И печатью скреплено. Путешествие в 907 год - Валерий Лобачев

– Отстрани его царственной дланью, – советовал один синклитик.

– Поставь его на место, – подсказывал другой.

Но Лев не представлял себя затевающим возню с Николаем. Каждый кулак Мистика был величиной с голову царственного многолюбца. Не то чтобы Лев опасался за целостность своей головы – Николай был властным патриархом, но не был безумцем. Просто он был стоек там, где управлял. Он не двинулся бы с места, а Лев бы выглядел смешно, упираясь в эту колонну.

Василевс медленно отступал на полшага и топал пурпурным сапожком. (Пурпур был цвет василевса. Ныне такого цвета в природе нет. Нет уже тех трав и минералов, из которых получали настоящую пурпурную краску…) Полубожественный сапожок без особого стука опускался на ступень. Здесь было чисто выметено, так что и столб пыли не застилал фигуру Мистика. Патриарх смиренно глядел поверх головы Льва VI и начинал так цитировать священные тексты, что слушателям становилось неудобно за императора, больно за жалкую человеческую природу и слегка страшновато за сохранность мира. От ветхозаветных строчек шел ощутимый запах гражданских столкновений.

Лев VI заливался слезами и поворачивал назад. Так случалось каждый церковный праздник, а их немало в году, пока всем не надоело. Несколько месяцев назад по приказу василевса патриарх был тихо арестован и отвезен на другую сторону Босфора, в монастырь. Исполнял этериарх. Стражники-варяги помогали.

– Николай сегодня прислал отречение. Так что он уже не патриарх. – По глазам стражников их начальник понял, что для них это новость. Впрочем, не самая интересная. – Но вернемся к вопросу: кто самый бдительный после бога? – сказал он, подражая тону бывшего патриарха-проповедника. – Самый бдительный, конечно, василевс, – докончил он скороговоркой на шепоте. – По всему видно, что ты умеешь шутить, – сказал он Рулаву, подцепив пальцем одну из его серебряных пряжек. – И сегодня вам предстоит отличиться в ловкой шутке.

Варяги настороженно наклонились к этериарху. Они знали: шутки в их службе – тонкая работа. Дворец – это дворец…

– Отречение Мистика – победа василевса. Это вам понятно. Но после побед глупцы и простаки успокаиваются и только веселятся, а мудрый настораживается: что-то будет дальше, все ли крепко, все ли в порядке?.. – Этериарх говорил как по писаному, словно проповедь читал, но только говорил быстро и, в общем-то, не очень серьезным тоном. – Итак, – голос его стал совсем тихим и резким, – мудрый правитель, одержав победу, выходит проверить, на постах ли его воины, зорко ли следят. И самых зорких ждет поощрение… Если кто-то будет ходить около дворца, арестовывать немедленно, кем бы он ни казался, и вести ко мне!

Это был приказ. Стражники показали, что все поняли. Этериарх забрал у Гуннара свой фонарь и побежал, прикрывая свет рукой, во дворец. Он исчез быстро.

Стражники знали о подозрительности василевса, слышали о том, что правитель вроде бы иногда тайно ходит – проверяет караулы дворца. И все-таки, как видно, сегодня предстояло арестовать самого василевса, если он, закутанный в плащ, будет проходить где-то рядом…

Нет ли здесь чего, кроме игры в бдительность? Не заговор ли? Что, если они действительно приведут Рожденного в Пурпуре к этериарху? Ну не будет ли там, скажем, еще десяток воинов с мечами, с кинжалами? И если этериарх увидит, что Гуннар и Рулав, арестовавшие василевса, собираются его охранять, не прикажет ли он зарезать их?.. Все это может быть. Перевороты у ромеев – дело обиходное.

– Я придумал, – сказал Гуннар, – как еще сильнее пошутить. Если мы кого-нибудь арестуем, то, вводя во дворец, крикнем себе на помощь в сопровождение еще десяток наших. Ведь, может быть, мы очень хитрого и важного злоумышленника остановили?

Рулав понял сразу. Но мысль о такой сильной шутке хоть и успокоила его, но совсем не веселила.

Он был угрюм и сосредоточен.

Гунар же, напротив, уже хотел, чтобы так и было. Они арестуют василевса. С десятком-полутора других варягов войдут к этериарху; те по дороге уже узнают от них, что происходит. А когда этериарх потребует отдать преступника и уйти, то… Ну, не стоит все предсказывать в точности, до мелочей, но понятно, что дело решится мечами, и те, кто защитит василевса от покушения, будут славно награждены. Да уж не станет ли Гуннар сам этериархом – пусть не сразу, со временем? «Приобретешь только то, что завоюешь этим мечом», как говорят у него на родине.

О дворце василевса

(из записок неизвестного)

1. Дворец построен для василевса, но в нем живут тысячи человек. Василевс не может быть один.

2. Тот, кто входит во дворец без разрешения, попадает совсем в другое место.

