Тайфун. Записки из Китая - Крум Босев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главным фронтом «борьбы против врагов» стала «чистка классовых рядов». Ее цель — обеспечить создание «чистых» ревкомов, верных «пролетарскому штабу», неподверженных «черному ветру» реабилитации. Замысел имел дальний прицел: ревкомам и возникшим кое-где при них партийным группам впредь отводилась главная роль в осуществлении указания о реорганизации партийных организаций. «Чистка классовых рядов» являлась главной задачей нового наступления «левых» летом 1968 года, но она была не единственной, так как именно летом 1968 года китайская пропаганда открыла «огонь» еще по одной цели — «экономизму», «анархизму», «фракционизму», «групповщине»… Разглядеть корни этих «ядовитых трав» не трудно: «большой тайфун» свирепствовал уже два года, он глубоко затронул трудящиеся слои, обострил социальные вопросы, углубил противоречие между насущными нуждами рабочих и их удовлетворением. Все это вызывало недовольство среди трудящихся, требовавших увеличения заработной платы, оплаты в натуре, пассивное и активное сопротивление. В результате напряжение усиливалось, вызывая новую борьбу. Эта борьба на трудных мучительных зигзагообразных путях «относительной» стабилизации приобретала различные формы и получала различные названия: то борьба против экономизма, то борьба против «фракционизма» и «анархизма». Мне кажется, что первый призыв к удару по «анархизму» и «фракционизму» и на этот раз раздался из Шанхая. Ведь еще в первой половине января 1968 года «Вэньхуэй бао» подвергла обстрелу «10 больших преступлений фракционизма», и, возможно, «самыми большими» из этих «10 больших преступлений» были: игнорирование указаний «пролетарского штаба», невыполнение «самых высших указаний», создание препятствий «на главном направлении», что мешало осуществлению «великого стратегического плана Мао Цзэ-дуна», оказание сопротивления «проведению чистки классовых рядов». Через месяц «Вэньхуэй бао» опубликовала новую, на этот раз передовую, статью, озаглавленную «Две тыквы на одном черном корне». «Две тыквы» — это «фракционизм и анархизм». «Анархизм — это наш враг», — вынуждена была признать газета, он проникает туда, где революционные силы сравнительно слабы, создает хаос и нарушает новый порядок. Именно поэтому анархизм превратился в «оппозицию без знамени». В это же время или несколько позднее «Хэйлунцзян жибао» в статье «Решительно остановим вредное поветрие анархизма на селе» писала: «Наша борьба с анархизмом — суровая, классовая борьба не на жизнь, а на смерть». Газета «Хэбэй жибао» призывала «начать решительную атаку против классовых врагов, потому что, если не разбить врага, он сам перейдет в наступление и попытается отнять власть».
Перелистываю записи тех дней.
«20.11.68 г.
Основная тема провинциальной печати в последние недели — борьба против «анархизма», «фракционизма», «групповщины». «Хэйлунцзян жибао» публикует много писем читателей, в которых они пишут о случаях «анархизма», приводят факты невыполнения указания Мао об «осуществлении революции и активизации производства». Подул «ветер» распределения некоторых товаров через «черный рынок». Работники торговли самовольно покидают рабочие места, а в ответ на критику заявляют: «Меньше говорите о недостатках других, больше обращайте внимание на собственные». Свои «посты» покидают и многие рабочие, объясняя свой уход тем, что они идут «участвовать в революции» или «заниматься самовоспитанием». Приводилось много фактов снижения трудовой дисциплины, опозданий или вообще невыхода на работу, отказа выполнять принятые обязательства, сообщалось об игре в карты на производственных предприятиях. Газета назвала «анархизм» «орудием специального назначения в руках буржуазии…». Видимо, «анархизм», «фракционизм», «экономизм» приняли действительно угрожающие размеры, если в начале апреля высшие партийные и государственные органы — ЦК, Государственный совет, Военный совет ЦК и «Группа по делам культурной революции при ЦК» издали «распоряжение» о новом наступлении на «анархизм», о наступлении с применением «всех доступных средств»».
И «самыми доступными» из «доступных» явились массовые митинги-судилища. Китай — страна традиций. Видимо, и публичный суд-митинг тоже уходит корнями в старокитайские традиции. Поздней весной 1968 года, в разгар «большого тайфуна», над Китаем прокатилась волна маоистских митингов-судилищ. Потом она утихла, а затем вновь стала медленно подниматься и обрушилась с новой силой в начале 1970 года. «Бейцзин гунжэнь» откровенно писала, что в Пекине в больших масштабах процветают спекуляция, хулиганство, грабежи, совершаются «разбой», «насилование», «убийства» и другие подобные действия. Преступных элементов «немного», пишет газета, «но они оказывают огромное разлагающее влияние. Эти классовые враги проникают на железнодорожные станции, в магазины, автобусы и другие общественные места, совершая подрывные действия…». Газета пытается найти причины этого явления, но не хочет видеть главную из них: преступления совершают в основном молодые люди, которых «революция» оторвала от работы, разжалованные «маленькие генералы», разочарованные молодые люди, которые ищут выход в анархистских действиях. Видимо, это явление приняло весьма опасные размеры, если газета выступила со страстным призывом: «Арестовать тех, кого следует арестовать, судить тех, кого необходимо судить, расстрелять тех, кого следует расстрелять». Кстати, он вынесен в заголовок передовой статьи «Бэйцзин гунжэнь»…
«27.1.70 г.
Сегодня снова публичный суд-митинг!»…
Хорошо помню события того дня.
Улицы Пекина запружены людьми. Смотрю на демонстрантов… Нет, это не та разъяренная демонстрация хунвэйбинов первых месяцев «большого тайфуна». Сейчас демонстрация больше похожа на похоронную процессию, медленную, черную и печальную. Среди участников процессии почему-то преобладают пожилые люди, многие из них несут небольшие деревянные табуретки на трех ножках. Состоится публичный суд, а они знают, что эти судилища превращаются в многочасовые, иногда продолжающиеся чуть ли не целый день митинги. Временами в рядах процессии раздавались возгласы, их вяло подхватывали, и они быстро затухали. В тот день к смерти были приговорены девятнадцать человек. А через несколько дней французский посол рассказывал, что видел и траурную процессию приговоренных к смертной казни.
Смотрю в свою записную книжку. Это третий массовый митинг-суд в течение месяца. В дипломатическом корпусе уточнялось число осужденных на смерть — двадцать пять человек. Одна из записей напомнила мне о другом массовом митинге-суде, состоявшемся в Кантоне.
«Кантон, 10.III.70 г.
…Из Гонконга я прибыл поздно. Кантон, большой южный город, уже погрузился в приятную, я бы сказал южную, вечернюю прохладу. В такую ночь не спится, хочется после кошмара «азиатского Нью-Йорка» — так называют Гонконг — побродить по тихим, заснувшим зеленым паркам южного города, побыть в тишине, забыться. Мечтаешь о зеленой тишине парков и улиц, а оказываешься в зловещей тишине большого каменного отеля. Представитель китайского туристического бюро лаконичен: «Вы остаетесь здесь… Завтра ровно в четырнадцать часов заедем за вами. А в пятнадцать ноль-ноль самолет вылетает в Пекин». И выходит.
Всю ночь и почти весь день я должен провести здесь,
