В постели со Снежной Королевой - Тронина Татьяна Михайловна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А он такой белый и пушистый… — фыркнул Ратманов.
— Он места не находил себе после ее смерти! Уж он-то всегда винил себя…
— Комплекс вины еще никогда не доводил до добра!
Алена умом понимала, что Никите Ратманову ничего не доказать, что у него, как и у любого другого человека, своя правда. Но ее уже ничего не могло остановить.
— Это вы убили Вику! Вы и Ирма! Я вас обвиняю — от имени Вики… И вы не публики должны бояться, а самого себя! Самому себе скажите: «Я, Никита Ратманов, трус и лицемер, я жалкий маленький человечек, и ведет меня по жизни только тщеславие!» Вы ведь ради тщеславия свои передачи ведете, а не потому, что вас волнуют судьбы родины или какой-то там общественный долг… Я вас презираю!
— Да сколько угодно! — заорал в ответ Ратманов, багровый от ярости. — Идите и презирайте, если вы такая правильная! Вы такая же сумасшедшая, как она! Просто поражаюсь Ромке, как ему везет на ненормальных…
Алена распахнула дверцу и выскочила из машины. Джип Ратманова мгновенно сорвался с места и исчез за поворотом.
Алена стояла одна посреди улицы, и холодный ветер трепал ее волосы.
Потом достала из кармана сотовый телефон, откинула крышку. Покопалась в сумочке, достала записную книжку. Отыскала страницу с «И». Набрала номер Ивлевой.
— Алло, я слушаю, — отозвался ангельски-нежный голос.
— Ирма, это я, Алена Лозинская. Я хочу с вами встретиться.
— Алена Лозинская? — удивленно повторил голос. — Ах, да… Но у меня вечером репетиция и не так много времени…
— Ирма, я только что говорила с Ратмановым. С Никитой Ратмановым, тележурналистом.
— О чем вы говорили? — рассеянно и в то же время с беспокойством спросила Ивлева. — Впрочем, вы можете приехать ко мне сейчас. Только, предупреждаю, у меня не так много времени…
* * *Никита Ратманов остановился в одном из переулков, снял очки, вытер лицо большим платком.
Он был взбешен и испуган. Эта заносчивая пигалица с ее желанием докопаться до правды могла вывести из себя кого угодно! Конечно, не ее он боялся и не того, что история с Викой могла стать достоянием гласности. Сейчас публику подобными скандалами не особенно удивишь… И потом, не он же пихал в горло мадам Селетиной эти чертовы таблетки, она сама приняла решение уйти из жизни… Гораздо больше Ратманова напрягало то, что друг мог узнать об этой связи. И, опять же, не потому, что Ромка бросился бы вершить правосудие.
Никита не хотел, чтобы Селетин о нем плохо думал. В принципе не хотел! «Ах, как скверно… И как она, эта Алена, вдруг обо всем догадалась? Нет, она не скажет об этом Ромке, не станет меня разоблачать — какая ей от этого выгода? Впрочем, есть такие бабы, что готовы перессорить своего муженька с его друзьями — для того, чтобы он только с ней одной и остался! Хотя наша новая знакомая не такая… Но что ей надо, зачем она ввязалась во все это? «Я вас обвиняю!» — заявила она. На самом деле только Вика имеет право меня обвинять. Вика…»
Ратманов закурил, глядя на приборную панель.
Чуть больше пятнадцати лет назад он впервые увидел Вику, тогда еще Макарову, невесту его друга. Прелестную девушку с голубыми глазами — таких обычно рисуют на конфетных коробках… Наивная, простодушная, романтичная — как только смог вырасти на пропитанной цинизмом московской почве столь редкий экземпляр?.. Вика поражала полной оторванностью от жизни. Она была из тех людей, которые не видели грязи и не слышали бранных слов, не замечали гнусности происходящего. Но стоило им это заметить, как они немедленно чахли (впрочем, утешало то, большинство подобных существ доживали до глубокой старости, так и не заметив жестокости этого мира). Никиту подобные девицы никогда не привлекали, и поэтому он сразу сказал Ромке, что глупо связываться с Викой. В жены та никак не годилась.
Но Ромка его не послушал, даже обиделся, когда он, Никита, сравнил Вику то ли с мотыльком, то ли с какой-то птицей…
Ромка намертво прилип к Вике.
