Адаптация - Екатерина Насута
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она проснулась одна. И ей было страшно. И Айне подумала, что если Тод ушел, то по делу важному. А он просто сбежал к Еве.
– Эй, вот только плакать не надо!
Айне и не плачет. Не собиралась во всяком случае. Но функционирование слезных желез оказалось неподвластно разуму.
– Ты… ты сволочь, вот, – планшетом она все же замахнулась. – Ты мой! Тебе понятно? Ты мой! И должен быть рядом… рядом…
– Если хочешь командовать, – он отобрал планшет, – щенка заведи и его дрессируй. Только и собаки иногда убегают. А я не собака.
– Ты искусственно созданный биолого-механический объект, наделенный интеллектом.
– Жестоко. Но справедливо.
Объективно. И проблема объективности – невозможность изменения статуса в зависимости от желаний Тода. Его отношение к реальности не является рациональным, что свидетельствует об усугублении эмоционального дисбаланса.
И дисбаланса Айне тоже.
Она снова ведет себя как ребенок. А это неправильно.
Айне – разумна. Только в данном случае понимание ситуации не ведет к разрешению эмоциональной проблемы. Потому что Айне все понимает, но желание убить Тода не ослабевает.
– Мир? – спросил он, протягивая руку.
– Мне было страшно. Я проснулась, а тебя нет. Как тогда нет.
– Прости, пожалуйста.
– Потом я решила, что у тебя имеется серьезная мотивация для подобного поведения.
От его ладони несет Евой. И прикасаться к ней неприятно. Айне и не будет. Она вообще близко к Тоду не подойдет, пока этот запах не выветрится. Тод понял и руку убрал.
– Мотивация была. Серьезная. В самый раз для поведения. И вернуться я бы вернулся. Куда мне от тебя деться-то? И ты правильно сказала: я твой.
Сердится. Это Айне имеет право сердиться. Она и сердилась, села на одеяло, обняла колени и уперлась подбородком. Молчала.
Тод тоже не спешил заговаривать. Разглядывал планшет и ее рисунок, но вопросов не задавал. Тишина порождала очередные неприятные эмоции. И Айне сдалась первой.
– Вопрос несвободы выбора? Ты хочешь получить свободу и право выбора, так?
– А кто не хочет? И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою…
– Существование души не доказано с научной точки зрения. Но аллюзия мне понятно. Я не понимаю другого.
– Чего?
– Теоретически, если блокировать программу, ты получишь свободу волеизъявления. Так?
– Да.
– И тогда ты от меня уйдешь.
– Куда?
– Место значения не имеет. У тебя не будет мотива оставаться со мной. Таким образом, твое волеизъявление может вступать в конфликт с моим волеизъявлением. Как тогда?
– Тогда, маленькая, ищут вариант, который устраивает обоих, – Тод опустился на колени. Теперь, если Айне встанет, можно будет говорить почти на равных.
Хотя он все равно выше. И злиться на него не выходит.
– А если таковой не возможен? Если мне нечего дать тебе, чтобы ты остался, а я не хочу, чтобы ты уходил?
– Можно попросить.
– Сказать «Тод, останься, пожалуйста»?
– Да.
Количество допущений в данной модели превышало рационально допустимый уровень.
– И ты останешься?
Тод не спешил с ответом, но Айне умела ждать. Только почему-то это ожидание давалось очень тяжело.
– Да, – наконец, сказал Тод.
– Следовательно, весь вопрос лишь в теоретической возможности сделать выбор?
– Именно.
– И для тебя эта возможность важна?
– Очень.
– Тогда мне бы хотелось ее тебе предоставить, – Айне протянула руку и спросила: – Мир?
– Здравствуй, Тод, – сегодня у Евы усталое лицо. Но она все равно улыбается. Всегда улыбается, и с каждым разом он все сильнее ненавидит ее улыбку.
Отвечает:
– Здравствуй, Ева.
– Ты готов сегодня умереть?
– Нет.
Это не имеет значение. Главное, чтобы она готова была. В руке очередной шприц. Ее корзина с яблоками не опустеет никогда. И всякий раз у смерти иной привкус.
Сегодня накатывает медленно. Шум в ушах нарастает, пока барабанные перепонки не лопают. Тод не видит себя, но точно знает – лопнули. Кровь из ушей идет. И из носа.
Красные капли на белом пластике. И синие волосы Евы. Что ей надо? Пусть просто скажет, что ей надо. Тод сделает. Это же просто – сказать.
А она молчит.
– Я тоже устала. Не выходит, правда?
Да. Нет. Выбирайте ответ по вкусу. Только заглушки поставьте в голову, чтобы хоть ненадолго – тишина.
Шум плотный. Как толпа. Сквозь толпу можно пробиться. И сквозь шум тоже. Шаг. И два. И три. И потом счет обрывается, а звук перемалывает сознание, раздирая на куски фарша.
Дышать опять нечем.
Пройдет. Надо потерпеть. Надо умереть. Тогда дадут пару дней передышки.
Сегодняшняя смерть долгая. Тод падает-падает в круговерть черно-белого шума и увязает в ней, как муха в смоле. Смола каменеет, превращаясь в янтарь.
Муха пытается сдохнуть.
И отчаявшись, разламывает камень. Крылья расправляются, а шум исчезает, сменяясь пустотой. Великое ничто выплескивается в мир. Великого ничто слишком много, чтобы разум выдержал.
– …крыльце сидели…
Эхо Евиных слов заставляет бездну вздрогнуть. Она сжимается, чтобы дойдя до точки, раскрыться. И снова сжаться.
Тук-тук.
Кто там?
Я.
Ты.
Финальная точка – пуля, связавшая входное и выходное отверстие.
У нее есть имя. У всех есть имена, ибо Бог сотворил мир. А новый Бог собирается перекроить мир по-своему. Но сначала нужно стереть старые имена.
– У тебя ничего не выйдет, – говорит тот, кто забыл себя, Бездне.
– Посмотрим, – отвечает Бездна. – У меня уже получилось.
Из лона ее выходят новые народы.
В сознание Тод возвращается в камере. И девять квадратных метров пространства, знакомого в каждой щербине, кажутся родными. Тод лежит, наново привыкая к телу.
Неудобное.
Тяжелое.
Поднять руку выходит не сразу. Но Тод точно знает, что делать: сгибать пальцы. Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец. И разгибать, называя уже вслух. Повторить фокус с левой рукой. И только затем попробовать сесть.
Получается. И получается как-то чересчур легко. Это потому, что на сей раз бездна осталась внутри Тода. Это хорошо. Если повезет, в следующий раз она заберет его и не придется возвращаться.
Но следующего раза не наступает.
Очень долго не наступает.
Время идет, отсчитывая хронометрически точные периоды света и темноты. Под этот ритм легко подстроится. Иногда его нарушает Седой. Приходит с обычным вопросом:
– Что-нибудь надо?
Бездна требует Седого игнорировать. Но в одиночке тоска. И однажды Тод не выдерживает:
– Принеси книгу.
– Какую?
– Без разницы.
И Седой исполняет просьбу. Его выбор странен – Есенин, Библия, «Капитал», «Теория видов», «Мифы народов Южной Америки» и «Три
