В постели со Снежной Королевой - Тронина Татьяна Михайловна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой еще посыльный?
— Такой! Я больше не хочу, чтобы ты куда-то пропадала…
В самом деле, минут через сорок в домофон позвонил посыльный.
— Елена Петровна Лозинская? Прошу… — Он вручил Алене запакованную в оберточную бумагу коробку.
После ухода посыльного Алена распаковала бумагу и обнаружила в коробке сотовый телефон — тоненькую серебристо-синюю «раскладушку», угрожающе гламурного вида.
— Так я и знала… — с досадой вздохнула Алена. Она мельком просмотрела приложенную инструкцию, мало что поняла. Нажала на кнопку включения. На экране замелькали цвета и выплыло большое пульсирующее сердце ярко-красного цвета. По диагонали, чуть выше высветилась нотная строка, заиграла мелодия. «Песня Сольвейг» из «Пер Гюнта» Грига — моментально узнала Алена. И невольно рассмеялась. Это было очень мило и как-то совсем по-детски, даром что подарок исходил от почтенного и наполовину седого исполнительного директора сорока с лишним лет!..
Сунула мобильный в карман и с городского набрала номер Ратманова.
Тот отозвался немедленно:
— Алло? Алена, это опять вы? Что вам надо?..
— Господин Ратманов, я знаю правду.
— Какую еще правду? — снова вспылил он. — Послушайте, я серьезный человек, а вы меня беспокоите всякой ерундой! Ладно, подъезжайте к Кузнецкому Мосту, я скоро там буду…
Через час Алена была на Кузнецком. Она знала, что все ее выводы очень приблизительны, но отказаться от этого разговора не могла. Словно неведомая сила толкала ее в спину.
Шурша шинами по неровной мостовой, к Алене подъехал джип Ратманова, и через секунду из него выскочил он сам — в кожаной потертой куртке, сердитый, злой, поправляя очки на носу.
— Послушайте, Алена, я же вас просил…
Вдоль улицы дул ледяной пронзительный ветер, и она невольно подумала, что Ратманову, наверное, холодно — без шапки, с лысой головой…
— Эта история в прошлом, и она никоим образом вас не касается, поэтому…
— Вика застала вас с Ирмой Ивлевой? — стряхнув с себя оцепенение, тихо спросила Алена.
— Что? — сразу сбился тот.
— Вика ревновала вас к Ирме — ведь так?
Ратманов молчал, одной рукой придерживая воротник куртки у шеи. Его лицо сделалось непроницаемым, странно неподвижным. «Угадала… Я угадала!»
— Вы, известный обличитель, который всех выводит на чистую воду — вы сами поступили подло и гадко, вы довели до самоубийства несчастную женщину…
— Я? — шепотом закричал Ратманов. — При чем тут я? Это к Ромке претензии, законному супругу Вики, а ныне вдовцу!
— Роман делал все возможное… Но он не господь бог! Если бы вы все вместе помогли Вике — вы, Никита, и еще Ирма, — она была бы жива! — возразила Алена, постепенно закипая.
— Откуда вы знаете? Если бы да кабы! «А мне приснился сон, что Пушкин был спасен…» — язвительно возразил тот. — Вы не видели Вики, вы ее не знаете!
— Знаю! Она вас любила! Она хотела уйти от Романа — к вам, а вы отказывались! Вы заморочили ей голову, а потом бросили!
— Я ее не бросал! — заорал он.
Несколько прохожих оглянулись на них с любопытством. Ратманов подхватил Алену за локоть и чуть ли не силой затолкал в машину.
— Вы поступили еще хуже — она узнала, что у вас есть любовница. Наверное, вы вынудили стать ее свидетельницей вашего свидания с Ивлевой! — выпалила Алена свою догадку. — Да пустите же руку, мне больно…
— Я же не нарочно! Откуда я мог знать, что она придет?!
Они сидели на переднем сиденье и смотрели друг на друга с ненавистью.
— А при чем тут это?.. Если никто не видит — значит, можно грешить и делать всякие подлости, да?
— А вы — судья? — захохотал он. — Вы имеете право меня судить? Сейчас, между прочим, такая жизнь, что из-за измены никто на себя руки не накладывает!
— Ага, вы именно потому назвали Вику «не вполне адекватной женщиной»?
— Да кто вы такая… — Ратманов затряс ее за плечи. — Вы, маленькая дрянь, которая сует нос в чужие дела! Еще вздумаете вынести все эти сплетни на публику…
Алена с трудом оторвала от себя его руки.
