Ледяной лес - Чиын Ха

– Когда вы впервые пришли сюда, я крепко спал. Думал, что те видения, которые я показывал, помогут вам понять.

Точно. На картинках, что сменяли друг друга на поверхности воды, действительно был Дюпре. Он спал. Каким-то образом я даже смог ощутить течение времени и узнать, что сон держал его в своих объятиях две тысячи лет.

– Но как ты… Почему ты был здесь так долго? – забормотал я, но тут же замолчал. Я, кажется, стал понимать.

Как появился Ледяной лес? В той легенде все началось с человека, который всю жизнь лелеял любимое дерево, ставшее его концом.

На меня обрушилась ужасающая правда.

– Неужели…

Услышав мое восклицание, Баэль поднял голову и уставился на Дюпре. Я продолжал прижимать Антонио к себе, не отпуская ни на секунду. Он посмотрел в глаза того, кто убил дорогих ему людей, но взгляд друга ничего не выражал: ни гнева, ни боли – ничего. Лицо Баэля было абсолютно пустым, будто он лишился души. Дюпре ласково улыбнулся и заговорил:

– Мое настоящее имя – Икдисе Дюпре. Две тысячи лет назад я пришел на эту землю вместе со своими людьми и основал город. Я учил жителей всему, что знал сам, а они верно служили мне. Благодаря мне король Анакса признал Эден священной землей. А потом меня не стало… И мое настоящее имя истлело. Но шло время, язык менялся, и теперь вы, потомки, знаете меня под совсем другим именем – Иксе Дюдро.

Потрясение было столь велико, что я не мог пошевелиться. Тело била мелкая дрожь. Я смотрел на Дюпре уже совсем другими глазами. Этот улыбчивый юноша тот самый основатель Эдена?

– Нет, это невозможно…

– Я не удивлен, что вы так думаете.

– Но Иксе Дюдро умер, как только коснулся дерева, которое приказал предать огню.

Дюпре громко рассмеялся и зачем-то взмахнул рукой. Ледяной лес внезапно пришел в движение. Испугавшись, я еще сильнее вцепился в Баэля. Но он даже не дернулся, словно не замечал ничего вокруг.

Огромное дерево, то самое, что поглотило Кисэ, вдруг появилось рядом с Дюпре. Ошеломленный, я отступил назад. На мокром стволе все еще были заметны очертания человеческого тела. Мне стало дурно.

– Вот оно, это о нем вы так часто говорили. Единственное живое существо, которое я любил. Я дал ему имя Энаду. Оно породило Ледяной лес.

Смятение и страх охватили меня. Легенда, которую я знал с самого детства, вдруг стала оживать перед глазами. Я не верил сам себе, но происходящее было слишком реалистичным, чтобы оказаться обычным сном.

Дюпре протянул руку и нежно погладил белоснежный ствол. Ледяная корка, превращавшая в пепел любого, кто дотронется до нее, не причиняла ему никакого вреда.

Легенда говорила правду. Передо мной стоял легендарный основатель Эдена.

– Все говорят, что я отдал приказ сжечь Энаду. Как же люди падки на трагичные истории. Но кто бы ни выдумал эту легенду, я аплодирую ему стоя. Удивительно, как ложь может быть похожа на правду.

– Так вся история – вымысел?

– Именно. Я не сжигал Энаду. Это сделал человек, которого я считал близким другом.

Я практически перестал дышать и еще крепче сжал руку Баэля, почувствовав, как напряглись его мышцы.

– Его звали Фрис, – продолжил свой рассказ Дюпре, горько улыбнувшись. – Он славился как один из самых выдающихся волшебников того времени. Киёль уже поведал вам, Коя, что тогда все они считались демонами. Фрис был моим единственным другом. Мы были похожи на вас с маэстро – такие же друзья не разлей вода. Но наши взгляды во многом расходились. Он никогда не питал ко мне теплых чувств, поскольку я во всем превосходил его. Точно как вы, Коя, не питаете теплых чувств к маэстро. Он ненавидел меня и решил отомстить. В один прекрасный день Фрис предал адскому огню, пожирающему все на своем пути, мой дом, а вместе с ним моих учеников, живших со мной, и даже Энаду. Но каким-то чудом я, задремавший под его сенью, остался жив. Энаду защитило меня. Две тысячи лет я спал, ощущая невыносимую боль от огня, пожиравшего меня живьем, но так и не убившего.

