Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

В это время в дверях показался возбужденный Окадзаки.

— Господин директор, сейчас задержал семь спецрабочих, пытавшихся совершить побег!

Заявление Окадзаки было настолько неожиданным, что Кадзи даже привстал.

— Ага! Наконец-то! — Ватараи от удовольствия стукнул саблей об пол. — Молодец!

— Сопротивлялись? — спросил капитан и кивнул на забинтованную руку Окадзаки.

— Это пустяки! — Окадзаки метнул взгляд на Кадзи: «Ну что? Теперь я твоих спецрабочих проглочу хоть вареными, хоть жареными», — казалось, говорил его взгляд.

— Откуда же они хотели бежать? Из забоя или с рудного двора? — спросил Кадзи, пристально глядя на Окадзаки.

— Со двора.

— Странно. Среди бела дня?

Белесые глазки Окадзаки забегали.

— А что странного? Хотя отсюда, конечно, не видно, что творится на рудном дворе.

— Да, но как это они решились бежать днем?

— А так! Не зря и в меня куском руды запустили. Знали, на что шли.

— И вы это расцениваете как побег?

— Там не я один был. Охрана их насилу поймала.

— Это было за оградой?

— Нет.

— Так какой же это побег?

Окадзаки замялся. Его взгляд на мгновение задержался на директоре.

— Хватит, господин Кадзи, держать сторону китайцев! — неожиданно громко сказал он. — И меня нечего допрашивать. Я их застал на месте преступления. В яме уже все сидели, готовились. Опоздай я на несколько минут, и тогда ищи ветра в поле.

— Что-то тут не так! — твердо заявил Кадзи. — Пойду проверю.

— А разве вы контролер? — Окадзаки придвинулся к Кадзи, как бы загораживая ему дорогу. Глаза его снова забегали по сторонам.

— Проверять нет нужды! — тяжело бросил Ватараи и, обращаясь к Окадзаки, спросил: — Где они сейчас?

— Мы их связали и доставили пока в караулку! — Окадзаки облегченно вздохнул — помощь пришла вовремя.

— Прошу ваших указаний, господин капитан! Что с ними будем делать? — обратился Ватараи к старшему по чину и вытянулся.

— Что делать? Вот что! — И капитан Кавано сделал рубящий взмах рукой.

— Так точно, чтоб другим неповадно было! Это самое верное.

Кавано перевел взгляд на директора.

— Этот унтер-офицер лучший у нас фехтовальщик… Ты, Ватараи, в Северном Китае скольких зарубил?

Ватараи осклабился во весь рот.

— Порядочно! Но точно не помню.

— К этому мужу только попади — и волос не оставит, — расхохотался капитан.

— Но позвольте, одну минуту…

Кадзи даже изменился в лице, услышав, какой оборот принимает дело. Из сообщения Окадзаки ему было ясно, что никакого побега не было. А то, что замышляют сейчас здесь, — это уже садизм…

— Какие же имеются основания считать это побегом?

Комнату потряс гневный окрик Ватараи:

— Хватит болтать!

Он расправил плечи и устрашающе посмотрел на Кадзи.

— Тут свидетель, а ты скулишь!

— Этому свидетелю трудно верить.

Окадзаки дернулся к Кадзи.

— Да, да, — повернулся к нему Кадзи. — Я не верю вам. Если все принимать на веру и казнить людей, не проверяя фактов, тогда, спрашивается, зачем мы здесь? Конечно, мы знаем, что они все хотят на волю, но этого еще недостаточно, чтобы объявить их беглецами и казнить.

— Вот ты какой! Теперь ясно, почему у тебя уже три раза они бежали! Слюнтяй! — сказал Ватараи и уже сжал кулак, готовясь ударить Кадзи. — А еще руководишь отделом!

— Погоди, — остановил унтер-офицера Кавано и, обращаясь к Кадзи, сказал: — Ты вот о чем подумай. Побег это или нет — не в этом дело. К чему спорить? Мы признали, что это побег, этого достаточно. Это наше право победителей. Ведь ты сам говоришь, что они все хотят улизнуть, только ждут подходящего случая. Надо их волю сломить и полностью подчинить нашей воле. В этом состоит, в частности, и твоя обязанность. Идет война, положение на фронтах осложняется. Надо понимать, что мягкотелость сейчас может привести к поражению. А ты занимаешься умиротворением. Строгость и еще раз строгость! Безжалостная, как осенние заморозки, как палящие лучи солнца! А иначе войну не выиграть!

Кавано, взяв саблю в руки, поднялся:

— Спор окончен! Ватараи, завтра вечером казнь! Способ — на твое усмотрение.

Щелкнув каблуками, Ватараи вытянулся в струнку. Все решилось очень просто. Без труда было подавлено и сопротивление Кадзи.

