Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Видно было, что она ищет нужные слова в ответ на столь наивный вопрос, стараясь при этом не оскорбить меня. Она действительно была добросердечна. Другая на ее месте просто указала бы мне на дверь.

– Видите ли, товарищ, наш отдел предназначен для лиц руководящего состава, а не для всего населения. Мы не являемся «биржей труда» типа тех, которые действуют в капиталистических странах. У нас ведь нет безработицы. Пробовали ли вы искать работу с помощью объявлений «Требуются» в газетах?

– Пробовала. (Я пыталась быть сдержанной, но слезы душили меня). Что я могу сделать, если я не слесарь, токарь или шофер? В моем возрасте я не могу пойти в профессиональное училище и овладеть одной из профессий, на которые всегда есть спрос. В рубрике «Требуются» никогда нет ничего подходящего для меня! Как же мне содержать моих детей?

– Это определенно не входит в рамки моих обязанностей, – сказала она, – но ваши слова тронули меня, и я в самом деле хочу вам помочь. Есть ли у вас специальность? Что вы умеете делать?

– Я преподавательница математики и физики, закончила пединститут. В гороно не дали мне никакой надежды на получение работы по специальности.

– Ну, я не вправе вмешиваться в решения гороно. Вы согласились бы пойти на другую работу?

– На любую работу, которую буду в состоянии выполнять, – ответила я.

– Подождите несколько минут, у меня есть знакомые директора учреждений, я позвоню им. Может быть, один из них сможет предложить вам что-нибудь.

Она указала мне знаком, чтобы я вышла и подождала в коридоре. Ей неудобно было говорить обо мне в моем присутствии.

Через несколько минут она открыла дверь и позвала меня.

– Я говорила с директором проектного института городского строительства, – сказала она. – Он готов принять вас на работу в отдел оформления документов, в качестве корректора. Только учтите, оклады там маленькие. Вы математик, но там требуется хорошее знание языка. Чаще всего нужен русский язык, но иногда и латышский. Как у вас обстоит дело с языками?

– Русским языком я владею в совершенстве. Латышский язык знаю с детства и неплохо владею им.

– Я дам вам записку с адресом института. Не обращайтесь к директору, идите прямо в отдел оформления. Он уже дал указание принять вас.

Я поблагодарила ее и вышла. К сожалению, не знаю даже имени этой женщины, помощь которой изменила мою жизнь. Благодаря ей я получила первую работу в Риге. А самое главное – получила доступ к новому виду занятий, к работе с письменным и печатным словом. В те минуты я еще не знала, куда приведет меня в будущем предложенная скромная работа. Корректирование текстов, написанных другими, было «начальной школой» в новой области. Без прохождения этой школы я не стала бы в дальнейшие годы журналисткой, редактором и переводчицей. Главное – начать, сделать первый шаг. Женщина, имени которой я не знаю, помогла мне сделать этот шаг.

Институт, носивший громоздкое название «Латпрогорстрой», находился на одной из самых красивых улиц Риги. В отделе оформления документов, на первом этаже, меня приняла заведующая – приветливая женщина, на вид лет сорока с лишним. Она устроила мне маленький «экзамен» – дала лист текста для корректирования. «Экзамен» я прошла без затруднений; затем она рассказала мне, чем занимается отдел.

Архитекторы и инженеры, сказала она, пишут свои проекты от руки, часто с грамматическими ошибками. Все проекты и сопроводительные документы проходят корректирование в отделе. Затем они передаются в типографию. После типографского набора корректоры исправляют ошибки, сделанные наборщиками типографии. В конце процесса напечатанный проект возвращается в отдел, и переплетчики сшивают его в брошюру.

– Это очень ответственная работа, – сказала заведующая. – Если одна цифра в столбцах технических данных окажется неправильной, то дома, построенные по этому проекту, могут обрушиться. Нужно читать очень внимательно не только текст, но и цифры.

Я рада была услышать, что это серьезная и ответственная работа. Только одно разочаровало меня: зарплата была просто мизерной. 45 рублей в месяц! Для сравнения: мой муж с самого начала получал на заводе 110 рублей, а позднее – больше. Несмотря на жалкую зарплату, я поступила на эту работу. Ничего лучшего не маячило на горизонте.

Нас было шесть женщин в отделе, не считая переплетчиков. Все мы, кроме начальницы, были приблизительно одного возраста. Чтобы как-то компенсировать работниц за низкую зарплату, им разрешали выходить по своим делам в рабочее время. Мы ухитрялись в течение рабочего дня делать покупки, улаживать различные дела и даже посещать парикмахерские.

