Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение 1835 года в сущности подтверждало предыдущее. Одним из самых значительных нововведений было утверждение Положением императорского указа 1827 года, согласно которому евреев брали в рекруты. В еврейских общинах это нововведение вызывало серьезные страхи не только потому, что в русской армии условия службы рекрутов были очень тяжелыми, но и потому, что евреи опасались, что в армии рекруты будут подвергаться давлению и их будут подталкивать к переходу в православие[881]. Несмотря на то что авторы указа 1827 года не преследовали такой цели, позднее – с начала 1850-х годов – принуждение евреев-кантонистов к принятию православия приобрело систематический характер. В 1851 году для евреев была установлена двойная норма рекрутской повинности[882]. В отличие от многих других европейских государств служба евреев в русской армии не привела к уравниванию прав еврейского населения с правами других подданных.
Хотя Положение 1835 года повторяло большинство основных установок Положения 1804 года, в период правления Николая I (1825–1855) мы наблюдаем трансформацию отношения властей к еврейскому вопросу: власти начинают более активно вмешиваться во внутреннюю жизнь еврейской общины. Среди российской правящей элиты в XIX веке можно выделить две точки зрения на решение еврейского вопроса. Группа более либерально мыслящих чиновников предлагала упразднить дискриминирующие законы, предполагая, что в этом случае евреи сольются с окружающим обществом. Однако уже в период правления Александра I в России победила другая концепция, предполагавшая, что сначала евреи должны измениться и только потом им могут быть даны такие же права, как и членам других этнических и конфессиональных групп, относящимся к тому или иному сословию. Основная роль в «перевоспитании» евреев отводилась государству.
Целям интеграции и аккультурации евреев должна была служить и начавшаяся в 1844 году образовательная реформа, предполагавшая учреждение трех типов государственных школ: школ 1-го и 2-го разрядов (соответствовали приходским и уездным училищам) и раввинские училища в Вильне и Житомире (должны были готовить учителей для школ 1-го и 2-го разрядов и казенных раввинов). В еврейских учебных заведениях, в отличие от христианских, значительно большее внимание уделялось преподаванию религии, при этом изучение Талмуда предполагалось только в раввинских семинариях. «Еврейские предметы» должны были преподавать евреи, остальные – учителя-христиане[883]. Во многом именно благодаря этой системе школьного образования сформировалась новая группа – еврейская интеллигенция, перенявшая русскую культуру. Другая заявленная в том же 1844 году реформа об упразднении кагалов, которая могла способствовать интеграции евреев, отчасти осталась на бумаге, поскольку власти не решились упразднить еврейские общины как отдельные единицы и они продолжили отвечать и за сборы налогов, и за исполнение рекрутской повинности[884].
Модель селективной интеграции демонстрировала попытка выделения группы «полезных» евреев (купцы, ремесленники, земледельцы, оседлые мещане, владеющие приносящим доход недвижимым имуществом), которые получили некоторые привилегии[885]. Для осуществления этого замысла требовалось собрать сведения о евреях. Политику селективной интеграции свело на нет неумелое планирование переписи и (позже) неэффективное администрирование. Губительными для переписи оказались также мобильность еврейских общин и коллективное противостояние административным мерам властей[886].
В период правления Александра II (1855–1881) было много нововведений, касавшихся в том числе и еврейского вопроса. «Оттепель» принесла не только позитивное отношение значительной части образованного населения России к интеграции евреев, но и Великие реформы, часть которых не предусматривала никаких дискриминационных мер в отношении евреев. В опубликованных законах о реформе судов и университетов (1864), военной реформе (1874) не было формально дискриминирующих евреев положений[887]. Различные категории евреев получили право жить за пределами черты оседлости: купцы первой гильдии (1859), лица, получившие высшее образование, медики, ремесленники (1865), вышедшие в отставку солдаты (1867).
Таким образом, в первой половине XIX века еврейский вопрос сводился к попытке одновременно решить две проблемы – защитить христианскую часть общества от вредного влияния евреев и интегрировать (аккультурировать) евреев. Первая цель предполагала применение различных дискриминационных мер в отношении евреев (ограничение мобильности, ограничение сфер экономической деятельности, ограничение карьерных возможностей и пр.), часто направленных на сегрегацию, вторая же должна была способствовать интеграции еврейского населения. В 1860-х годах политика в отношении евреев претерпела значительные изменения, что было связано с «польским вопросом».
В современной историографии существует консенсус в том, что в еврейском вопросе переход от политики «исправления» или «позитивного воздействия», направленной на «слияние» или «сближение»[888], к мерам сегрегационного характера произошел в 1880-х годах[889], хотя Дмитрий Аркадьевич Эльяшевич замечает, что в цензурной сфере сдвиги имели место уже в 1860-х годах: с этого периода цензура начинает терять интерес к еврейской религиозной литературе[890]. Сейчас попробую выяснить, как местными и, отчасти, центральными властями понималось «слияние» и «сближение» евреев после подавления восстания 1863–1864 годов. При этом особенное внимание будет уделено инициированным имперскими властями мероприятиям, касавшимся языковой сферы[891].
«Обрусение» по-муравьевски
Имперская политика в Северо-Западном крае после восстания 1863–1864 годов была в первую очередь антипольской, и Дж. Д. Клир, конечно, во многом прав, утверждая, что «Муравьев был слишком занят вешанием поляков, чтобы беспокоиться о евреях»[892], но все же и евреев коснулась политика «обрусения» и, в первую очередь, в контексте антипольской политики имперской власти.
Уже в разгар «польского» восстания 1863–1864 годов часть казенных еврейских начальных училищ была преобразована в народные еврейские школы[893]. Инициаторами преобразования в Вильне могла быть группа маскилов, точнее – виленский казенный раввин О. Н. Штейнберг[894]. В конце 1863 года (скорее всего, в ноябре) по указанию одобрившего идею учреждения новых школ виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева была создана комиссия, в которую вошли и другие маскилы. Комиссия подготовила новые правила обучения еврейских мальчиков[895]. В начале декабря предложения этой комиссии рассматривал педагогический совет виленского раввинского училища и поддержал намеченные преобразования[896]. Что же предусматривали новые правила? Прежде всего, вводилось обязательное обучение еврейских мальчиков русской грамоте; родители обязывались посылать своих детей не только в уже существующие общие, казенные еврейские учебные заведения, к домашним учителям, имевшим право вести домашнее обучение, но также и в открывавшиеся для евреев школы, в которых дети должны обучаться только «общим» предметам («Предметы преподавания в сих школах составляют: русский язык,