— Пустите… — с ненавистью сказала она, а потом передразнила презрительно: — Публика! Да что вы этой публики все боитесь?..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Потому что моя жизнь, моя работа зависит от ее мнения! — заорал Ратманов. — В этой игре свои правила, и я должен их соблюдать! А вы хотите разрушить все, хотите сломать, испортить, уничтожить мой труд!.. Впрочем, никаких доказательств у вас нет… — неожиданно изменил он тон. — В крайнем случае дневник Вики можно объявить фальшивкой. Или же: записи в нем — лишь фантазии бедной больной женщины, потому что никаких других документальных свидетельств нет, фотографий нет, Ирме тоже невыгодно упоминать об этой истории… Вам никто не поверит, Алена, — произнес он почти спокойно, с легкой насмешкой.
— Да с чего вы взяли, что я собираюсь раздувать из этой истории скандал?
— Тогда что вам надо? Зачем вы меня преследуете?
Алена ответила не сразу.
— Никита… Вы верите в бога?
— Ну, начинается!..
— Ладно, не в бога, а в высшую справедливость? В то, что рано или поздно человек получит по заслугам, потому что…
— Вика сама была хороша! — перебил Алену Ратманов. — Это она, между прочим, изменяла мужу! А я никому не изменял, я ни с кем себя не связывал обязательствами… Судите ее, а не меня!
— А Селетин? Разве он не был вам другом? — напомнила Алена.
— Перестаньте… — поморщился Ратманов. — Я уже говорил, что это самая банальная, обычная житейская ситуация, которых миллион.
— Впрочем, вы правы, — не сразу ответила Алена, снова невольно вспомнив об Алеше с Любой. — Все мы через нее проходили. Любили тех, кого любить нельзя… Но дело в другом. Вика была особенным человеком. Не похожим на других.
— Ну а вы-то, а вы откуда это знаете?! — опять взорвался Ратманов. — Какой она была… Вы ее в глаза не видели!
— Я уже больше года живу в ее квартире… Я только о ней и думаю! Очень много о ней слышала. Я даже в Векшине была! И вот что я вам скажу, господин Ратманов, — таких, как Вика, обижать нельзя. Нельзя искушать… Она была вечным ребенком, не похожим на прочих женщин! Мы, женщины, живучи и всеядны, способны вытерпеть любую боль, самое страшное предательство… Но Вика не была такой — и вы это знали.
Ратманов с изумлением и досадой смотрел на Алену.
— Что же вы молчите?..
— Ладно, я согласен, — наконец мрачно произнес он. — Вика действительно была созданием не от мира сего. Кроме того, она всегда страдала из-за того, что она — простая домохозяйка, а не кто-то другой. Кто-то более значительный, более интересный… У нее были птичьи мозги, и она обладала потрясающей, невероятной инфантильностью. Но какой вывод из всего этого? Я что, по-вашему, должен был на ней жениться?
— Она вас любила!
— Ну и что? — с досадой рассмеялся Ратманов. — Я не могу жениться на всех своих поклонницах! В конце концов, у нее был прекрасный муж, который ее обожал, души в ней не чаял! Я решил не разрушать их брак, их дивную гармонию… И с Ирмой у меня тоже ничего серьезного не было, между прочим! Будь Вика поумней, она не стала бы меня ревновать к Ирме и глотать эти таблетки. Тоже мне — «графиня с изменившимся лицом бежит к пруду топиться»! Бедная Лиза нового времени…
— Знаете, кто вы? — перебила его Алена. — Вы — лицемер.
— Да бог с вами… — вздохнул тот. — Я обычный человек, с достоинствами и недостатками.
— Нет, не обычный, — упрямо покачала головой Алена. — Если бы вы, господин Ратманов, занимались какой-нибудь другой работой и сами не лезли в судьи, в защитники родины, вы, может быть, и имели право поступить так с Викой. Но вы же — совесть эпохи! Правдолюб! Правдоруб! Бесстрашный Никита Ратманов, который не боится ни мафии, ни правительства — ничего, для которого главное — только истина!
— Вот именно — истина! А какое отношение имеет истина к свихнувшейся от любви женщине?.. — вспылил тот.
— Самое прямое! Потому что истина не может быть большой или маленькой. Вы предали Вику, вы предали Селетина, вы трус и лицемер! Вы знали, почему Вика решила уйти из жизни, но молчали, хотя многие обвиняли в ее смерти Романа…