Я проработала в отделе полтора года. После рабочих часов у меня были частные уроки с двумя учениками, в том числе сыном моего двоюродного брата. Добавка к бюджету семьи была очень кстати.

Несмотря на то, что мы теперь были близки к среднему уровню доходов жителей Риги, для наших родных мы по-прежнему оставались «бедными родственниками». В доме моего двоюродного брата, где я бывала почти каждый день для занятий с его сыном, мне пришлось пережить большое унижение. В те дни семья готовилась к празднованию Бар-Мицвы сына – моего ученика. В течение двух недель в их доме говорили только о предстоящем празднестве; я была уверена, что буду приглашена. Но когда они разослали элегантные пригласительные билеты, в них значились только имена моих родителей. Видимо, им ставилось в заслугу их прошлое «бывших богачей» – честь, к которой мы с мужем не были причастны.

Мне было очень больно от такого отношения. Я ведь была не только учительницей виновника торжества, но и его родственницей. Двоюродный брат и его жена были любезны и приветливы в течение двух лет моих занятий с их сыном. Я чувствовала себя своим человеком в их доме. В случае с Бар-Мицвой они показали мне мое истинное место: в их глазах я всего лишь обслуживающий персонал.

Маму очень обидело пренебрежительное отношение родных ко мне, и она сама не хотела идти на празднество. Папа оказал на нее давление: нельзя отмежевываться от родственников, оказавших нашей семье немалую помощь в первое время после прибытия в Ригу. Это сын его сестры, погибшей от рук нацистов, папа не хотел обидеть его.

Честно говоря, маме не следовало возмущаться соблюдением грани между богатыми и другими людьми, менее состоятельными или просто бедными, потому что она сама, в дни процветания, строго соблюдала эту грань. Это от нее я слышала фразу «они не принадлежат к нашему общественному кругу». Мне с раннего детства претило разделение на «принадлежащих» и «не принадлежащих».

История с празднеством Бар-Мицвы наглядно показала, как трудно вживаться в новую среду. Подобно тому, как мы шагу не умели ступить, когда нас выслали из Риги в сибирский ад, так и теперь, по возвращении оттуда, нам пришлось заново учиться жить. Размышляя об этом, я даже нашла оправдание тому, что мой двоюродный брат не пригласил меня с мужем на Бар-Мицву сына: ведь я росла в Сибири как сорная трава; я понятия не имела, как одеваются для такого празднества, как ведут непринужденные беседы с незнакомыми людьми, в частности с элегантными дамами, на темы, чуждые мне: как найти хорошую домработницу, каковы последние новинки в мире моды и косметики. Даже пользоваться столовыми приборами я не умела. В нашей войне за выживание в Сибири моим родителям было не до того, чтобы обучать меня хорошим манерам.

С этой точки зрения Яша был опытнее меня: к моменту высылки ему было уже семнадцать лет, и до того он успел «обтесаться» на разных общественных мероприятиях. Он умел вести себя в обществе как джентльмен: уделять внимание каждой женщине, особенно если у нее нет спутника, наливать всем вино, танцевать со всеми. Поведение супружеских пар, которые в обществе держатся только вместе, он называл провинциальностью и невежливостью по отношению к остальным гостям.

А я – что я видела? Только вечеринки в простонародном русском стиле, когда все сидят за столом, едят и пьют водку, а затем нестройным хором поют народные и советские песни. В этом я как раз была сильна, у меня был звонкий голос, и я всегда знала слова песен. Но в «высшем обществе» в Риге нужны были другие способности, которых у меня не было.

Однажды мы пошли, без приглашения, на празднование дня рождения моего двоюродного брата Арона. Его мать, тетя Роза, до того сказала: «У нас не принято приглашать – кто знает, тот приходит». Мы подумали: если так принято, то и мы можем пойти. Что подарить? Мы купили в кондитерской красивый торт.

При виде потрясения на лицах хозяев я прокляла минуту, когда мы решили пойти к ним. Отступать было некуда, и мы сказали, что хотели лично поздравить Арона с днем рождения. Нас пригласили за стол; принесенный нами торт Галя, жена Арона, поставила куда-то в конец стола и даже не подала. На столе была выпечка собственного изготовления (точнее – изготовления их домработницы), были особые блюда, какие не каждый день можно увидеть.