Геополитические проекты Г. А. Потемкина - Ольга Елисеева

Перенос магазинов в более отдаленное от театра военных действий место был крайне неудобен для России. Но еще опаснее становился отказ польской стороны продавать провиант. Вести в таких условиях новую компанию против Турции казалось с каждым днем все труднее. Если бы земли Польской Украины, фактически являвшиеся плацдармом для переброски русских войск, их амуниции и провианта в Молдавию, принадлежали империи, многих проблем удалось бы избежать. Теперь же приходилось реагировать на каждое колебание внутриполитической жизни Польши. Потемкин обратил внимание корреспондентки на рапорт генерал-майора А. Шамшева из Варшавы. Резидент сообщал, что руководители старошляхетской партии создают конфедерацию, под давлением которой король Станислав-Август решил разоружить едва набранные в православных воеводствах войска и послать туда корпуса из Литвы и Коронной Польши, что вызвало волнения непольского и некатолического населения. Активное участие в формировании новых конфедераций принимал и коронный гетман Браницкий. «Воевода Сигацкий и генерал Кардабановский выехали их Варшавы для конфедерации в Волынском воеводстве с князем Сангуским. Генерал Малаховский рекрутирует людей графа Браницкого. Сам Браницкой в Варшаве и хочет получить командование над войсками и сделать конфедерацию, но к нему и графу Потоцкому не расположены жители. Из Варшавы прислан приказ в воеводство Волынское в Слуцк распустить войско из 5000 человек… Жители не хотят» {531}.

Уход Браницкого был дурным знаком - Россию покидали даже самые верные сторонники. Еще недавно русская партия в Польше могла опираться на поддержку коронного гетмана. Однако и он вовсе не был «ручным» сторонником Петербурга. Графа оскорбил отказ Екатерины от его предложения набрать и возглавить три бригады польской конницы, которые Браницкий собирался обратить против турок. Гетман и сам высказывал притязания на корону, поэтому громкая военная слава и приращения территорий Польши, которые можно было бы связать с его именем, были Браницкому как нельзя кстати. Крушение надежд на русско-польский союз поставило крест на подобных планах магната, и он готов был переметнуться в стан противников России. Маршал сейма Станислав Малаховский, уже высказавшийся за союз с Пруссией, начал вербовку набранных Браницким кавалеристов в состав войск, которые можно было бы обратить против России.

Эта информация была крайне неприятна Потемкину, т. к. коронный гетман являлся его зятем и личные отношения между ними были очень теплы. Однако с начала марта светлейшему князю пришлось принимать против польского родственника весьма крутые меры. В одном из мартовских ордеров Потемкина генералу И. И. Меллеру-Закомельскому, замещавшему командующего на время его отъезда в Петербург, сказано: «Граф Браницкий, добиваясь получить в свои руки командование над войсками в Украине, рассеивает через своих о бунтах, подкупает таможенных, чтоб рапортовали всякую дичь». Польская Украина являлась чрезвычайно удобным местом для агитации, поскольку ее крестьянство постоянно находилось в состоянии близком к бунту. Потемкину вовсе не было выгодно, чтоб бунт разразился раньше времени. Чтобы предотвратить попытку Браницкого использовать брожения украинских крестьян в свою пользу, князь разослал во все принадлежавшие ему поместья в Польше недвусмысленный приказ: «Всем моим подданным объявить, чтоб хранили тишину и что я не потерплю никаких беспорядков в предосуждении блага Республики» {532}.

Подкуп таможенников для того, чтоб они «рапортовали всякую дичь», производился с целью ввести польское общество в заблуждение насчет частых пересечений русскими войсками польских [117] границ. Подобные инциденты действительно имели место, особенно для поимки дезертиров, хотя командующий и издал приказ, запрещающий «делать шалости в Польше» {533}. Еще в феврале крайне неблагоприятную огласку получил поступок генерал-майора Д. Г. Неранчича, отправившегося через границу с целым эскадроном вдогонку за дезертирами. Потемкин выговаривал в ордере И. И. Мел - леру-Закомельскому: «Неранчич не имел права в Польшу ездить на расправу, а еще меньше вводить эскадрон. Сие дело надлежит строго исследовать» {534}. Штакельбергу в Варшаву было послано повеление принести сейму извинение за пересечение границы. На фоне подобных событий каждое новое сообщение от таможенных чиновников, подкупленных Браницким, грозило разразиться бедой. Но еще опаснее были действия графа в самой Варшаве, где он повел переговоры с полномочным министром прусского короля маркизом Джироламо Луккезини, обещая берлинскому кабинету объединить против короля Станислава-Августа всех польских дворян, если Пруссия окажет покровительство, создаваемой шляхетской конфедерации.

