Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя - Ян Горский

– Идем! – снова позвала она и, пританцовывая, направилась в сторону дворца.

Иоанн был обескуражен. Он не знал, как объяснить происходящее. В его представлении образ женщины сводился к домохозяйке, беспокоящейся лишь о быте. А тут мыслящее создание, такое юное, но уже мечтающее о том, о чем он никогда и не смел и думать. Никогда раньше он не имел дело с девушками, а тут сразу – такая… Удивительно.

Вскоре они приблизились к дворцу. При одном взгляде на изумительные здания со сторожевыми башнями Иоанна охватила гордость за свой народ, который некогда пришел на эти земли из Египта. Вспомнились времена единого царства, внутри всколыхнулись неясные мечты о возвращении былой славы. Однако юноша со стыдом признавал, что совсем еще мало разбирается в политике и истории своей родины.

Ограждения крепости украшали восемь симметричных четырехгранных башен, возвышающихся над основным массивом строения. Подобно стенам, по периметру они имели оборонительные зубцы. По видению Ирода, над стенами цитадели с северной стороны зодчий возвысил три башни. Первая, самая высокая, называлась Фасаэль, в честь родного брата Ирода. В ней находились шикарнейшие бани и покои, достойные самых почетных гостей. Вторая, Хипикус, названная в честь друга грозного царя, служила хранилищем для воды, а третья, с полукруглым куполом и украшенной колоннами смотровой площадкой, называлась Мариамна, в честь любимой жены основателя.

Очень красивы были оконные проёмы, которые необыкновенно отделаны намеренно разнообразными наличниками. Они были даже на тех фасадах, где виднелись слепые ниши, имитирующие оконные проемы. Каких наличников тут только не было: прямоугольные, стрельчатые, круглые, полуциркульные. Это вызывало неожиданные ассоциации и заставляло уважать зодчего.

Под стенами цитадели росло с десяток пальм, а под ними были разбиты клумбы с диковинными цветами, видимо, привезенными с ливанского побережья.

Преодолев стеснение, Иоанн все же решился спросить у Иланы о том, что она знает о этнархе Архелае. Она ответила, что не разбирается в политике – ей это не интересно. – А ты что, любишь капаться в чинах? – спросила она насмешливо.

– Да так… Разве это не занятно?

– И что?

– Что – что?

– Ну что ты знаешь?

– Тебе же не интересно!

– А вот уже стало интересно, – заигрывая, бросила вызов Илана. – Так что, ты знаешь что-нибудь?

Иоанн насупился, боясь опозориться. Может, она лишь прикидывается несведущей, а на самом деле хочет проверить его, чтобы в очередной раз доказать свое превосходство?

– Знаю, что Архелай крови много пролил, когда народ восстал. Император отправил его в ссылку, а сюда прислал прокуратора, и в царском дворце стали хозяйничать римляне.

Больше Иоанн ничего не знал, но ему жутко хотелось узнать побольше о Ироде Великом: за какие мудрые дела народ его уважал, а за что ненавидел, узнать о его сыновьях и о том, как Рим лишил Архелая трона. Все это он решил как можно быстрее выведать у дяди Аарона – уж тот-то должен был знать.

– Ладно, не надо мне все это. Ты лучше о себе расскажи, – просила девушка, присаживаясь на каменную скамейку под фиговым деревом напротив дворца. Позади нее росли еще молодые кустарники махрового олеандра, буроватые ветвящиеся стебли которого были усыпаны мириадами ароматных цветков.

– Наверное, скучаешь по родителям?

– Конечно.

– Ты так рано остался один!

– Ну, они и родили меня уже немолодыми.

– Тебе не трудно говорить о них?

– Нет что ты? Я их люблю и горжусь ими.

– Папа рассказывал много о твоем отце. Говорил, что редко можно встретить такого саддукея. А мама сказала, что твой отец очень любил свою жену. Ведь по закону мог бы развестись с ней из-за того, что у них не было детей, но не сделал этого. Наверное, мудрая женщина была.

– Мне кажется, что наши отцы во многом похожи, – промолвил Иоанн.

– Да, я тоже так думаю.

– Смотрю, ты очень любишь отца?

– Я у него любимица, – Илана улыбнулась, – мне всегда было интересно проводить с ним время.

– Наверное, он в тебе видит долгожданного сына.

– Наверное, – хмыкнула Илана.

– А с мамой у тебя не очень?

