Миграции - Шарлотта Макконахи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заснуть сегодня непросто. Я, похоже, простудилась, потому что все время кашляю. В горле щекочет, сколько воды ни пей, не помогает. Найла будить не хочется, я встаю, надеваю теплые носки и шерстяной свитер. Иду в туалет. Он примыкает к спальне, но в темноте кажется, что до него очень далеко. Ноги всё двигаются, шаркают, им куда холоднее, чем следовало бы. Наконец руки нащупывают выключатель, я его поворачиваю, но электричество отключили. В туалете темно и холодно. Воздух просто ледяной — наверное, мы забыли закрыть окно. При свете красного огонька от электрической бритвы Найла я вижу смутный очерк своего отражения, сверкание глаз. Я моргаю, хмурюсь тому, как красный свет отскакивает от глазных яблок: будто животное в темноте.
Снова кашель, хуже прежнего. Горло саднит, дерет, и есть что-то еще, оно меня тоже царапает. Я засовываю пальцы в рот, забираюсь подальше, чувствую прикосновение чего-то мягкого, щекочущего. Тяну, кашляя и задыхаясь, освобождаю горло. Что это — не видно, но в раковине оно похоже на перыш…
— Фрэнни, — раздается шепот.
Я резко разворачиваюсь во тьме, но это просто Найл.
И все же перепуганное сердце отказывается поступать так, как я ему велю. Оно продолжает нестись вскачь, ему ведомо что-то, не ведомое мне. Подкатывается к горлу, ласкает, потом стискивает — дышать нечем. Через миг странноватая тишина туалета рассеивается, резко дернув всеми конечностями, я рвусь вперед, он поворачивает меня лицом к зеркалу…
— Проснись!!!
Я моргаю, горло больше не болит, голова тоже, боль переместилась в ступни — они горят. Здесь, в этом непонятном месте, довольно светло, свет серебристый, а не красноватый. Лес, глубокая ночь, снег залит светом луны, на небе звезды, а ладонями я сжимаю Найлу горло.
Я давлюсь ужасом, а он выворачивается, кашляет раз, другой, хватает меня за руку и тащит прочь между деревьев.
— Живее, — произносит он, будто боится, что его услышат.
— Где мы?
— В загоне.
Босые ноги подкашиваются. Это что, сон?
— Фрэнни, идем.
— Как мы сюда попали?
— Ты спала. Я пошел по твоим следам.
Как охотник в ночи.
Я рассматриваю место, в которое так хотела попасть. Потом Найла, в полусвете он кажется призраком.
— Я тебя покалечила?
Лицо его смягчается:
— Нет. Но здесь вокруг — голодные животные.
Я киваю, мы спешно шагаем обратно. Я вижу следы, по которым он меня нашел. Они не мои, это следы женщины у меня внутри, той, которая так хочет стать дикой, что каждый раз с наступлением темноты пробирается ко мне под кожу. Мне кажется, что, если не позволить ей одичать, она сделает все, чтобы меня убить. Она готова на что угодно, только бы высвободиться.
Мы доходим до уклона и замедляем шаг, чтобы не поскользнуться. Внизу — один из заливов озера, не защищенный пляжем, лишь холм круто обрывается вниз. Я понимаю намерение Найла: он хочет держаться поближе к озеру, чтобы поскорее попасть к ограде, но я останавливаю его, потянув за руку.
— Мне кажется, не стоит идти слишком близко к берегу.
— Если вверх на холм, а потом вниз, получится слишком долго.
— Да ладно, нам ничто не грозит. Не преувеличивай.
— Фрэнни, мы не должны были сюда заходить. Откроется — нас просто выгонят.
— Да ладно, тебя-то уж точно никто не тронет.
— Заткнись, — рявкает он внезапно, напугав меня. — Это не приключение. Все серьезно.
— Я это понимаю…
— А мне кажется, нет. Для тебя нет ничего серьезного. Никаких обязательств.
Мы вглядываемся друг в друга в свете луны.
— У меня есть обязательства перед тобой, — говорю я.
Он не отвечает, по крайней мере вслух, но воздух внезапно сгущается.
— Идем. — Вот и все, что он произносит в итоге. — У тебя ноги и так страшно замерзли, да?
Это правда, ведь на ногах одни только мокрые шерстяные носки, которые я натянула во сне.
I Надень мои ботинки, — предлагает он, но я качаю головой и иду по указанной им тропке, вьющейся вдоль кромки воды.
Падаю не я, а Найл.
Он почти беззвучно соскальзывает на замерзший край озера и сразу уходит под лед. Там, видимо, глубоко, потому что он мгновенно и почти беззвучно скрывается под поверхностью.
Я вхожу в воду за ним следом, в позвоночник будто воткнули нож. Господи, какой холод. Он обездвиживает. Но я всю свою жизнь провела в холодной воде, мое тело знает, как в ней двигаться, как дотянуться до Найла и подтащить его к кромке льда. Оно пока еще не знает, как нам отсюда выбраться: уцепиться не за что, кроме снежной каши. Берег озера представляет собой отвесную стену.
— Найл, — произношу я, стуча зубами.
Он молчит, я трясу его изо всех сил, пока он не кивает и не хмыкает. Я придумываю, за что его ухватить, и методично тащу нас обоих, рука в руке, вдоль береговой линии, пока мы не оказываемся в месте, где достаточно мелко и можно выбраться.
— Держись за край, — приказываю я ему и, подтянувшись, вылезаю на снег. Холод охренительный. Я с трудом заставляю конечности себя слушаться. — Найл, — говорю я, — мне тебя не вытянуть, вылезай сам.
— Не могу.
— Можешь, я же вылезла.
Я вижу, что Найл пытается, но он промерз, одежда отяжелела от воды.
— Найл, — говорю я. — Постарайся как следует. Не бросай меня.
Он выкарабкивается из воды и — я тащу его обеими руками — умудряется залезть на край. На миг оседает на снег, но я грубо дергаю его за руки.
— Идем, быстрее.
Мы ковыляем вдоль озера, на сей раз держась подальше от края. В подлеске кто-то шуршит, но мы ничего не видим: ни глаз, отражающих свет, ни теней в ночи. Я запираю за нами ворота и, поддерживая, веду мужа по дорожке к нашему домику. Никто не заметил, что мы были в загоне; как будто ничего и не произошло.
Вот разве что мы притащили с собой холод, въевшийся в самые кости.
Я пускаю воду в душе, не слишком горячую, потом помогаю Найлу раздеться. Его сильно трясет, но когда я затаскиваю его под душ, он начинает успокаиваться. Я раздеваюсь, залезаю туда же, обхватываю руками его тело, пытаясь передать все тепло, какое у меня есть.
Немного позже:
— Ты как там?
Он кивает, ладонью прижимает к себе мою голову. Губами мы уткнулись друг другу в плечо.
— Просто ночное купание, да? Для тебя обычное дело.
Я улыбаюсь:
— А то.
— В тебе, видимо,