— С вашей стороны ведь возражений нет? — с улыбкой спросил Кавано директора. — До завтрашнего вечера беглецы останутся здесь под вашу ответственность. А понятым при казни будешь ты. — И он посмотрел на Кадзи бесстрастными холодными глазами.

Возражать было бесполезно. Сила диктует свое, а справедливо это или нет, ей не важно. Она приказывает.

И все же Кадзи попытался узнать истину, хотя чувствовал, что Окадзаки над ним посмеивается. Кадзи спрашивал всех, кто участвовал в охоте на зайцев. Служащие-китайцы отвечали уклончиво — беда прошла мимо них и, благодарение небу, они не пострадали. А дай они показания, невыгодные для Окадзаки, так эти показания могут обернуться и против них. Один служащий, уже пожилой человек, сказал опечаленному Кадзи:

— Побег? Конечно, они бежали. Когда бьют, разве не побежишь? А если бы молча перенесли побои, все кончилось бы благополучно.

Бить рабочих на руднике считалось обычным делом. И никто не задавался мыслью, что против этих побоев, которые иногда кончались и смертью, можно восстать.

Потеряв надежду чего-либо добиться на руднике, Кадзи отправился в караульное помещение. Увидев сквозь дверную решетку подходившего Кадзи, Гао крикнул:

— Что собираешься с нами делать?

Остальные шестеро, сидевшие на корточках на полу камеры, молча повернули свои посеревшие лица к двери.

— Выпусти их! Слышишь! Ударил его я, так держи здесь меня одного. Но сперва посмотри, что он со мною сделал. — И Гао сбросил рубаху. На плечах, шее, груди багровели кровавые рубцы от ударов хлыста. — И я еще виноват?

— Вас обвиняют в попытке к бегству.

Семеро как-то сразу притихли, потом разом возмущенно заговорили.

— Прекратить галдеж! — Это крикнул караульный китаец. В руках у него была длинная цепь. — А не то каждый этого попробует.

— Собака! — процедил сквозь зубы Гао вслед караульному, затем снова обратился к Кадзи: — Как же так? Ведь там было много людей, они видели. Надо у них спросить. Какой же это побег? Надо только проверить!

— Пробовал, — на лице Кадзи появилось смущение. — Никто ничего не говорит, даже ваши.

Гао заскрипел зубами.

_ Что нас ждет?

_ Я лично не верю, что это был побег.

— Что с нами будет?

Кадзи молчал.

— Жандармам передадите?

— Пытаюсь этого не допустить, — глухо ответил Кадзи. — Но ведь ты никогда мне не верил. На этот раз тоже не обольщайся. У них власть, у меня ее нет. Просто попытаюсь…

Не то гневные вопли, не то мужские рыдания неслись вслед Кадзи, когда он уходил из караульного помещения.

— Дорогой Кадзи, это делается в назидание другим, — говорил директор. — И, к сожалению, сейчас ничего уже сделать нельзя. Ведь это их решение, а не мое. А им противиться опасно!

— Если вы попросите отменить казнь, вас послушают. Вы говорите — в назидание другим, но разве только страхом можно держать людей в подчинении?

— Все это очень благородно, но почему ты этого не сказал жандармам? У меня, конечно, есть своя точка зрения на этот счет, но из правления на мой запрос ответили, что в это дело лучше не вмешиваться, пусть решает военная жандармерия.

— Почему?

— Видимо, на то есть причина.

— Но поймите, вы собираетесь без всяких оснований рубить человеческие головы!

Директор молчал. Его всегда красное лицо стало постепенно бледнеть. Не надо было награждать этого самоуверенного молодого человека.

— Я простой служащий, — тихо сказал Кадзи. — У меня нет сильной руки, в правлении. Поэтому я прошу вас… Если вы будете настаивать перед жандармами от имени фирмы…

— Просишь? Что-то на тебя это не похоже, — сказал директор, спрятав недовольство за натянутой улыбкой. — Видишь ли, ты в общем говоришь справедливые вещи, но все-таки рассуждаешь однобоко. Пойми, что в военное время нельзя мыслить категориями мирного времени.

— Откуда вы это взяли? Это какое-то недоразумение.

— Хорошо! — холодно сказал директор. — Пусть недоразумение, и все же у нас с тобой разные точки зрения. Но оставим споры, к чему переливать из пустого в порожнее! Тебе не нравится позиция правления. Что ж, попробуй изменить ее.

— И попробую!

Кадзи уже выходил из комнаты, когда Куроки добавил:

— Учти и другое: ни у правления, ни у меня нет времени заниматься твоими пленными столько времени, сколько ты требуешь. Постарайся не повредить своему положению, докладывая об этом вопросе.