Закат и падение крошечных империй. Почему гибель насекомых угрожает существованию жизни на планете - Оливер Милман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В 1998 и 1999 годах случилось страшное – численность семнадцати видов бабочек, обитающих на небольших высотах, резко сократилась, – говорит он. – Это тревожный сигнал о том, что происходит нечто серьезное». Команда из 12 ученых, включая Шапиро, пришла к выводу, что такой спад, скорее всего, был вызван переходом фермеров Северной Калифорнии от инсектицидов к неоникотиноидам, смертельно опасному оружию, из-за которых бабочки оказались под перекрестным огнем.
Популяции некоторых бабочек постепенно восстановились, а другие полностью пропали из вида. Мраморница Euchloe ausonides с крыльями, усеянными белыми и зелеными пятнышками, была широко распространена здесь в 1980-х, а теперь полностью исчезла в этой местности, как и Phyciodes pulchella, чьи крылья – это настоящий калейдоскоп оранжевого, коричневого и белого. Сажекрыл обыкновенный Pholisora catullus, который когда-то в изобилии размножался прямо у лаборатории Шапиро, теперь не соответствует своему названию: в пределах трансекта Шапиро осталась всего одна колония данного вида. «Это так угнетает. Но если я буду слишком много думать о подобных вещах, то наложу на себя руки, – говорит ученый. – Сейчас буквально все летит в тартарары».
Иссушающая калифорнийская засуха, которая началась в 2011 году, худшая за последнюю тысячу лет, на удивление благотворно повлияла на некоторых бабочек, предпочитающих низменность. В то же время их родственницы, которые обитают на больших высотах и полагаются на устойчивый снежный покров, защищающий их от замерзания и обезвоживания, сильно пострадали. Ослабление засухи принесло калифорнийцам облегчение, но возобновило негативную динамику численности бабочек, включая монархов. Эти самые знаменитые бабочки пережили огромный всплеск популяций во время засухи, но с тех пор их количество сократилось с миллионов до десятков тысяч. Причина такого спада не ясна, хотя теплые года с большим количеством осадков могли способствовать развитию у бабочек различных бактериальных и грибковых заболеваний.
«Все, кто сажал молочай, говорили: «Ура, монархи спасены!» – хотя это вовсе ничего не значило, – говорит Шапиро. – А потом их численность вновь начала сокращаться». 2018 год стал, пожалуй, самым худшим за все 48 лет исследования.
Это был единственный год, когда снижение популяций бабочек наблюдалось на всех высотах. Ужасное время, – вспоминает Шапиро».
Такие виды, как белая сосновка Neophasia menapia и калифорнийская горная бабочка Oeneis ivallda, которые встречаются только на горе Касл-Пик на высоте 2774 метра, вообще исчезли из поля зрения ученых. Oeneis ivallda пропала на три года и вернулась только в 2019-м. «В прошлом году мы видели один экземпляр. Один! По крайней мере, эта бабочка пока не вымерла», – радуется Шапиро. Его энтомологические прогулки все больше напоминают погоню за ускользающими удовольствиями. «Кажется, весь мир сговорился уничтожить бабочек, – говорит ученый. – Я чувствую себя врачом, который чуть ли не с детства наблюдал одного пациента и хорошо его знает. Теперь этот пациент умирает, и я об этом знаю, но не знаю почему».
Мы идем через луг, и Шапиро указывает на амзинкию, которая еще не зацвела. Обычно к этому времени в предгорьях Сьерра-Невады повсюду желтеет горчица, но в 2020 году все приходит с опозданием – неожиданная передышка перед безжалостным наступлением весны, которая теперь приходит раньше из-за глобального потепления. Последние 40 лет Шапиро каждый год угощает кружкой пива того, кто первым принесет ему живую взрослую бабочку-капустницу после зимней спячки. По мере того как планета нагревалась, средняя дата первого вылета бабочки передвинулась на 18 января. Это приблизительно на 20 дней раньше, чем в первые годы наблюдений.
Прошел час; мы заметили пару птиц и белку, но бабочек нет. Мы едем назад вдоль реки Американ, пробираясь через выровненные отвалы подводных грунтов, разработка которых прекратилась после окончания калифорнийской золотой лихорадки.
В 1972 году Шапиро не подозревал о надвигающемся проклятье глобального потепления или о том, что работа приведет его в Аргентину, где он увидит свою любимицу – серебристую бабочку Патагонии, танцующую в пробивающихся сквозь облака лучах солнца. Хотя мир бабочек меняется и рушится, маршруты Шапиро все те же. У него осталась только одна цель – каждый день проходить 24 километра в поисках бабочек.
Шапиро семьдесят четыре, и он в хорошей форме, хотя больше не взбирается на Касл-Пик из-за коленей: они не возражают против подъема в гору, но с трудом выдерживают спуск. «Цель у них та же, что и у меня, – прожить как можно дольше», – говорит Шапиро, а потом рассказывает, что его тетя Минни умерла от сердечного приступа во время просмотра своей любимой мыльной оперы «Молодой доктор Мэлоун». «Если я умру во время поиска бабочек, это будет идеальная смерть».
Что мы в конечном счете потеряем, если все бабочки в мире исчезнут? Общий предок молей и бабочек появился примерно 300 миллионов лет назад, а в последующие годы наблюдается вялая эволюционная гонка вооружений между растениями и голодными гусеницами вплоть до взаимозависимости.
Однако больше от такого взаимодействия выигрывают бабочки – ни одно растение не зависит от них полностью в плане опыления, и ни одно животное не умрет с голоду, если они пропадут из пищевой цепи. Как бы цинично это ни звучало, хотя мы и предпринимаем массу усилий для спасения бабочек, без них наша жизнь нисколько не изменится. «С точки зрения экологии они бесполезны», – говорит Эрика Макалистер. По ее словам, хотя мухи уступают бабочкам в популярности, как опылители они представляют большую ценность. «Меня особенно раздражает, что гусеницы пожирают все вокруг, но мы их прощаем, потому что во взрослом возрасте они становятся такими красотками».
Защитники бабочек могут подвергнуть подобную оценку критике, но этот аргумент и так достаточно спорный.
Если другие насекомые помогают нам выжить, то бабочки, несомненно, одна из тех вещей, ради которых стоит жить.
Как гласит ошибочно приписываемая Черчиллю, страстному поклоннику бабочек, фраза, которую он якобы произнес, когда ему предложили сократить расходы на искусство в военное время: «Тогда за что же мы боремся?»
Шапиро начал наблюдать за бабочками в 1950-х годах, в возрасте десяти лет, и он отчаянно искал повод сбежать из дома на окраине Филадельфии, где не чувствовал себя счастливым. Будущий ученый часами бродил по окрестным лесам и пастбищам, а в кармане его куртки лежала «Полевая книга насекомых» Фрэнка Лутца. Бабочки позволяют нам прикоснуться к гедонизму природы, который возвышает нас над нашим привычным окружением. Эти создания важны как чувствительные