В его низком голосе звучала глубокая скорбь. Юноша ненадолго прикрыл глаза, будто снова переживал то, о чем говорил.

– Когда огонь не оставил ничего, все вокруг сковал лед: дерево, пространство и даже время. Я продолжал спать мертвым сном, не в силах пробудиться. Хотя, возможно, я просто умер. Но все изменилось, когда рыжеволосая девушка предсказала, что в тысяча шестьсот двадцать восьмом году я смогу открыть глаза. Благодаря выдающемуся музыканту. – При этих словах Дюпре посмотрел на Баэля.

Его горящий взгляд был наполнен пугающим восхищением. Антонио попятился, не в силах слушать исповедь Дюпре. Но голос хозяина Ледяного леса заставил его замереть.

– Прекрасный холодный звук скрипки разбил оковы моего мертвого сна.

Я оцепенел, когда понял, что он имел в виду. Дюпре разбудил тот самый плач Авроры, который указал нам дорогу к Ледяному лесу!

Когда Дюпре снова заговорил, его голос звучал устало, словно в нем отражались все муки долгих лет, проведенных в бесконечной агонии.

– Музыка маэстро вырвала меня из потока вечности, пробудила от кошмарного сна. Она растопила время и пространство и заставила этот Лес, защищающий своего хозяина, снова гореть.

Я вдруг снова услышал слова графа Киёля:

«Он разбудил чудовище в Ледяном лесу».

– Звук скрипки был подобен голосу Мотховена. Он будто говорил: «Просыпайся», и я наконец открыл глаза после двух тысяч лет глубокого сна. А потом я увидел вас, маэстро. Того, кто вдохнул в меня жизнь, моего Отца.

– Не смеши меня! – вдруг закричал Баэль, молчавший все это время.

Он сделал шаг вперед, но я удержал его. Страх на его лице говорил о том, что Антонио не верит ни единому слову Дюпре. Пытаясь вырваться из моей хватки, маэстро выплюнул в лицо чудовищу:

– Я не верю тебе! Ты лжешь! Да, я разбудил тебя, но как ты мог так поступить со мной?! С так называемым отцом? Зачем ты убил Лиан? Моего отца? Тристана?!

Баэль в бешенстве размахивал руками, желая задушить переписчика. Тот спокойно ответил:

– Я убил ее, потому что вы хотели закончить карьеру после свадьбы. Я просто не мог этого допустить. К тому же вы собрались бросить музыку, а ведь оставалось совсем немного, чтобы достичь совершенства. Пока я спал, от былого искусства и музыки не осталось ничего. Жители Эдена штампуют низкосортные произведения, недостойные великого Мотховена. Они утратили наследие пилигримов музыки, вместо того чтобы беречь его как зеницу ока. Вы, маэстро, только вы играли совершенно другую музыку. Едва услышав ее, я осознал, что именно вы покажете им месть великого Мотховена. Только вы сможете достичь совершенства, на которое даже я не был способен.

Губы Баэля сжались в тонкую линию, глаза метали молнии, казалось, он был готов убить Дюпре прямо здесь. Антонио била крупная дрожь.

– Достичь совершенства? – зло выплюнул он.

– Именно так! Скажу больше: вы уже достигли его! В тот день, на похоронах вашей невесты, вы явили всем месть Мотховена, его ярость, скорбь и презрение. Та мелодия потрясла меня, и я не смог сдержать эмоции. Вы возродили его музыку из небытия!

Дрожа всем телом, я изо всех сил вцепился в Баэля. Так вот почему тогда, на кладбище, взгляд переписчика был исполнен ликования, которое привело меня в ужас. Но, положа руку на сердце, услышав ту мелодию, я тоже восхитился мастерством Баэля, а значит, ничем не лучше Дюпре.

– Я уже не мог остановиться и продолжал совершать убийства, чтобы снова услышать вашу музыку. Но не волнуйтесь, все жертвы послужили великой цели, они умерли счастливыми!

Я чувствовал отвращение, но где-то глубоко внутри, в затерянном уголке моей души, теплилось понимание. Я бы не удивился, если бы узнал, что Дюпре появился на свет из моих самых темных желаний.

Баэль вдруг посмотрел на меня так, словно прочитал мои мысли. Я вздрогнул. Его взгляд, исполненный презрения и разочарования, проникал в самую душу. Затаив дыхание, я в страхе ждал, что он скажет. Но Баэль молчал, лишь смотрел на меня безумными глазами. Через мгновение он отвернулся, спрятав от меня лицо, и тихо произнес: