Жестокий век. Книга 1. Гонимые - Исай Калашников

На мгновение появилась мысль: может быть, сохранить все это в тайне? Но он тут же отогнал ее. Обман скоро откроется, и тогда уж ему совсем никто не поверит. Ложь не его оружие. Надо рассказать все. И звать людей на меркитов. Очень многие в свое время пострадали от них — кто не захочет отомстить кровным врагам, таким же ненавистным, как татары? Может получиться даже лучше. Таргутай-Кирилтух, каким бы он ни был, — свой, а меркиты — извечные враги… О, если бы небо даровало победу над ними!

Из потока сомнений, надежд понемногу рождался, обретал определенность замысел. И уходило смятение, росло желание взяться за дело. С усмешкой вспомнил поговорку: «Когда вода дойдет собаке до ноздрей, она поневоле поплывет». А он в воде даже и не по ноздри, волны перехлестывают через макушку. Или он выплывет сейчас, или никогда.

Возвратился в юрту. Здесь уже все было прибрано. Ребята нарезали травы для постели, укладывались спать, лениво переговариваясь. Он тут только обнаружил, что день заканчивается. Синие сумерки плывут над лесами, над поляной, размывая очертания кустов и деревьев.

Едва он вошел в юрту, ребята замолчали. Они ждали его решения.

— Боорчу, Джэлмэ, вы поедете со мной по куреням.

Помолчал, ожидая возражений. Но спорить, как видно, никто не собирался. Только мать что-то хотела сказать, однако, взглянув на него, тоже промолчала. Она сидела у гаснущего очага, пламя скупо освещало ее печальное лицо. Мать была сегодня сама на себя не похожей, казалось, думает о чем-то своем, далеком от этого разговора.

— Хачиун и ты, Тэмугэ… Вы останетесь здесь. Охраняйте мать, охотой добывайте пропитание.

— Меня хочешь куда-то отправить с Бэлгутэем? — спросил Хасар.

— Ты поедешь с Бэлгутэем…

— Я с ним не поеду. Лучше я поеду с Хачиуном или с Отчигином.

— Когда старшие говорят — младшие молчат. Или ты не знаешь обычая старины? — сдерживая гнев, сказал Тэмуджин.

— Почему ты берешь в товарищи кого хочешь, а я должен брать кого дашь? — запальчиво крикнул Хасар.

— Поговори еще! Как мы можем ждать от больших и малых нойонов терпимости, благожелательности, если кровные братья не могут ладить друг с другом? Хасар, ты вечно заводишь смуты, всюду выставляешь свой нрав. Не смей больше этого делать! Услышу еще раз что-то подобное — прогоню тебя! От ярости потемнело в глазах, и, чтобы не сорваться, он заговорил тихо, растягивая слова: — Ты не еж, а я не корсак, готовый тебя съесть, — не растопыривай своих колючек. Лучше подумай, почему ты поедешь с Бэлгутэем. Ваш путь далек — в курень хана Тогорила, а потом к Джамухе. Бэлгутэй уже был у кэрэитов. Он знает дорогу. Его дело — провести тебя безопасным путем. Твое дело — добиться помощи от хана и Джамухи.

— Я не слепой детеныш зайчихи, дорогу найду и сам.

Мать встрепенулась, провела ладонью по лицу, и печаль ушла из ее глаз.

— Хасар, что тебе худого сделал Бэлгутэй? Или Тэмуджин? Ты все время хочешь показать, что одного не слабее, другого не глупее. Покажи это на деле. А не так… Вздорить попусту — много ли нужно ума?

С матерью спорить Хасар не решился.

После того как обо всем договорились, Тэмуджин вышел из юрты. Мимо промчался тушканчик, сливаясь с травой, только белая кисточка хвоста выдавала его, в молчаливом лесу зловеще гукнул филин. Тэмуджин вздрогнул, повернул назад. В дверном проеме юрты успокоительно мерцал огонек. Совсем недавно тут светилось два огонька. Борте, Борте… Что сейчас с тобой происходит? Что видят твои глаза, полные слез? Ему так ярко представилось, что может происходить в это время в чужой, пропахшей кислыми овчинами и лошадиной сбруей юрте, что он замычал, как от непереносимой боли.

Глава 4

Джамуха с десятком нукеров возвращался с охоты на тарбаганов. Солнце повисло над волнистой кромкой степи. Метелки дэрисуна, освещенные сбоку, были пламенно-серебристые, над линялой травой кружилась мошка. Сухой воздух, пахнущий пылью и полынью, стал немного прохладнее. С плоской возвышенности Джамуха увидел свой курень, разбитый между двумя озерами. В вечернее небо подымались дымки, с пастбищ, взбивая копытами пыль, тянулись стада.

Улус Джамухи за последние годы окреп, стада увеличились, люди были сыты и довольны жизнью. В извечной свалке и резне кэрэитов, найманов, меркитов, тайчиутов он ловко уворачивался от ударов, то уходя в сторону, то прибегая к защите Тогорила, то, когда покровительство хана становилось обременительным, сталкивая кэрэитов с найманами. Проделывать все это было не так уж и трудно. Тайчиуты по старой памяти считали его племя зависимым от них, для Тогорила он — названый сын, для найманов и меркитов — слишком ничтожный враг.

Джамуха натянул поводья, и лошадь под ним, идущая спокойным шагом, вскинула голову, запрядала ушами. Он подтянул ремни тороков с увесистыми, жирными тарбаганами, повернулся к нукерам:

— Ну что, испытаем резвость наших коней?

Прижал пятками бока своего коня, гикнул, пригнулся. Косматая грива взметнулась, хлестнула по лицу, ветер заиграл кончиками его косичек. Ах, как хорошо мчаться по родной степи, ловя ноздрями горький дух ее трав!

Нукеры скакали чуть приотстав. Только младший брат Тайчар вырвался вперед, сравнялся. В задорной улыбке блеснули ровные зубы. Белый мерин Тайчара стал обходить его коня. Джамуха резко натянул поводья. Он не любил, чтобы его кто-то обходил, пусть даже собственный брат.

В курене люди приветливо махали руками, поздравляли с удачной охотой. Соплеменники высоко ценили его ум, смекалку, ловкость и давно уже звали не иначе, как Джамуха-сэчен. И он гордился уважением людей, своим званием, зная, что и то и другое заслужил неусыпными заботами о благополучии племени.

У коновязи спешился, но в юрту не пошел, велел встретившей его Уржэнэ принести кумысу, а одного из нукеров — разыскать агтачи — конюшего. Терпкий, колюче-кислый кумыс освежил пересохшее горло. Возвращая чашу жене, спросил:

— Ну как тут у нас?

— Все хорошо. Правда, в урочище Хара-гол на табунщиков напали меркиты. Но все обошлось. Табунщики сумели уйти, не потеряв ни одного коня.

— Сколько меркитов? Куда они направились? — встревожился Джамуха.

— Меркитов было сотни три. А шли они в свои кочевья. Видимо, воевали с тайчиутами.

— А-а… — успокоился он. — Кто те табунщики?

— Сыновья нашего агтачи Тобухая. И еще одна новость. Приехал человек от хана Тогорила. Со вчерашнего дня ждет тебя.

— Пусть подождет еще.

Подошел агтачи Тобухай, кривоногий старик в халате с подоткнутыми под пояс полами.

— Звал меня, Джамуха-сэчен?

— Звал, Тобухай-эбуген. Уржэнэ говорит: твои сыновья спасли табун. Так ли это?

— Так.

— Скажи им: каждому дарю по юртовому войлоку из белой шерсти.

— Твоя щедрость подобна полноводной реке — все из нее черпают, а она не убывает. — Тобухай с достоинством поклонился.

— Но звал я тебя по другому делу. Посмотри на моего коня. У него обвисло брюхо и прогнулась спина. Он верно служил мне многие годы. Пусть теперь отдыхает.

— В твоем табуне есть беломордый жеребец. Он легок, как дзерен, силен, как лось. Но он не объезжен.

— Приведите его мне.

Агтачи ушел. Вскоре табунщики подогнали к юртам коней. Джамуха сел в седло, взял из рук подъехавшего Тобухая ургу. Лошади, сбитые табунщиками в плотный круг, пугаясь юрт, людей, кидались из стороны в сторону. Жеребец, на которого указал агтачи, понравился Джамухе. Вороной, длинногривый и длиннохвостый, он выгибал тонкую шею, носился вокруг табуна, кося злым глазом.

Улучив момент, Джамуха накинул петлю на его голову. Жеребец прянул в сторону, петля затянулась на шее. Табунщики, попрыгав с коней, вцепились в гриву, в хвост, накинули на спину седло, взнуздали. Джамуха слез со своего коня, как и агтачи, подоткнул под пояс полы халата. Подбежал Тайчар.

— Брат, разреши объездить этого коня мне! Ух, какой хороший!

Тайчар, бесшабашный удалец и большой любитель лошадей, не мог стоять на одном месте от возбуждения. Джамуха рассмеялся:

— Думаешь, ты это сделаешь лучше меня? Нет, братишка, своего коня я всегда объезжаю сам.

Жеребец вздрагивал всем телом, храпел, скреб копытом землю. Джамуха потрепал его по шее, взял в руки поводья и взлетел в седло. Табунщики отскочили в сторону. Жеребец потряс головой, приходя в себя, выгнул спину, словно хотел таким способом освободиться от непривычной тяжести. Вдруг заржал, встал на дыбы. Джамуха ожег его плетью. Жеребец прыгнул, высоко вскинув зад, помчался, то бешено кидаясь в стороны, то вздыбливаясь. Джамуху мотало так, что казалось, оторвется голова. Но он уже знал: беломордый не вышибет его из седла.

Измучившись, весь в мыльной пене, жеребец пошел ровным галопом. Натягивая поводья, Джамуха перевел его на рысь и, огибая озеро, повернул к куреню. Солнце уже село. И там, где оно село, край неба пылал золотисто-малиновым светом. Мелкая рябь озера тоже была малиновой. Утка с выводком, оглядываясь на него и испуганно крякая, отплывала от берега. Джамуха чувствовал себя счастливым. Но, вспомнив о посланце хана Тогорила, нахмурился. Что нужно беспокойному владыке кэрэитов? Вечно он затевает что-нибудь.