Страх - Игорь Христофоров

- Е-мое! - вскрикнул стоящий дальше всех маленький мужичок с окладистой черной бородкой, вырвал из кармана вафельное полотенце, подбежал к луже и, нагнувшись к ней, стал промокать полотенце в водке. - Стакан давай! - не поднимая головы, скомандовал он.

Начальник дофа, видимо, понявший его мысль наиболее глубоко, схватил со стола свой граненый стакан и упал с ним на четвереньки к луже. Более невероятной сцены Тулаев еще не видел. Голый мужик с огромным, до пола отвисшим животом, левой рукой отгребал в сторону мельчайшие осколочки, а в правой, кажется, до хруста костей сжимал стакан, в который одетый в теплый реглан, с пилоткой, нахлобученной на самые уши, подводник старательно выжимал полотенце. Водка, собранная им, была такой же прозрачной. Значит, в бане хорошо промывали кафель.

Руки Вовы-ракетчика наконец-то опустились, и Тулаев понял, что пора вставать. Времени на рассматривание водочной страды больше не оставалось.

Он вскочил и еле успел шагнуть вбок. Вова-ракетчик торпедой понесся на него, но прицел, измененный градусом выпитого спиртного, подвел его. Он споткнулся о стул, оставленный Тулаевым, и чуть не упал. А чтобы не упасть, пробежал со склоненной вперед головой метров десять и врезался ею прямо в грудь пухленькой тетки-банщицы.

- О-ох! - подушкой качнулась она. - Вот ты, Вовка,

изверг! Ты ж мене чуть не убил!.. Я тебе што говорила?.. Говорила, не лезь?.. А?.. Я ж говорила, они через час уйдут, а ты драку затеиваешь... Вот завсегда ты так...

- Прости, мать, - бережно коснулся он ее черной фуфайки кончиками пальцев. - Я ж не знал, что гада одного встречу...

- Ты бы помолчал, паркетчик! - теперь уже назло обозвал

его так Тулаев.

- Да я тебя!

Двое подводников еле поймали Вову-ракетчика за руки и гирями повисли на них, но он упорно шел и шел вперед, напоминая коренного скакуна в тройке, тянущего на себе не только сани, но и двух остальных лошадей.

- Да я!.. Я-а!..

Тулаев не стал ждать, когда тройка доедет до него, и ушел к шкафчикам. Отвернувшись от всех, он сбросил полотенце и стал одеваться во флотскую форму. Здесь, в бане, она ощущалась еще более картонной и жесткой, чем в гостиничном номере. Ее совсем не хотелось одевать.

- Сядь ты! - скомандовали мужики, гирями висевшие на Вове-ракетчике, и, видимо, превратившись уже в стокилограммовые штанги, все-таки вдавили своего опекуна в стул, на котором совсем недавно сидел Тулаев.

- Ладно, мужики, - подал испуганный голос Миша. - Раз пошла такая песня, то давайте откроем совместное предприятие.

- Даф-фай, - предложил блестящему от водочного компресса кафелю начальник дофа.

Он все еще стоял на четвереньках и держал стакан, а бородатый мужик пытался выжать воздух из свитого в жгут полотенца.

- Хорошие люди посидят-посидят да и выпьют, - предположил Миша.

Кому не хочется быть хорошим человеком? Остальные подводники, последовав примеру Вовы-ракетчика, с грохотом заняли стулья, начальник дофа с трудом приподнял с пола свой живот и все-таки занял прежнее место. Рядом с ним примостился бородач с полотенцем.

- С политработниками пить не буду! - объявил Вова-ракетчик и попытался встать.

- Не-е... Они нормальные ребята, - сделал свой вывод бородач и положил полотенце на колени. - Ну и жара тут! Как во втором контуре реактора!

- Чего ты гонишь?! - огрызнулся Вова-ракетчик. - Ты если б во втором контуре побывал, тебя б уже давно в грунт закопали!

- Не возникай! - бородач сбросил реглан и стал

расстегивать кремовую офицерскую рубашку. - Я, как механик, мысленно во всех контурах уже побывал...

- А с политработниками я все равно пить не буду. Они меня с лейтенантов в политотдел закладывали за всякую фигню! Я б уже старпомом был, если б не это отродье...

- Точно бы старпомом стал! - пьяным голосом выкрикнул начальник дофа, и его женские безволосые груди качнулись в такт словам. - У тебя лоб-бешник здоровый. Если со "ствола" по нему шарахнуть, то мозги по всей бане разлетятся!

Тулаев, как раз в этот момент застегивавший на крючок галстук на деревянном воротничке рубашки, обернулся и посмотрел на лоб Вовы-ракетчика. Он был действительно высоким и, в общем-то, крупным, но высота и размеры лба не всегда соответствуют уму. В жизни Тулаева встречались дураки и с высокими лбами.

- Ты... мне?.. Мозги?..