3. Во дворце есть комнаты и коридоры и плиты в полу трех статей:

для всех, кто имеет право находиться во дворце,

для высших,

только для василевса.

4. Тот, кто вошел во дворец по специальному разрешению, а выходит без разрешения, тоже куда-то пропадает.

5. О хождении гостей по дворцу:

если ты не посланник иной страны и не поставщик двора, то тысячу раз подумай, стоит ли тебе добиваться пропуска туда;

ни шагу не ступай во дворце без сопровождающего – можно потеряться и никогда не найтись;

идя с сопровождающими, не надейся понять, куда тебя ведут;

вообще все время помни, где ты находишься.

Показания Абу Халиба, арестованного стражниками-варягами ночью на площади Августа

– Я путешествую с ученой целью…

«Я знаю одну ученую цель – шпионаж», – подумал этериарх.

– …Явился я из Трапезунда. Солнце двигалось с востока на запад, отражалось в морской воде и показывало кораблю, на котором я плыл, дорогу в Константинополь.

– Если ты так любишь солнце, что делал ночью на площади?

– Я никогда не покидаю город, не посмотрев его ночью. Если у монеты есть две стороны, надо посмотреть на ту и на другую, прежде чем принять ее. У каждого города две стороны: день и ночь.

– Константинополь не монета. Зачем ты шел ко дворцу?

– Я поднялся от Золотого Рога к площади Тавра и пошел вверх по улице Меси.

– Разве тебе не известно, что тот, кто прикидывается дураком, на самом деле хитрец? Мне это известно.

– Кроме умных, дураков и хитрецов, в мире есть еще ученые и поэты, – смиренно сказал Абу Халиб.

– В мире существуют меч и веревка, – очень внятно и зло сказал этериарх, наклонившись в сторону арестованного и пристукнув ладонью по спинке черной резной скамьи. – И только для особо отличившихся существует в мире яд! Понятно?

Абу Халиб не стал спорить. Перечисленные вещи действительно существовали в мире.

Этериарх злился. В сущности, ему этот перс был ни к чему. Совсем лишний перс. Может, он и шпион. Но шпионов в Константинополе пусть отлавливает эпарх, начальник города, пусть стережет городская стража. Все равно не переловить.

Этериарх ждал василевса, а ему привели странствующего перса. Руки сложены – рукав в рукав. Голос спокойный, а глаза быстрые. Соображая, какой бы вопрос ему задать, смеривая невысокий рост и худощавую фигуру Абу Халиба, этериарх вдруг ощутил нехороший холодок внутри: уж не переодетый ли это василевс, у Льва тоже смуглое круглощекое лицо… Это, конечно, было наваждение – от долгого бессонного ожидания. Этериарх был уверен в своем предчувствии, что василевс пойдет сегодня проверять тайком караулы, и не хотел упустить случай. Но что было бы, если б он и вправду не узнал его под восточным халатом, под краской, изменившей черты лица?.. Этериарх передвинул свечи на столе – ближе к арестованному… Как бы понял василевс рассуждения этериарха о яде для избранных? Он ведь самый бдительный, василевс. Или, вернее сказать, самый подозрительный…

Чтобы отрешиться от этих мыслей, этериарх брякнул неожиданно:

– Ты был в Галате?

На первый взгляд вопрос не без умысла: узнать, насколько подробно изучил недавний приезжий окрестности города. А Галата – селение напротив Константинополя, у самого входа в гавань Золотой Рог, – место стратегическое.

– Я был в Галате, – ответил тихо Абу Халиб.

– Да?

– Ведь там есть мечеть, – закончил Абу Халиб.

– Ах, да! – хлопнул себя по лбу этериарх, совершенно не стесняясь показать свою неловкость перед арестованным. Ему было уже не важно. – Проводите его вон отсюда, – сказал он стражникам.

Перс поднял с пола свою маленькую лампу.

– Я возьму свою вещь? – спросил Абу Халиб и показал пальцем на стол, где лежал отобранный при аресте кинжал голубоватой стали, четыре рубина на узкой золоченой рукоятке.

– А штраф за прогулки ночью у дворца надо платить? – усмехнулся этериарх.

– Я заплачу деньгами.

– Ты что же – богат?

– Я приторговываю, чтобы не быть стесненным в дороге. Сейчас у меня есть деньги.

– Возьмите, – указал этериарх стражникам на кинжал, – и отдайте ему тогда, когда отведете подальше от дворца.

Абу Халиб подумал, что, наверное, зря напомнил о своем оружии. Приказ стражникам звучал двусмысленно: отведут подальше, возвратят кинжал – под ребро. А потом, вытерев об полу халата Абу Халиба… интересно – себе возьмут или принесут начальнику? Путешественник стоял, соображая, не отдать ли кинжал сразу и без последствий? Они в чем-то подозревают его, Абу Халиба. А подозревая, могут зарезать. «Нелечимую рану мечом резать подобает», – вспомнил Абу Халиб заповедь первого императора ромеев Константина. Его передернуло.