов с яркими перьями. У плиты, помешивая кофе в кофейнике, стояла женщина в белом чепце. Ее худая спина, казалось, вот-вот переломится.
– Наконец-то, – сказала женщина, поворачиваясь к Мадлен.
Боже, никак уже пять минут девятого?! Мадлен сделала торопливый реверанс.
– Мадам, на улицах сплошной гололед, – сказала она, мысленно добавив: «Учитывая рискованность всей затеи, тебе повезло, что я вообще пришла».
У Мадлен крепло ощущение, что ей не стоило сюда приходить. Что-то в этом доме было не так. Она глядела в пол, но знала: женщина пристально смотрит на нее и гадает о причинах шрама на лице.
– Жозеф, отнеси ее пожитки в комнату, где она будет жить.
Лакей кивнул. Его лицо оставалось похожим на маску. Взяв сундучок Мадлен, он ушел.
Женщина сняла кофейник с плиты, поставила на стол и подошла к Мадлен. Ее лицо не отличалось привлекательностью: мелкие черты, мутноватые глаза, кожа, напоминающая ветчинную кожуру. Мадлен прикинула ее возраст: лет двадцать восемь или чуть больше. Годы, которые высосали из нее всю радость.
– Ты, значит, Мадлен. Меня зовут Агата. Я тут проработала пять лет, а теперь ухожу. – Агата сделала паузу. – Работы тебе хватит, но ты справишься, если сумеешь приноровиться. Ты ведь до этого работала у торговца одеждой?
– Да. На улице Сен-Антуан, – ответила Мадлен, избегая взгляда Агаты.
– И была, как говорят, работницей на все руки?
Мадлен кивнула. Это точно, на все руки. Чего ей только не приходилось делать, начиная от вполне невинных и обыденных дел до странных и экзотических, включая выполнение прихотей садистов, имевших обыкновение хлестать девушек плеткой.
– Слуг в доме не много. Кроме меня, еще повариха Эдме и Жозеф, которого ты видела. Он прислуживает доктору Рейнхарту. Мы тут было взяли девку – помогать на кухне, – но быстро спровадили. За что ни бралась, все падало из рук. А ты, помимо прочего, будешь прислуживать Веронике – дочке хозяина. Будешь помогать ей одеваться и совершать туалет. Девица много лет провела в монастырской школе, но пару недель назад ей стукнуло семнадцать, и отец забрал ее домой. Нужно ей помогать во всем, чтоб выглядела надлежащим образом. Матери-то у нее нет.
– А что случилось с ее матерью?
– Умерла, рожая Веронику.
Заурядная история. Такое часто случается, и нечего об этом думать.
– Доктор Рейнхарт, он… хороший хозяин? – спросила Мадлен.
Агата прищурилась:
– Довольно справедливый, это да. Но его манеры покажутся тебе странноватыми.
– В каком смысле?
– Поймешь, когда его увидишь. Сейчас он ушел к заказчику.
– Он продает часы?
– Да, часы и другие механические штучки. Он делает из металла разных существ, которые двигаются. – Служанка поморщилась. – Мне дома такое и даром не нужно, а вот богачам они нравятся.
Мадлен вспомнила тиканье часов в холле и птичку, разевающую клюв.
– Он и ее обучает своему ремеслу, – тихо добавила Агата.
– Дочку?
– Да.
Агата недовольно изогнула бровь, не отличавшуюся густотой. Подойдя к столу, она взяла кофейник.
– А вы, мадемуазель Агата? – спросила Мадлен. – Вы останетесь в качестве…
– Я сегодня ухожу отсюда.
– Нашли себе другое место?
– Нет, возвращаюсь к семье. – Она скривила губы. – Мать у меня заболела.
– Я вам сочувствую.
Женщина кивнула. Наверное, сочувствие Мадлен показалось ей искренним, ибо в глазах что-то потеплело.
– Здесь порой бывают приходы и уходы. По ночам.
Это уже что-то.
– Поясните, мадемуазель. Кто приходит и уходит?
– Мой тебе совет: вопросы свои держи при себе. Так всем будет легче.
Мадлен на этом не успокоилась бы, но на кухонной лестнице послышались шаги и шуршание одежды.
Спрыгнув с последней ступеньки, в кухню вбежала худенькая светловолосая девушка с острым лицом. На ней был мятый зеленый пеньюар, на ногах – парчовые домашние туфли. Мадлен она показалась феей из сказки, а не девушкой из привычного мира. Увидев незнакомку, девушка остановилась и уставилась на нее немигающими глазами. В кухне наступила гнетущая тишина.
– Вероника, это Мадлен, – наконец сказала Агата. – Теперь она будет прислуживать вам.
Глаза девушки имели странный цвет: светло-зеленые, с янтарными прожилками.
– Доброе утро, – произнесла Вероника. – Я не ожидала… то есть я рада, что ты пришла.
Впрочем, судя по голосу, она не испытывала никакой радости. «Красивая девушка», – подумала Мадлен. Красивая какой-то иной красотой, не от мира сего. Кожа Вероники отличалась нежностью и белизной, чем-то напоминая рулон шелка цвета слоновой кости. Было бы трудно не возненавидеть ее, но, пожалуй, это даже к лучшему.
– Я рассказывала Мадлен о ее обязанностях в вашем доме, – пояснила Агата. – А про все, что желательно вам, вы ей сами расскажете.
– Мне особо и рассказывать не о чем. У меня никогда не было горничной. Я все делала сама. – Вероника взглянула на Агату. – Где Эдме? Она еще не приготовила завтрак? Если честно, я очень проголодалась.
«Она проголодалась! – насмешливо подумала Мадлен. – Знай ты настоящий голод, то не бросалась бы этим словом. Ты и не догадываешься о толпах босоногих оборванцев со впавшими глазами, которые стекаются в Париж, радуясь куску подгорелого хлеба». Откуда ей это знать? Девица жила в стенах монастыря. Теперь в отцовском доме, где ей тоже не грозит встреча с реальной жизнью. Но это даже к лучшему. Чем наивнее хозяйская дочь, тем легче будет Мадлен выполнить задание.
– Эдме ушла за свежими булочками, – сообщила Агата. – А я готовлю вам кофе. Мадлен, отправляйся с мадемуазель Вероникой и помоги ей с туалетом. Вскоре я подам завтрак.