Похоже, изречение начальника дофа, который, тут же о нем забыв, полез целоваться к бородачу-механику, закоротило какую-то панель в голове Вовы-ракетчика. Слова, как ракеты из контейнеров, не хотели выходить изо рта, потому что искрящая замыканием панель прервала питание.

- Я-а... Ты-ы... Мне-е...

Тулаев уже дошел до двери, когда его остановил голос Миши:

- Старичо-ок, останься! Еще не вечер!

Короткой отмашкой Тулаев выразил все сразу: и свое несогласие остаться, и безразличие к возможно начинающемуся новому скандалу, и плохое отношение к бане, которая все равно оказалась хуже привычной ванной, и обиду на самого себя. Работая в базе, он должен был остаться незаметным, а теперь уже не меньше восьми человек - если еще считать и банщицу - знали его в лицо.

Протухшая колбаса, закончив сражение в желудке, все-таки победила окончательно. Под сердцем сдавило, по вискам сыпануло холодной изморозью пота, и Тулаев, выбежав за порог бани, склонился над клумбой, плотно укрытой ягелем? Рвота била как бы даже не из желудка, а изнутри души. Зеленые травинки ягеля сразу исчезли, глаза залило слезами, и он сразу не понял, что его кто-то спрашивает.

- Вам плохо? - с такой заботливостью раздался сбоку женский голос, что рвота сразу оборвалась.

В Москве все бы обходили за километр скорчившегося, как Тулаев, человека. В Москве каждый рвавший на улице иначе чем алкаш не воспринимался, а значит, жалости к себе не требовал. А здесь его спрашивали таким тоном, каким любящая дочь интересуется здоровьем у постели больного отца.

- Что-о?.. - стерев платком пену с губ, распрямился Тулаев. - А-а, это вы!

Рядом с ним стояла Маша, продавщица из военторговского магазина. Ее глаза стали глубокими-глубокими. В них плескалось столько жалости, что Тулаев покраснел от стыда.

- Отравился... Вот, - еле выдавил он.

- Чего тут у вас? - спросили теперь уже в спину.

Тулаев обернулся и, увидев женщину-банщицу, только теперь заметил, что под платком на ее голове огненным ореолом светятся рыжие волосы, а на лице нет живого места от веснушек. Он завороженно перевел взгляд на Машу, потом опять на банщицу. Возникло ощущение, что он попеременно смотрел на одно и то же лицо, только его то сплющивали, делая округлым и щекатым, то вытягивали.

- Может, в медчасть вас проводить? - предложила Маша. - У нас хорошая медчасть...

- Нет-нет, спасибо, - отвернувшись, сплюнул Тулаев и отер платком губы.

Желудок, избавившись от колбасы, замер в ожидании, какую еще гадость в него проглотят. Но Тулаеву сейчас хотелось только пить. Наверное, полведра воды его бы спасли. Но ни ведра, ни воды рядом не было, и он спросил у банщицы совсем о другом:

- Вы, извините, не знаете... кто эти моряки?.. Ну, откуда?..

- Эти-то? - с иронией, как о глупых детях, переспросила банщица. - Да из нашего экипажа. Дурачатся, а завтра - выход на стрельбы.

- Вот как?

Ни особист, ни кадровики базы, ни адмирал не сообщили Тулаеву о том, что завтра одна из лодок уходила на стрельбу. А с какой стати они должны были это сообщать? Впрочем, особист мог бы и сказать. Получалось так, что в Тюленьей губе главным носителем секретов являлась банщица.

- Может, вы ошибаетесь? - вспомнив разговор с особистом,

спросил Тулаев. - Не на стрельбы, а на боевую службу?

- Ну, здравствуйте! Как же я могу ошибаться, если у меня

муж - боцман с той лодки?!

Внутри Тулаева приподнял голову дремавший до поры до времени оперативник отдела "Т", локтем отодвинул в сторону пьяницу и вроде бы небрежно сказал:

- А-а, это экипаж Комарова!.. Ну, где старпом - Комаров?

- Не-ет, не Комарова, - с интонацией гаишника, уличившего водителя во лжи, ответила банщица. - А Балыкина. Вот так-то!

- Я такого старпома не знаю, - отодвинув срезавшегося оперативника, тяжелым, немеющим языком произнес пьяница изнутри Тулаева.

- Балыкин - это не старпом, - заметила тихим голоском Маша. Балыкин - это наш командир. А старпомов у нас по штату - два, а в наличии только один - Дрожжин... Мам, ты еще долго на работе пробудешь?

- Час, не меньше.

- Папка уже с лодки пришел.

- Ну, не уйду ж я?! Начальник приказал обеспечить... Я сейчас с механиком поговорю. Он там самый умный. Может, согласится их увести куда-нибудь...

- Тогда я пойду домой.

- А вы мне дорогу до гостиницы не покажете? - взмолились и оперативник, и пьяница внутри Тулаева. - Меня сюда сосед доставил. А как, хоть убей, не помню!

Маша обернулась к поселку, на краю которого стояла баня, удивилась, как можно запутаться в сотне таких знакомых с детства домов, и все-таки согласилась.