Даже спустя годы та не изменилась — все так же витала в облаках. Чему-то выучиться у нее мозгов не хватило, но она часто бегала на какие-то лекции, самообразовывалась, прилежно пыталась читать умные книги… Это было даже забавно!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Наверное, это было потому, что в ее семье вечно вертелись какие-то знаменитости. Она тоже хотела выделиться хоть чем-то — и не могла. Бедная ромашка мечтала превратиться в роскошную орхидею!
А потом, где-то на десятом году своего супружества, Вика обратила внимание на него, на Ратманова. Почему это произошло, понять нетрудно — именно тогда зажглась его звезда на телевидении, после серии обличительных телепередач к нему пришла слава. Ну как же — мужественный и благородный Никита Ратманов, радетель за судьбы отечества!
Разумеется, она не вешалась ему на шею, не домогалась, как прочие, а лишь смотрела издалека — удивленно, восхищенно, восторженно. И это почему-то заводило больше, чем самые откровенные признания.
И тут с Никитой произошло нечто странное. Он забыл о том, что Вика казалась ему нелепой, он словно увидел ее глазами своего друга Ромки Селетина. И ее уже нельзя было судить земными категориями, не имело смысла сравнивать с кем-то.
Однажды они случайно встретились в центре — и провели весь день вместе. Гуляли вдоль Москвы-реки, ели мороженое в летнем кафе, разговаривали. Все было чинно и вполне по-дружески, но тем сильнее Никите хотелось сорвать с их отношений этот флер невинности.
В общем, Никита в нее влюбился. Господи, это ж самое приятное — любить того, кого любить нельзя, уж такова, наверное, особенность человеческой психики!
Они с Викой стали тайком встречаться. Сначала, конечно, Вика очень убивалась по Селетину, твердила, что совесть ее мучает, и все такое прочее, но потом так привыкла к этим тайным свиданиям, что о муже больше не вспоминала.
Это продолжалось довольно долго, до тех пор, пока не истаяла вся сладость запретного плода (это было неизбежно) и их встречи не потеряли прежнюю остроту. Никита стал скучать, но Вика, похоже, только сильнее вцепилась в него. Она заявила, что больше не любит мужа (то есть, разумеется, любит, но не так, как должна была) и что ее сердце принадлежит только ему, Никите. Никита, разумеется, заявил, что она не имеет права бросать мужа.
В общем, какое-то индийское кино получалось…
Вика стала капризной, нервной, потеряла всякую осторожность. Устраивала сцены. «Ты не должен меня останавливать, я все равно уйду от него! Послушай, я так люблю тебя, что мне уже все равно. Завтра же я расскажу Роме про нас!» Она угрожала, она шантажировала, она плакала. Она отвлекала его от работы. Она мешала. Она снова стала казаться Ратманову смешной и нелепой…
Он обратился к Викиной близкой подруге, Ирме Ивлевой — в надежде, что та повлияет на нее. Но Ирма, так получилось, была в тот момент одна, сама жаждала утешения после разрыва с каким-то влиятельным поклонником, и все их разговоры о Вике закончились в постели.
А потом Вика узнала об этом…
* * *— …у меня весь день расписан по минутам, и это просто чудо, Алена, что вы застали меня дома! — сказала Ивлева, трепеща ресницами. — Так что вы хотели сказать мне о господине Ратманове?
У Ивлевой были огромные, зеленоватого оттенка глаза — настолько красивые, что Алене вдруг стало страшно. Женщин с такими глазами нельзя ни в чем обвинять…
— Господин Ратманов признался, что у вас с ним была связь. — «Признался, как же! Я буквально к стенке его приперла!»
— Что?.. — непонимающе улыбнулась Ивлева. — Ну и что?
— Как — что? А зачем тогда вы мне голову морочили каким-то урбанистическим сумраком? — зло сказала Алена. В этот момент у нее зазвонил сотовый. — Извините… Алло?
— Ты где? — спросил Селетин. — Я уже освободился.
В этот момент напольные часы за Алениной спиной зашипели, зашуршали, и полилась хрустальная мелодия. Небесные колокольчики принялись распевать мелодию «Августина».
— Алена, ты где? — встревоженно закричал в трубку Селетин.