– Есть немного. Мама придирчива. Ее все раздражает, и все везде должно быть так, как хочет она. Причем это похоже на одержимость. Она видит проблему во всем и везде, – вопрос задел Илану за живое. Она говорила так, словно произносила эти фразы уже в сотый раз. – Что бы ты ни делал и как бы ты это ни делал, это не важно. Похвала? Забудь. Если не сделаешь, как привыкла она, ты враг. Если пытаешься делать что-то как она, она все равно найдет к чему придраться и сожрет тебя. Только человек с чувством юмора, как папа, может выдержать ее. У тебя, кстати, как вообще с этим? Потому что отец еще тот весельчак. Может, к тебе он пока… сам понимаешь… Но будь готов.

Иоанн улыбнулся.

– Я вообще после смерти отца мало смеялся, но попав к вам в дом, возможно…

– Папа простой и добрый, увидишь. Их в семье было много, поэтому он знает, что такое чувства другого, как важно понять и услышать.

– Да, мой был такой же.

– А вот мама… Ну, ты сам видел. Благо, отец мудрый, а то они друг друга загрызли бы давно. Папа не раз говорил: подумай, как сложно изменить себя, и поймешь, как не просто изменить другого. Как он мучился бедняга, а она все такая же.

Всех деталей в отношениях своих родителей Илана, конечно же, не знала. Однако осмеливалась судить и представлять, что ведает, какими мотивами те были движимы.

А ведь когда она родилась, Аарон, ожидавший сына, впервые взял ее на руки и так сильно прижал к груди, что все присутствующие перепугались. Помимо его воли в нем, вместо благодарности, что роды прошли успешно, всколыхнулись разочарование и злоба что не сын. Придя же в себя, он резко отдал девочку повитухе и тут же вышел, так и не приласкав измученную от боли и мокрую от пота жену.

На следующий день он должен был удалиться на полторы недели в Есевон, по приказу царя Ирода. И лишь прибыв туда, Аарон стал непомерно переживать за только родившуюся дочь. Сестра жены, обещавшая прибыть из Эммауса, так и не пришла, Бейла осталась с тремя детьми и с парой старых слуг, что достались им от родителей Бейлы. И хотя слуги были добры и служили преданно, какая-то тревога овладела тогда Аароном.

Ирод в те годы был по-особому ярым и, только приехав из Антиохии, где затеял очередное строительство, созвал на прием делегацию из Галии и Фракии. Там же должен был присутствовать и Аарон, в силу должности, что занимал во время строительства Храма. В Есевоне священник проведал слух о том, что совсем недавно Ирод убил своих родных сыновей Александра и Аристобула, повесив их в Самарии, которая тогда еще называлась Себастией. Впавший в оцепенение после таких известий и борющийся со своим эго, Аарон решил, несмотря на страх наказания, покинуть мероприятие и вернулся домой. А войдя в жилище, первым же делом в раскаянии бросился к малышке Илане и обнял ее так крепко, что слился с ней душою и поклялся любить эту девочку больше жизни, несмотря ни на что. О его рискованном поступке, к счастью, тогда никто не узнал.

Странным был этот еще юный в ту пору священник. Бейла была строгой и прямой с первых дней семейной жизни, уже тогда позволяла себе многое и порой даже проявляла неуважение к супругу. Однако то, что она приняла в муже за мягкотелость, было силой его. Он и желал порой сорваться на нее, переспорить, указать на глупость ее мысли и надменную гордость мнимой мудрости, а временами и руку поднять хотел, тем не менее, по лишь ему ведомым мотивам, уходящим корнями в его детство, не мог он себе этого позволить. Это можно было даже принять за некую внутреннюю договоренность с самим собой. И тут уже дело было совсем не в Бейле, чтобы она там себе ни думала, а именно в нем – в силе не ее, а его духа, в терпимости и кротости, в которые он намеренно и осознанно заковал себя сам. И только Бог ведал, что побудило этого человека к таким заветам.

Илана же, как девушка юная, могла лишь полагать, и по своей юности даже позволяла себе быть абсолютно убежденной в истинности своих суждений, в уверенности, что она полностью понимает суть родительских отношений. Однако во многом ошибалась.

В силу всех названных причин, Аарон был одиноким человеком, который часто грустил и уже давно смирился с тем, что у него нет настоящих друзей и никто, по сути, так и не сможет его никогда понять. Единственным человеком, с кем он позволял себе делиться сокровенными тайнами души, был отец Иоанна Захария. Их дружба сохранилась с тех пор, когда они оба были еще холосты и вместе получали образование. В ту пору они сблизились так, что позволяли обнажать сердца до мельчайших деталей. Позже эта дружба, сохранившись, проявлялась в полнейшем доверии друг к другу, но поскольку виделись они, живя в разных городах, редко – пару раз в год, то уже не окунались так глубоко в одинокие души друг друга. После смерти Захарии Аарон уже совсем смирился с тем, что так и отдаст Богу душу, оставшись непонятым никем. Хотя что тут удивительного, разве мало таких людей?