Я парень из Питера - Елена Стукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым мой синяк увидел Женька, но он был полностью посвящен в мои планы, поэтому понимающе кивнул:
– Да…
А вот наш классный руководитель Виктор Борисович поинтересовался:
– Кто тебя так ударил в глаз?
Глядя на него одним глазом, я приврал:
– Никто, все в порядке, я просто упал.
– Падай в следующий раз осторожнее, – заботливо попросил Виктор Борисович.
В другой раз синяков было уже два. Виктор Борисович отправил меня к врачу, сняв даже со своей контрольной по химии. Лопухов попросился со мной:
– Можно я его в медпункт отведу, а то ему трудно идти, и вообще – морально поддержу.
Но Виктор Борисович парировал:
– Сам дойдет. Умеет так неудачно падать – сумеет добраться и до медпункта.
В третий раз я весь опух и просто не пошел в школу, чтобы никого не тревожить. Родители охали, смотря на мои занятия боксом. Но ничего не говорили: я был уже большой. Один раз папа просто предупредил:
– Главное, губы береги, ты ведь на трубе играешь.
– Не бойся, па, – отмахнулся я, – губы я берегу.
Младший брат Вовка, его звали так же, как Максимова, меня поддерживал.
В коридоре я повесил боксерскую грушу и бил по ней неистово, представляя, что это Максимов. У меня была цель!
Прошло три месяца. Три томительных месяца. Все это время я почти не выходил гулять во двор – готовился. И вот, наконец, я решился.
За это время во дворе ничего не изменилось. Та же картина: все играют спокойно во дворе: кто в футбол, кто в пинг-понг, кто на роликах катается. Все счастливы. И вот выходит Вовка Максимов, небрежно напевая все ту же песенку, как будто его заклинило:
– Зовут меня Вова, я знаю три слова…
Он действительно знает всего три слова: «ну», «всё» и «давай». По крайней мере, больше никаких слов я от него не слышал. Когда он увидел меня во дворе, то наморщил лоб, будто что-то вспоминая, и действительно, вспомнив, лицо его приняло удивленное выражение. Все расступились. Вовка Максимов направился прямо ко мне, имея твердое желание сделать из меня котлету, только не знаю какую – пожарскую, московскую или еще какую-нибудь. Для начала он по традиции спросил:
– Ну?
И тогда я опять, но гораздо тверже и увереннее, чем в прошлый раз, ответил:
– Нет!
Он надвинулся на меня. Но ни одна из моих клеточек и косточек теперь не дрожала, а наоборот, я собрался для удара и начал. Я бил натренированными кулаками со всей силы и туда, и туда, и еще туда. Но от моих ударов Вовка Максимов только чуть-чуть поморщился – он был непробиваем, как танк. Другой человек давно бы упал замертво в нокауте, Вовка же свысока пренебрежительно посмотрел на меня и вдруг засмеялся так, будто началось землетрясение:
– Гы, гы, гы.
Это было его четвертое слово.
– Гы, гы, гы.
И тут я подпрыгнул и врезал ему в челюсть. И, о чудо! Он немного пошатнулся. Смех сразу прекратился, и в его глазах я увидел ужас. Потом он начал что-то искать во рту, шевеля языком. И затем… вытащил свой огромный зуб… Тогда я услышал от него пятое слово, обращенное ко мне:
– Ты?
Он, не моргая, смотрел на меня. И повторил:
– Ты?
Но я его больше не боялся. Ребята подошли к нам поближе, тоже, наверное, не чувствуя страха, или из любопытства.
– Да, – сказал я. – Я выбил твой зуб, страшный и непобедимый Вовка Максимов. А знаешь, почему я его выбил?
Тут я вспомнил мои любимые фильмы «Брат» и «Брат-2» и слова главного героя Данилы Багрова и как заору:
– Ты думал, что счастье в силе и в безнаказанности? Ты думал, что вот ты, такой большой, сильный, можешь издеваться над всеми? Нет! Счастье – в правде. А правда в том, что добро должно быть с кулаками и что нельзя обижать слабых и беззащитных. Правда в том, что кто-то должен сказать таким, как ты, одно только слово: нет!
Я повернулся к ребятам:
– Кто скажет «нет», если не я, не он, – я показал на Женьку, – не он. – Я показал на первоклашку из четвертой квартиры. – Кто-то один скажет «нет», и если дело правильное, стоящее, то все его поддержат!
Ребята стали кричать:
– Правильно! Так и должно быть!
Вовка Максимов посмотрел на нас, и впервые я увидел, что у него есть совесть. Видно, его что-то проняло, и он что-то понял, не все еще, но что-то.
