И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

Графин, ранее наполненный водкой, стоял полностью пустой. Ужас, охвативший Густава и Альфонса Лорнау, немного отступил под натиском огненной воды, но оставил неизгладимый след на сердцах и душах их обоих. Поверить в слова Омара оказалось невероятно трудно, и они упросили его рассказывать все до самого конца, не тая и не привирая. Поведав почти полностью свою историю, бен Али удалось окончательно убедить братьев Лорнау в своей честности.

– Теперь же стало понятно, почему тебя не занесли в книгу членов труппы, – промолвил Альфонс, – но ты так и не сказал нам, есть ли у тебя какие-нибудь способности. Ведь не ради использования тебя в качестве бесплатной рабочей силы ты оказался здесь.

– Вы правы, – согласился Омар, потеряв практически все былое стеснение, – самое главное мое умение – это превосходное управление с лошадью. За годы в пустыне среди бедуинов сделали свое дело. К тому же и военные некоторым особенностям научили.

– Наездников здесь пруд пруди, – сказал Густав, – взять даже почти всю нашу семью, одни наездники да фехтовальщики.

Омар продолжил:

– Помимо владения оружием, как огнестрельным, так и холодным, и другим стрелковым, я обнаружил в себе примечательную способность, когда упражнялся в фехтовании.

– Что же это за особенность? – вопрошал Альфонс, с надеждой взглянув на бен Али.

– Я могу холодное оружие отлично глотать без причинения своим органам и глотке совершенно всякого ущерба. Именно ради этого я отлил особую тонкую шпагу, очень легкую в контроле, когда она оказывается внутри пищевода. По счастливой случайности, шпага оказалась при мне, здесь, в моем багаже, посему я надеюсь ее опробовать, поскольку еще ни разу не глотал настолько длинного предмета.

Братья Лорнау переглянулись. Им явно понравились озвученные Омаром умения. Видя его крепкое тело и слыша здравые мысли, исходившие из его мозга, им хотелось испытать их на прочность. Альфонс резко поднялся и сказал:

– Ты нас вдвойне удивил, Омар. Надеемся, что ты как можно быстрее получишь возможность показать свое мастерство. Еще не было в нашем цирке шпагоглотателей, по крайней мере, на нашем с братом веку они не встречались.

– Истинно так, – согласился Густав, пробубнив своим глубоким басом.

Альфонс решил повести Омара дальше, вглубь состава. Густав, помахав рукой ушедшим, вновь взял в руки газету и продолжил читать с того самого места, на котором прервался при входе в вагон посетителей, будто никакой встречи вовсе и не произошло. На самом же деле глава семьи Лорнау стал вынашивать интересный план, который можно было бы реализовать, используя новоприбывшего. Если вы сейчас подумали, что план заключался в некоем тайном перевороте и подобной ему вещи, то нет, заверю вас и успокою, что Густав Лорнау слишком дорожил своим местом в цирке, поскольку, уже не принимая участия в представлениях, он продолжал получать полноценный доход в размере пяти тысяч франков в месяц. Больше него в цирке получали только Мишель Буайяр и Герман Скотт, но не на много. Его план заключался исключительно в получении сверхприбыли от использования умений Омара. Обычная коммерция, ничего интересного. Едем дальше. Вернее, поезд-то встал на стоянку на станции-дублере в городе Монтелимар, что шел после Авиньона. Но путешествие по «Горе» продолжалось. Пройдя последний, третий вагон семьи Лорнау, Альфонс и Омар оказались в вагоне-ресторане. В третьем вагоне Лорнау проживали представители молодого поколения династии, сыновья Густава: близнецы Блез и Карл, а также Герман и Феликс. Феликсу было всего четырнадцать лет, поэтому он являлся самым молодым представителем династии, Герман был старше всего на год, но очень этим гордился и любил поставить младшего брата «на место», за что часто получал сам от старших братьев и отца. Близнецы Блез и Карл, о выходках которых уже рассказывал Венцель Лорнау, как и положено большинству близнецов, почти все время проводили вместе. Поначалу Пьер Сеньер хотел отправить их в Группу уродов цирка, но Густав запротестовал, заявив, что они слишком красивы для уродов, а то, что они близнецы, вовсе не дает право причислять их к уродам. Удалось убедить только в первом аргументе, и братья стали частью труппы. У каждого из них были светлые, как и у всех Лорнау, волосы и светло-синие глаза, ростом они почти не отличались (но Блез был чуть выше), одежду, разумеется, носили одинаковую (но не всегда). Различить их можно было по голосу, поскольку у Карла он был чуть хрипловатым из-за того, что однажды ему пришлось испытать на себе наказание Хозяина, а у Блеза он был чуть выше и мягче. В качестве членов труппы братья вначале развлекали публику именно как близнецы, пускай и не в «Квартале уродов» (что это такое, вы узнаете позднее, дорогие читатели). Однако позднее решили научиться верховой езде у отца и дяди, а после обучились еще и фехтованию. Посему их выступление включает в себя фехтование верхом на лошадях. Такое представление публику каждый раз приводило в восторг, из-за этого Пьер Сеньер позволил братьям выступать отдельным номером, а не внутри номера наездников. Так прибыли в цирке стало еще больше.

Вы, наверняка, обратили внимание на то, что была упомянута при описании вагона Густава Лорнау женская кровать с ширмой. Так вот она принадлежала единственной дочери Густава и, собственно, единственной женщине в этой цирковой династии. Спросите, куда же делись матери детей Альфонса и Густава? Тут гадать не придется. В девятнадцатом веке смертность во время родов была чрезвычайно высокая, поэтому ни жена Густава, ни жена Альфонса сохранить себя не сумели, отдав жизнь своим детям. Они погибли, чтобы дети их жили. Возвращаясь к единственной дочери Густава и, соответственно, племяннице Альфонса. Звали ее непримечательно – Агнес. Было ей двадцать лет, то есть она уже вступила на путь взрослой женщины, по меркам того времени, и полностью сформировалась как биологическое существо, что, по идее, давало ей право жить в женском вагоне. Однако так бы и было, если бы отец Агнес не заболел подагрой. Болезнь в то время была полностью неизлечима и неминуемо приводила к смерти человека, мучительной и долгой. Ноги Густава распухли и со временем покрылись незаживающими язвами, именно поэтому ему стало почти невозможно передвигаться и потребовался каждодневный уход. Роль сиделки досталась Агнес, из-за чего ей пришлось прекратить выступления на манеже, хотя она была очень востребованной укротительницей, и переустроиться в качестве швеи, подрабатывая по нескольку раз в неделю, дабы ее не выбросили из цирка, как тунеядку. Густава выбросить было невозможно – он являлся главой целой семьи, и с ним ушли бы все, и никто бы не смог удержать их. Но одного несущественного представителя