И печатью скреплено. Путешествие в 907 год - Валерий Лобачев

Посмотрев сегодня на Босфор, купец решил, что миражи стали преследовать его. Он бежал оглушенный, в заботе о своем рассудке. Его остановили уже у стены Константина. Город был закрыт.

Бакуриани сел на землю тут же, у одного из постов константинопольского гарнизона. Он посмотрел перед собой: экипировка человека, стоящего напротив, была ему знакома. Желтая, китайской работы ткань с немалым содержанием шелка – на плечах. Сабля – она была в ножнах, но купец знал, что клинок – «красного» исфаганского булата. Перстень с египетским изумрудом. Все это, несомненно, были его, Бакуриани, поставки, и они как бы отмечали его жизнь поэтапно: когда он торговал шелковыми одеждами, когда покупал для Города иранские клинки, когда перешел в корпорацию аргиропратов, посвятив себя торговле драгоценностями. Он помнил этих большеголовых синих птиц на ткани и форму сабли, а такой величины изумруды – наперечет в Городе, он знал их. Бакуриани отдал себе отчет, что действительно все эти вещи помнит, но, почему они собрались здесь вместе, понять не мог. Он закрыл глаза. Прямо держа спину и чуть качаясь, задремал. Он выдохся и восстанавливал силы.

Человек с изумрудным перстнем медленно подошел к нему. То был доместик третьей тагмы, вернувшийся с Амастрианского рынка к своим постам. Он был солидным и верным клиентом Бакуриани. Они знали друг друга лет двадцать. Доместик сожалеюще посмотрел на купца: если такие люди, торговая опора Ромеи… Но Бакуриани уже успокаивался. Он только проскулил во сне.

…От всеобщего шока и, надо полагать, от скорого взятия Города константинопольцев спасло ночное безумство эпарха: Золотой Рог все-таки был заперт. Барабан с башни Христа и теперь еще продолжал стучать – словно без него не видно, что делается. Но барабанщика можно понять: он глушил свой страх.

Вуколеон

(продолжение)

– Откуда они взялись? – спросил василевс требовательно у слегка наклонившего голову изящного человека в шелках – то был Фома, логофет дрома, он ведал иностранными делами и не только ими.

– Славяне могли пройти сюда только невидимыми, – тихо сказал логофет. – Когда-нибудь мы узнаем, как они это сделали.

Самона в который уже раз перебирал в голове невозможные варианты. Не могли славяне в таком числе прийти даже необычным путем – вдоль восточных берегов моря, мимо Херсонеса, Колхиды, Трапезунда – и чтобы об этом не знали в Константинополе. Но вдоль западного побережья – мимо Болгарии, ромейских земель – и подавно не могли… Природного интригана Самону просто переворачивало оттого, что он не может проникнуть в славянскую хитрость.

– В пределах империи не было ни войны, ни стычек. Славяне появились прямо здесь, раньше их не видели, – сказал еще тише логофет.

Подошел брат василевса – мрачный пьяница и высокомерный завистник Александр, выругался:

– Ничтожные люди, вас обманули варвары. – Он не сообразил, что Лев может принять этот выпад и на свой счет – его ведь тоже обманули.

– Где эпарх? – спросил василевс.

Самона позвал рукой дожидавшегося поодаль эпарха.

– Почему ты запер Золотой Рог? – спросил Лев.

– Я увидел ангела во сне, – ответил эпарх. – Ангел сказал: «Анатолий, ты забыл отдать сегодня еще один приказ». Я проснулся, долго думал, ничего не мог понять и приказал повесить наши цепи.

Он врал: лучше объяснением будет выдуманный ангел, чем, не дай бог, решат, будто он знал что-то там, где никто ничего не знал.

Лев был удовлетворен сном и ангелом: «Значит, господь за меня. Значит, славянская напасть – не искупление за арест и отречение Николая…»

Галакринская обитель

Николай Мистик в это время тоже смотрел на русские лодьи с другого берега Босфора, из башни Галакринского монастыря:

«Жестока кара небесная! Но справедлив господь. Я всегда говорил: что во дворце – то и в империи. Если император не видит истины, подданные совсем слепнут. Какой флот прошел, словно перелетел море!..

Уж не придется ли мне в скором времени войти в опустошенный Город и поднимать его к жизни?»

Николай представил себя идущим по руинам Константинополя и как из-под обломков тянутся к нему руки – голодных, раненых, потерявших себя. «Трудно будет. Но с божьей помощью можно и это».

Он ошибался – не будет ему славы ни на чьих костях…

Вуколеон

(продолжение)

– Как в городе с рыбой? – спросил василевс.

– Золотой Рог был щедр, но это и все, что мы получили сегодня, – ответил эпарх.

– Рыбацкие кинонии на Босфоре уже разорены?

– Я послал человека за точными сведениями, он еще не вернулся. Но на рыбачьих причалах говорят… или государь подождет точных сведений?

– Что говорят? – не выдержал логофет. На приемах послов ему приходилось говорить от имени василевса в его присутствии, так было принято. Но здесь он просто забылся.

Эпарх по глазам Льва понял, что ему тоже хочется услышать непроверенные вести.

– Если государь желает знать… На причалах говорят… Славяне забрали большую часть рыбы у тех, кого застали в Босфоре. Лодки и ромеев не тронули. Записали… – эпарх сделал паузу. – Записали имена рыбаков и у кого сколько взяли.

– Варвары не могут писать! – рявкнул Александр.

Эпарх продолжал свое:

– Если государь желает знать. На причалах говорят: славяне сказали рыбакам, что они дадут деньги за рыбу.

– Деньги? – логофет повернулся ухом к говорящему. Остальные оцепенели: платить их рыбакам?! Топить – это понятно. Но покупать – привилегия ромейская…

Эпарх продолжал:

– Если завтра утром рыбацкие кинонии доставят улов следующей ночи к ставке русского князя, то им заплатят и за сегодняшнюю рыбу, и за завтрашнюю, – так будто бы сказали славяне. Они объяснили, почему не платят сразу: еще не установлена цена. Но сегодняшний улов невелик – ведь русские лодьи помешали рыбакам, – и поэтому цены за эту рыбу обещаны выше обычных. Славяне сказали, что вообще будут платить больше, чем в Городе.

– И им поверили? – спросил Лев.

– Славяне сказали еще, что платить будут из своих денег, но потом удержат эту сумму с Города – потому и не скупятся.

– Варвары не могут так делать и говорить! Это слухи! Заговор черни! – Александр чуть волосы на себе не рвал. Он, как и положено младшему брату царя, сам был самый крупный интриган и заговорщик в империи.

– Государь, – заметил эпарх, – я ошибся, сказав, что так говорят на причалах. Так говорили на причалах. Я принял соответствующие меры.

– Довольно, – махнул рукой Лев. – Как только твой разведчик вернется с той стороны пролива, дашь знать.

– Государь, я только хочу сообщить еще, что в последнюю неделю лов был очень удачный, и я разрешил солить рыбу.

Итак, эпарх отличился дважды. Тем, что вчера запер залив, и тем, что всю неделю, вопреки обычному правилу, в Городе продавали не всю пойманную рыбу – часть готовили впрок. Без особого разрешения солить рыбу запрещалось – чтобы запасы не всплыли в каком-нибудь полуголодном месяце по бешеным ценам. За цены в Городе отвечал эпарх. Сегодня оказалось, что он предусмотрел сохранность Константинополя и готовность к осаде.

Логофет посмотрел на него с подозрением, Самона – с удивлением, Александр – с недоумением, но Лев – просто с одобрением. Хорошие вести – это не плохие вести, василевс любил быть довольным.

…Внизу, при выходе из дворца, эпарха остановил этериарх.

– Чего ждать сегодня в Городе?

– Пока ничего, – сказал эпарх. – Сегодня нужно смотреть туда, – он показал рукой в сторону стен.

– Ты знаешь, что в городе ходят слухи об этой… ну… о Мраморной… Крысе? – этериарх говорил нехотя, брезгливо. Им – высоким должностным лицам – было грех верить хоть немного в плебейскую легенду, будто есть в городе страшная крыса, предвестница бедствий. К тому же – Мраморная! Мрамор хоть и не так благороден, как порфир, камень василевса, но все же и он символ Ромеи, Константинополя с его колоннадами с Мраморной Рукой, Мраморной Черепахой. А тут – крыса.

– И что о ней говорят? – спросил эпарх. – Старая выдумка – такая живучая. Я думаю, не сделать ли и вправду хвостатую тварь из мрамора и не расколоть ли ее у всех на глазах…

– Говорят, что утром Крыса сбежала из Мраморной башни и понеслась куда-то. – Этериарх совершенно определенно махнул рукой на север, показывая, куда именно.

– Утром? Это новость. Раньше она выходила только по ночам. – Эпарх посмеялся немного, показывая чернеющие зубы. – Скажи своим варягам: если увидят ее, пусть… – он показал рукой, как должен стражник расколоть мечом крысу. – Скажи, что эпарх не дорожит этой принадлежностью Города. Не так уж много мрамора и не такой он ценный, – эпарх неожиданно показал руками, сколько точно мрамора – длину крысы. – Серый мрамор, – сделал небрежный жест.

– Говорят, она и похудела сильно, – этериарх нелепо хмыкнул.