Седая целительница - Зарина Солнцева

Внезапно дверь за спиной колыхнулась. Я уже думала, Яринка или Марфа, а то они после обеда в лес с Русалой собрались, как услышала знакомый голос.

— Аглая сказала, ты с утра ничего не кушала. Что за ребячества, Снежа?

Резко развернулась к нему, а букетик за спину спрятала, как Ратмир ранее. Не пойму, зачем так поступила, только боязно вдруг стало, что он увидит и накричит. Или чего похуже отберет. Как его понять, я еще не знала.

Потому как он меня то насильничает, то в лесу греет ночью. А потом то рычит, то грушами кормит.

— Я… Забегалась, сейчас пойду и поем.

Нашлась я с ответом, но Горан нахмурил чернявые брови, на лбу залегла широкая складка.

— Ты что-то от меня прячешь?

— Нет. Наверное, лгать не стоило, но вырвалось ведь. И ведь простой букетик рябины. А не хочу, чтобы меня его лишили. Он же у меня первый.

— Покажи-ка, что у тебя за спиной. — вроде спокойно попросил черный, сделав шаг вперед. Губы поджала от обиды, да делать нечего. Медленно достала свой скарб, прижав двумя руками к груди.

— Что это?

Недоумевал Горан, пристально рассматривая кровавые ягоды по середине с черной черточкой на макушке.

— Букетик рябины.

Шепнула я, и он вскинул одну густую бровь в тихом вопросе.

— И откуда он у тебя?

— Я…

Договорить мне дали, аккуратно предупредив, что врать чревато последствиями.

— Сама ты собрать не могла, так как во дворе рябины нет. Только у озера и каменистых скал. А там ты не бывала.

Ладно, скажем правду, авось пронесет.

— Мальчонка один подарил, я ему сегодня коленки лечила. Такой смешной. Добрым молодцем вырастет, за такого и дочку не боязно отдать.

Со страху ляпнула я, и поздно поняла, что последние излишне. Потому как Горан вскинул брови и внимательно на меня глянул.

— Как звать-то смельчака?

— Ратмиром вроде.

Сглотнула я, и Горан на миг призадумался, шепнув себе под нос.

— Сын Борислава. А чтобы дочку мою за него замуж отдать, одного букета рябины недостаточно.

Фыркнул он высокомерно, поправив ремень на узких бедрах. Ну и ладно, главное, что не орет и букетик не отобрал. Я его мигом пристроила в кувшинчик на столе.

— Пошли, Снежа, ужинать. Только мы остались. Бабы, поди, спать собрались. Сами себе стол уложим.

Неохотно оставив свой подарок, я вынужденно загасила свечи и потопала вслед за Гораном.

Он молчал, идя чуть впереди меня. Я-то думала, он меня не слышит и не видит, пока о собственные ноги не запнулась и чуть не полетела носом вперед, благо он успел подхватить.

Быстрый, как молния.

Добравшись до общего зала для еды, нас уже ожидал накрытый стол. Видно, Аглая постаралась.

А тут всё: и карп в сметаном соусе, и лисички жареные с мясом, луком и чесноком. И похлебка горячая с куропаткой. И лепешки свежие с творогом да тушеной капустой.

— Довольно ресницами хлопать, Снежа. Бери ложку и налегай. Аль мне тебя накормить?

— Не надо.

Подхватила деревянную ложку и зачерпнула немного лисичек. Матушка мне их в сметанке томила. Вкуснота… мммм.

На глазах слезы навернулись. Разомлела я после подарка Ратмирушки, забыла, где и с кем.

— Чего глаза на мокром месте? Снежа? Не нравится чего? Да что с тобой?

А у меня слезы катятся бусинками по щекам. Внутри все душит, так душа болит. Не поняла, когда Горан оставил свою похлебку и место и подошел ко мне, дабы подхватить на руки и самому присесть на мое место.

И как дите неразумное к себе прижал, и по голове погладил.

— Ну чего ты, милая? Хватит плакать? Говори, что не так? Не вкусно?

— Вкусно… — икнула я сквозь слезы, и к моим устам тут же преподнесли кубок с яблочным соком. Глотнула и немного успокоилась. — Мне просто матушка тоже грибочки готовила. В сметане, пока еще могли себе позволить. Это вкус моего детства.

Странное дело. Он меня спокойно выслушал, по-прежнему раскачивая в своих руках. И ни одним косым взглядом не наградил.

— А моя матушка к печке и не знала, с какой стороны подходить. Царской особой себя считала, никакой работой себя не обременяла. Даже иглу в руки не умела держать.

Неожиданно разоткровеничался он.

— Зато Аглая готовила чудесных улиток с дикой вишней по весне. И пироги с яблоками. Мы с Деньяром все уплетали и крошки не оставляли. Пока отец не сослал в черное ущелье, а потом и младшего.

— Зачем сослал?

Полюбопытствовала я, попытавшись соскользнуть с его коленей, но никто мне этого не дал сделать.

— Таков обычай древний. Юноша, как в пору молодца вступает, его в черное ущелье отправляет на шесть лун, дабы он охотничему делу научился. Да вкусил все прелести походной жизни.

— Жестокий обычай.

— Нужный, милая моя. Нас все меньше и меньше. Не будем сильными, так и вовсе исчезнем с лица земли.

Покушали мы в дальнейшем молча. Правда, Горан отказался меня со своих коленей спускать. Но я быстро покончила с едой и сбежала в нашу комнату.

Расчесав волосы широким гребнем, уже пристроилась у окна со свечей, в одной руке держа нитку, в другой — иглу.

Горан появился чуть погодя. Глянул на мое рукодельничество недовольно и губы поджал.

— Опять глаза портишь на ночь глядя?

Но я не ответила, демонстративно вышивая новый узор. Хотя глаза слипались до ужаса сильно.

Уснула я привычно, прислонившись головой к стене, уронив и полотенце, и иглу. Правда, почуяв напоследок, как крепкая ладонь аккуратно опутает мою талию, а вторая рука берет меня под ноги, уложив на мягкую перину.

Да чего же чудной сон.

А утром просыпаюсь, и пока глаза протерла, смотрю, рядом на подушке что-то блестит в утреннем свете. Тянусь ближе. А это браслет. Дивный такой, с камушками голубыми. Золотой. Широкий.

Это же какой мастер сотворил сие чудо?

И для кого его Горан оставил? Может быть, уронил?

Да только не видала я на нем таких украшений. Волкодак предпочел шрамы побольше золотых изделий. Изделие это сразу видно, что женское, такое изящное, нежное.

Прикоснуться страшно. До чего чудо красивое.

Оставлять его на подушке не стала. Аккуратно пересадила на угол стола, а кровать заправила. Себя в порядок привела, все бросая изучающий взгляд на дивное украшение.

Но надеть даже не думала. Не может быть оно моим!

— О, Снежинка, доброго утречка!

Яринка узрела меня первой, они с Марфой как раз завтракали. Присев рядом с ними, я кивнула знакомым бабам на кухне. После случая с Милавой они как-то смягчились ко