Павел I - Александр Боханов

Павел Петрович был осведомлен о настроениях столичного света, о нравах, утвердившихся в управлении. Ведь куда ни глянь, везде непорядки, нераспорядительность, лень, безделье, воровство и разврат. Дошло то того, что офицеры гвардейских полков являлись на полковые смотры в шубах и даже в муфтах! А разговоры какие в салонах велись: оторопь брала. Когда в 1793 году пришло известие, сначала о казни Людовика XVI, а в конце года, о казни Марии-Антуанетты, то находились в Петербурге разгорячённые головы, которые, не стесняясь, ёрничали на сей счёт. Обсуждали, чуть ли не смехом, как выглядела и в какую корзину скатилась из-под гильотины голова Короля, в каком «неопрятном» туалете взошла на эшафот несчастная Королева!

Распущенные придворные нравы рождали «дам и кавалеров», у которых ничего святого в душе, которые не ведают Страха Божия. Это всё безбожие, это всё коварные якобинцы, некоторые из которых пробрались на самый верх. Один из них — невыносимый Лагарп — воспитатель и наставник сына Александра, его ближайший друг! Однажды Павел не выдержал и задал сыну убийственный вопрос; «Этот грязный якобинец всё ещё при Вас?» У Александра от неожиданности подкосились ноги; в обморок он, правда, в этот раз не упал, но потом долго не мог прийти в себя.

Екатерина злословия и острословия по адресу коронованных особ не поощряла; о судьбе Короля и Королевы в её кругу говорить не дозволялось вообще. В других же домах Императрица «свободе мнений» не препятствовала. Её куда больше, чем история Бурбонов, занимала история Дома Романовых, и в первую очередь проблема престолонаследия. Шли годы, но от своей заветной идеи — отрешить Павла от видов на Престол — она не отказывалась, до самой смерти. Она вела себя так, как будто Павла не существовало вообще; ну жил там где-то в Гатчине несмышленый младенец, какой с него спрос. Ни один вопрос государственной важности с ним не обсуждала и ни к каким делам государственным не допускала. Пусть там марширует со своими гвардейцами, и того с него довольно!

Самолично Екатерина II решала и вопрос о женитьбе своих внуков Александра и Константина; мать и отец к этому делу никак причастны не были. Для Александра Императрица подобрала «пристойную» партию в Германии, в Доме Баденском. Ей приглянулась тринадцатилетняя принцесса Луиза (Луиза-Мария-Августа, 1779–1826), которая в октябре 1792 года, в сопровождении небольшой свиты и своей младшей сестры, прибыла из Карлсруэ в Петербург. Жениху в тот момент едва минуло пятнадцать лет, но всемогущая бабушка не считала столь юный возраст препятствием для брака. Принцесса всем при Дворе понравилась, но больше всех Императрице. Когда они стояли рядом, Александр и Луиза, то Екатерине казалось, что перед нею Амур и Психея.

Отца и мать познакомили с будущей невестой сына через три дня по прибытии Луизы в Петербург, Павел был отменно любезен, а Мария Фёдоровна осыпала принцессу ласковыми словами, вела себя с ней, как с дочерью. Однако Елизавета дочерью не стала, и Мария Фёдоровна в том совсем не виновата.

Вмае 1793 года «Психея» перешла в Православие и стала Великой княжной Елизаветой Алексеевной. В сентябре 1793 года справили пышную свадьбу. Венчание состоялось в церкви Зимнего Дворца; его описала графиня В. Н. Головина в своих «Записках». «После свершения обряда венчания Великий князь и княгиня спустились, держась за руки. Великий князь Александр преклонил колено перед Императрицей, чтобы поблагодарить её, но она подняла его, обняла и поцеловала со слезами. Такую же нежность Государыня выказала и по отношению к Елизавете. Потом они подошли к Великому князю-отцу и Великой княгине-матери и поцеловали их… Великий князь Павел был глубоко растроган, что очень удивило всех».

Удивление было вполне обоснованным: до последнего момента было неясно, будут ли присутствовать на брачной церемонии родители жениха. Павел Петрович был возмущен и оскорблен до глубины души тем пренебрежением, которым его удостоили: все переговоры о браке велись за его спиной, и он только отрывками и от случайных лиц узнавал подробности предстоящих событий. Он уехал в Гатчину и не собирался возвращаться в Петербург. Мария Фёдоровна была в отчаянии. Она продолжала придерживаться старой тактики; отступать, уступать и даже переступать через собственное достоинство, лишь бы не вызывать гнева той, которая может сделать с ними всё, что пожелает. На помощь была привлечена Екатерина Нелидова, и только тогда удалось уговорить Павла переменить решение. Железная логика Екатерины Ивановны была неотразима. Цесаревич присутствовал на свадьбе и вёл себя безукоризненно.

Павел Петрович и далее сохранял трогательное и внимательное отношение к Елизавете, хотя она приходилась племянницей его первой жене Наталье Алексеевне. Граф Ф. Г. Головкин (1766–1823) — камер-юнкер при Дворе Екатерины, которого одно время прочили даже на роль «фаворита», был посвящен во многие закулисные истории, а потом написал книгу «Двор и Царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты». Ничего существенного в своём труде он потомкам не рассказал; в основном это — пересказ придворных слухов и сплетен, известных со слов и других современников.

По поводу отношения свекра к невестке Головкин написал; «Император Павел I, под предлогом, что она ему напоминает его первую жену, питал к ней (Елизавете. — А. Б.) более чем отеческие чувства и в минуты досады на сына высказывал ему слишком ясно, что он недостоин столь совершенной жены». То, что подобные мысли Павел Петрович высказывал и такие чувства демонстрировал, — правда, но не вся. Это отношение со временем принципиально изменилось, и отнюдь не по причине «необузданности» характера Самодержца.

Павел Петрович ничего не забывал, но умел прощать. Он ни в чём предосудительном не подозревал Луизу-Елизавету. Маленькая девочка, такая одинокая и беспомощная, вызывала сочувствие, и рыцарской натуре Павла хотелось её охранять и защищать от всех напастей. Ореол романтического рыцарства, характеризующий отношение Павла к Елизавете, через несколько лет улетучился без следа. Павел увидел в ней скрытную и порочную особу, ну почти ту же картину, которую когда-то явила недоброй памяти первая жена — Наталья Алексеевна…

Итак, брак, волею Императрицы и скроенный по её замыслу, состоялся, однако семьи не возникло. Здесь Екатерину ждал грандиозный и полный провал, хотя она рассчитывала совершенно на иное. В августе 1792 года, имея в виду грядущую женитьбу внука Александра, Екатерина писала Гримму: «Всему есть время, по словам Соломона. Сперва мой Александр женится, а там, со временем, и будет коронован со всевозможными церемониями, торжествами и народными празднествами. О, как он сам будет счастлив, и как с ним будут счастливы другие!»