Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

— Зачем проверяешь? Шакро знает, когда шутить. Я нарочно вмешался, не дал Ною говорить по-французски, чтобы хороший разговор весь вошел в мою голову. Должен людям передать… Если тебе очень надо — слушай. — Шакро приосанился: — Ленин тогда сказал: "Действуйте, товарищ Ной, твердо. С земельной реформой нельзя медлить. Земли горцев, поспешите им вернуть. Казаков сразу обеспечьте в другом месте. И те и другие должны убедиться, что советская власть о них заботится".

Впереди за холмами открылись сады Базоркино. Показался и стоявший на взгорье большой каменный дом — бывшая контора имения графа Уварова: теперь там помещался "национальный совет". Узкие улицы забиты лошадьми, буйволами, арбами, повозками, фаэтонами. Соперничая с палящим августовским солнцем, жарко горели костры, в огромных казанах варилась баранина, стоял острый запах чеснока.

Несколько сот конных и пеших ингушей, окружавших дом, внешне ничем не выразили своего интереса к Серго и его спутникам. Первое слово принадлежало почетным старикам.

Самозванный председатель "национального совета" (поговаривали, что он больше турок, чем ингуш) Вассан-Гирей Джабагиев, бывший чиновник царского министерства земледелия, принял гостей в старом кабинете графа. Вассан-Гирей сидел на ковровых подушках за канцелярским столом, покрытым бело-зеленым знаменем. Справа в мягких изорванных креслах восседали мулла Атаби и торговец керосином Сардул. Слева — остальные члены совета.

Спрашивать сразу о делах, о цели визита обычаи запрещали. Поглаживая длинные седые усы, Джабагиев возможно приветливее произнес традиционное:

— Салям алейкюм! Как себя чувствуете, как доехали?

Слава аллаху, все достойные уважения находились в добром здоровье, благоденствовали под солнцем. Совсем неважно, как обстояло в действительности, таких ответов требовал обязательный обмен любезностями.

— Осчастливь нас, дай возможность совершить угодное аллаху! Выскажи, что привело тебя к нам, — наконец, пригласил Джабагиев. Тут же, прижав руку к сердцу, опережая Серго, Вассан-Гирей объявил:

— Наш древний народ с большой симпатией относится к чрезвычайному комиссару России. Старикам известно, что твоими заботами через город был пропущен ингушский обоз с кукурузой. Ты образумил неверных, не дал пролиться крови… Если тебе нужна какая-нибудь личная услуга, то мы все в твоем распоряжении. Прикажи!

— Извините, я не так красноречив, как господин Джабагиев, — делая последнюю попытку удержаться в рамках этикета, заговорил Серго. — Скажу прямо: в понятии большевиков "неверные" — это те люди, которые изменяют своему народу, поступают ему во вред. Вы схватитесь за кинжалы, если вас кто спутает с неверным. Вы всеми святыми клянетесь, что хотите добра ингушам. Так почему не делаете самого главного — не заботитесь о возвращении земли, отобранной царем и казачьими атаманами? Вы хорошо знаете, Бичерахов, на которого вы поглядываете, никогда не даст нищему ингушскому народу земли. Как только мятежники покончат с защитниками Владикавказа, они возьмутся за вас, снова будут убивать ингушей. Помогите нам сегодня одолеть общего врага. И возьмите свои земли. Пора, позаботьтесь о своем народе!

— Ингушский народ слишком слаб, чтобы подымать голос, — быстро перебирая янтарные четки, возразил Джабагиев.

— Коран запрещает нам насилие, — смиренно добавил мулла Атаби.

… Джабагиев встал, низко поклонился.

— Мне кажется, мы все сказали. Если чрезвычайному комиссару нужна какая-нибудь личная услуга, повторяю, мы в вашем распоряжении.

— Я воспользуюсь вашей добротой, — в тон подхватил Серго. — Позвольте мне поговорить с ингушами.

Как бы между прочим добавил:

— В ваших аулах приходилось слышать: "Настоящий джигит добрый, только трусливый бывает злой".

Первым сильно затянувшиеся бесплодные переговоры покинул Шакро. К нему кинулись двое друзей — Юсуп Албогачиев и Хата Олигов, с головы до ног увешанные оружием.

— Что будем делать? — нетерпеливо спросил рыжий здоровяк Юсуп, кузнец по профессии.

— Пожалуйста, один хороший митинг надо! — попросил Шакро. — И лошадь. Мой брат Орджоникидзе — горский человек. Пусть ингуши посмотрят, как он в седле сидит, папаху носит.

Юсуп поскакал в одну сторону, Хата — в другую. Оба что-то кричали и стреляли, вскинув к небу винтовки.

Базоркино сразу опустело. Седобородые законодатели и безусые юноши, обязанные молча внимать речам мудрейших, все мужчины, конные и пешие, поспешили к кургану за селением.

Кавалькада всадников поднялась на самую верхушку кургана. Кадий в черном башлыке, подняв руки к небу, призвал совершить намаз. Прочел молитву и сразу отъехал в сторону, уступил место Серго.

— Товарищи ингуши, слушайте меня! Я, чрезвычайный комиссар Юга России, приказываю вам: возьмите оружие!..

К Орджоникидзе бросился Джабагиев:

— Вы не должны злоупотреблять гостеприимством. Я запрещаю вам…

Толпа взорвалась:

— Не мешай говорить Эрджкинезу!

— Вурро, Эрджкинез! Конах ва![66]

Молодые ингуши самозабвенно палили из ружей в воздух.

Напрягая голос, Серго повторил:

— Возьмите оружие! Настал решающий час. Сто лет ваш гордый народ воевал с русскими царями. Силы были неравные. Вас загнали в ущелья, в бесплодные каменные теснины. Никто — ни Бичерахов, ни Деникин, ни Турецкая империя не вернут вам ваших земель. Это сделает только советская власть, русские рабочие и крестьяне… Подымайтесь на бой с нашим общим врагом. Лучших джигитов пошлите освобождать свои старые аулы. Остальных поведу я на помощь рабочим Владикавказа.

Из сотен глоток вырвалось:

— Вурро! Эрджкинез луом да луом![67]

— К оружию, мужчины!

"Мы были уже не одни, — сообщал позднее Совету Народных Комиссаров Орджоникидзе. — Выступили ингуши, этот авангард горских народов, за которым потянулись, если не активно, то во всяком случае своей симпатией, все остальные горцы.

На пятый день к нам подошло маленькое подкрепление человек в 300 грозненских красноармейцев, и под руководством т. Левандовского они ударили на казаков".

…Бичерахов по обыкновению хитрил, играл в демократию. Роль премьера он поручил эсеру Семенову. Министерские посты заняли эсер Леонид Орлов и меньшевик Кожанный-Берман, в недавнем прошлом председатель Таганрогского Совета (тогда он испортил много крови Орджоникидзе, провоцируя столкновения с немцами).

Донесение о том, что отряды ингушей осадили пять самых больших станиц, пришло в разгар торжественного заседания Владикавказской городской думы и "казачье-крестьянского правительства".