Еще в Петербурге Екатерина несколько раз требовала от Потемкина написать Браницкому и приказать покинуть конфедерацию: «Пора тебе унимать Браницкого. Я никак его поведением не обманута, он в конфедерации ищет короля ссадить» {535}, «ему стыдно и позорно быть врагом своих благодетелей» {536}, «из таковой конфедерации выйдет король прусский новый в Польше» {537}. Князь старался убедить императрицу, что окриком в польских делах ничего не решить. «Помилуй, матушка, чем я уйму Браницкого и когда я его баловал? - писал князь в одной из записок. - Теперь словами ничего делать нельзя, а брать меры нужно. Сердцем ничего не произведем, и оно лишнее. Польша вся - Браницкий, о сем Вам всегда говорил. Браницкого я так держал, что удивительно, как он мог сносить сие, всей армии известно. Войдите в положение дел, Вы увидите, что с Польшей иной нужен оборот. Нам нельзя быть в стороне, когда там действуют все… Нужно там работать» {538}. Угрожающие декларации посла Штакельберга и методы жесткого давления, к которым была склонна Екатерина, не давали, по мнению князя, результатов в условиях, когда Россия сама находилась в стесненном международном положении.

В письме 9 мая из Смоленска Потемкин предлагал расколоть конфедерацию изнутри, склонив на свою стороны давнего союзника Браницкого графа Станислава Фликса Щенсны-Потоцкого, командовавшего войсками на Польской Украине. Для поощрения прорусски настроенного Потоцкого Потемкин просил Екатерину написать по-французски письмо, обращенное к князю, где бы она между прочим с похвалой отзывалась о Потоцком и обещала ему милости и покровительство. Это письмо Григорий Александрович собирался показать графу. «Не худо будет, если здесь включите поклон его жене» {539}, - замечает Потемкин. Жена графа Жозефина-Амалия, урожденная Мнишек, благодаря своему родству, пользовалась определенным влиянием в польском дворянском обществе, поэтому даже ее возможную помощь стоило учитывать в быстро слабевшем лагере сторонников России.

Через 4 дня необходимое Григорию Александровичу послание было получено. «Прошу Вас, князь, уверить генерала от артиллерии графа Потоцкого, когда Вы его увидите, в полном моем уважении, которое мне внушило его истинно патриотическое поведение, - писала Екатерина. - Я буду с нетерпением искать возможность воспользоваться случаем, когда я могла бы выразить ему и его супруге, которой вы также передадите мой поклон… мою признательность» {540}.

Затеянная Потемкиным игра давала свои плоды. Щенсны-Потоцкий пока слабо и боязливо, но все же начал действовать в Польше в пользу своих русских покровителей. 5 июля из Ольвиополя князь сообщал Екатерине об интересных сведениях присланных графом Потоцким из Варшавы. «Замешкался я несколько сим отправлением, дожидаясь возвращением моего посланного по требованию той особы в Польше, о которой мне изволили в письме писать. Он мне дал знать, чтоб я верного человека к нему прислал. Он имеет важного много сказать об умыслах партии противной, или лучше сказать вообще всех поляков противу нас. Нужно, моя кормилица, остеречься, а как ни есть ласкою короля прусского удержать в его стремлении, что бы Вы не сделали, не помешает Вам, развязавши руки, да оплеуху, а иначе, матушка, ей богу, он выиграет, вспомните меня» {541}. Потоцкий, хотя и не мог всерьез помочь своим петербургским покровителям, но по крайней мере доставлял точные сведения о действиях прусской дипломатии в Польше. По мнению Потемкина, у России не было возможности отвесить Фридриху-Вильгельму «оплеуху» до тех пор, пока руки оставались связаны войной с Турцией, а вести военные действия, имея в тылу враждебно настроенную республику, становилось все опаснее.