С тех пор страшный Вовка Максимов, этот шкаф два метра в длину и два в ширину, здорово изменился. Он стал учиться, узнал много новых слов, переходил из класса в класс без проблем.
Осенью я его отвел в нашу боксерскую секцию к своему тренеру. Вовка Максимов очень усердно тренировался – наверное, двадцать четыре часа в сутки.
– Перспективный, – одобрял его тренер.
Если кто кого обижал, Вовка всегда разбирался, защищал слабых. В нашем дворе можно было теперь гулять и играть спокойно – он находился под покровительством Вовки Максимова. Через два года Вовка стал чемпионом города в тяжелом весе. Поехал на соревнования за границу.
Автограф великого человека
У нас в музыкальной школе праздник. К нам на концерт приезжает знаменитый музыкант-виолончелист. Я его только по телевизору видел. Он седой, старенький, но бойкий. Он все время гастролирует и в Питер редко заезжает, а тут к нам в музыкальную школу, на концерт, ну не прямо в музыкальную школу, а в капеллу, где наша школа будет выступать. И я тоже буду исполнять соло на трубе и играть с джаз-оркестром. Вот классно!
В музыкальной школе все готовятся, даже простую школу пропускают.
И вот наступил долгожданный день. Я сам погладил брюки, надел рубашку с галстуком. Посмотрелся в зеркало – вроде неплохо. Сделал мужественное, сосредоточенное лицо и отправился в капеллу. Родители приедут туда прямо с работы. В капелле уже все собрались и, конечно, волновались. Я посмотрел в зал: «Сколько народу собралось!»
А вот и мои родители с братиком сидят. Через две минуты конферансье объявила:
– Концерт детской музыкальной школы номер 1 начинается!
Зазвучали фанфары. Это я и другие трубачи заиграли. А знаменитого музыканта все не было.
Уже сыграли Маша Барабанова на скрипке, Митя Рябенков – на фортепиано… И вдруг появился он, вышел на сцену и сказал:
– Извините, я только что прилетел из Парижа, наш самолет немного опоздал.
Я подтолкнул своего друга Женьку: «Смотри, такой музыкант извиняется».
Потом знаменитый виолончелист начал рассказывать про возрождение русского искусства. Что у нас много талантливых ребят, и им нужна поддержка.
«И это правильно, – подумал я, – у нас, например, у одного мальчика мама все время болеет, а папы нет. И этому мальчику некогда заниматься музыкой – он подрабатывает мытьем машин на улице. А он очень талантливый: даже при таких условиях стал лауреатом всероссийского конкурса. Ведь если бы ему кто-нибудь помог – дал немного денег или стипендию какую-нибудь назначили, то он, наверное, стал бы таким музыкантом, как Ван Клиберн или Святослав Рихтер».
Потом знаменитый музыкант еще много рассказывал про музыку, про свои концерты, а потом закончил:
– Милые вы мои. Да здравствуют музыка и музыканты несмотря ни на что!
Мы все громко зааплодировали.
Вдруг мой Женька крикнул:
– Эврика!
Я говорю:
– Ты что?
А он:
– Хочешь много денег заработать?
Я даже подпрыгнул на месте – кто ж не хочет! И тут я сразу вспомнил, как вздыхает моя мама, приходя из магазина, – продуктов много надо, а денег не хватает.
А Женька продолжал:
– Он – знаменитый музыкант. Верно?
– Еще бы, – я киваю головой.
– Тогда мы возьмем у него автограф и продадим его на аукционе Сотбис.
– А что это еще за Сотбис?
– Ну там продаются старинные картины, письма знаменитых людей и все такое. А также автографы великих людей. Можно поехать в Англию и продать его автограф, скажем, за миллион долларов.
– За миллион? – изумился.
– Ну если не за миллион, то за полмиллиона это точно.
– Вот круто! – так мне захотелось разбогатеть. Тогда на все денег хватит.
Когда концерт кончился, мы с Женькой взяли программки и стали пробираться сквозь толпу поклонников, чтобы взять автограф.
Но, оказалось, таких умников, кто хотел разбогатеть, – тьма. К великому музыканту выстроилась такая большая очередь, что не сосчитать. Мы оказались в самом хвосте. Знаменитый виолончелист все расписывался и расписывался. Очередь двигалась медленно, но все-таки мы с Женькой добрались до музыканта. И тут он улыбнулся и сказал:
– Милые детки, пожалейте меня, старика, я так устал, что больше не могу.
И тут мы увидели его очень уставшие и грустные глаза, и я подумал, что он очень хороший и не надо его больше мучить. Пускай идет отдохнет, а я все куплю себе сам, когда заработаю, играя на своей трубе. И маме куплю…
Я посмотрел на Женьку. Женька тоже успокоился:
