Закат и падение крошечных империй. Почему гибель насекомых угрожает существованию жизни на планете - Оливер Милман

баварцев – одной пятой электората, что значительно превышало порог в 10 %, необходимый для того, чтобы узаконить предложения. Это был ошеломительный пример прямой демократии в действии. Через два года после публикации зловещего крефельдского исследования избиратели оглядели опустевшие окрестности, лишенные сверчков, бабочек, шмелей и жаворонков, и решили, что с них хватит. «Честно говоря, сначала мы не особенно верили в успех», – рассказывает Маркус Эрлвейн, который стал главным лицом кампании «Спаси пчел». А потом, несмотря на стоявшие холода, к ратуше потянулась длинная вереница баварцев, которые шли подписывать петицию, а средства массовой информации тем временем вовсю трубили о гибели насекомых. «Мы подготовили благодатную почву. Время пришло, и общественность взорвалась, – говорит Эрлвейн. – Когда подсчитали голоса, я расплакался».

Конечно, чуда не произошло. Силы аграрных корпораций сплотились против перемен, и попытка Баварии перейти к более естественным методам земледелия без применения пестицидов столкнулась с политикой Европейского союза – накачивать фермеров деньгами ради сохранения статус-кво. Но континент, который изобрел и распространил по всему миру методы уничтожения насекомых и, таким образом, всего здания жизни, начал понимать, что современные инструменты, как выразился натуралист Альдо Леопольд, «позволяют нам расщепить атом и управлять приливами, но не способны справиться с древнейшей проблемой человечества – жить на участке суши и не испортить его».

Медленно, с опозданием, но клубок безрассудного прогресса сматывают назад: Франция запретила все неоникотиноиды, Германия старается ввести запрет на источники яркого света после наступления сумерек, Норвегия создала безопасное пристанище для пчел в самом сердце Осло. Реакция на кризис насекомых была фрагментарной, недостаточно финансируемой, а иногда и сумбурной, но первые признаки улучшения ситуации уже есть. По крайней мере, насекомых теперь тоже упоминают во время мрачных бесед об исчезающих видах флоры и фауны нашей планеты. «Пару лет назад любое насекомое, если это не пчела и не бабочка, считалось вредителем, – говорит Джозеф Райхольф, немецкий биолог. – Теперь все изменилось. Мы стали лучше к ним относиться.

Теперь для нас важны не только медоносные пчелы, но и другие виды.

Чтобы обратить вспять процесс уничтожения насекомых, придется приложить много усилий: перестроить гигантскую махину сельского хозяйства, изменить культурные нормы и разорвать связь между повышением качества жизни и уничтожением окружающей среды. «Угрозы не просто добавляются, они множатся, – говорит Педро Кардосо, биолог из Финского музея естественной истории. – Если бы виды столкнулись только с одной угрозой, они бы справились. Но когда их две и более, шансы на успех падают». Так как наша благосклонность к насекомым весьма хрупка, эти реформы в первую очередь должны быть продиктованы другими мотивами (например, нашим собственным здоровьем или мерами, направленными против изменения климата), которые, будем надеяться, помогут сохранению насекомых.

Но, если немного подумать, решение проблемы насекомых может показаться на удивление простым. По сути, нам всего лишь нужно перестать делать некоторые вещи. Простого бездействия, которое позволяет всему идти своим чередом, может быть достаточно. Нам не нужно строить и запускать аналог «Аполлона‑11», проектировать новую систему снабжения экологически чистой энергией или изобретать вакцину от парализовавшей мир пандемии. К счастью, осуществление этой задачи сопряжено с праздностью.

Более спорные части этого плана включают ограничение использования определенных химикатов и предоставление насекомым места для повторного заселения путем выделения участков, пусть даже небольших, где могут разрастись травы. Но большинство мер связано с банальной домашней рутиной.

Например, можно реже стричь и пропалывать газон или не использовать ослепительное уличное освещение. Следующий шаг – решить, так ли уж вам необходима прилизанная, ухоженная лужайка. Энтомолог Мэй Беренбаум называет такой подход «не планом действий, а планом бездействия». Мы так торопливо меняли окружающую среду, что едва ее не уничтожили. Возможно, пришло время расслабиться и посмотреть, что подарит нам природа, если дать ей шанс. На что это будет похоже? Некоторые защитники окружающей среды приводят в пример тихую экологическую революцию, которая происходит прямо сейчас в одном районе на юго-востоке Англии. Кнепп, ферма площадью 1,416 гектара в одном из самых густонаселенных уголков Европы, это окно в мир, где интенсивное земледелие не уничтожило насекомых и других существ. Впрочем, Кнепп едва ли можно назвать фермой. Здесь реализуют масштабный, амбициозный проект, цель которого позволить природе взять верх и сформировать землю самостоятельно при минимальном вмешательстве человека. Владельцы Кнеппа, Чарли Баррелл и Изабелла Три, долгие годы занимались обычным земледелием. Они вкладывали деньги в сельскохозяйственную технику и пестициды и изо всех сил пытались выращивать прибыльные культуры на глинисто-известняковой почве Нижнего Уэлда, летом твердой, как камень, а зимой – илистой. Если у коренных народов Арктики есть десятки различных слов для обозначения снега, то у жителей Сассекса – более тридцати диалектизмов для обозначения грязи. Из-за сложных условий и мощи более крупных индустриальных ферм-конкурентов владельцы Кнеппа накопили немало долгов. В 2000 году они приняли решение продать технику и молочный скот, чтобы спасти ферму от полного разорения.

Затем наступило озарение: ферма получила возможность восстановить естественную экосистему на участке пахотных земель, и почти сразу же здесь появились дикие животные во главе с насекомыми. «Все вокруг жужжало, гудело. Казалось, насекомые повсюду», – вспоминает Три. Она гуляла по колено в траве и на каждом шагу натыкалась на кузнечиков. «Все вдруг стало по-другому, – говорит Три. – Словно шоры упали с моих глаз». Баррелл и Три, вдохновленные работой голландского эколога Франса Веры, решили полностью отказаться от выращивания сельскохозяйственных культур в пользу травоядных животных на свободном выпасе, которые будут естественным образом влиять на экосистему. Теперь здесь нет пестицидов, а животные, в числе которых эксмурские пони, свиньи Тамворта и 400 голов крупного рогатого скота, не получают антибиотики и другие препараты. Владельцы фермы Кнепп даже умудряются зарабатывать: они продают 75 тонн органического мяса в год, а также предоставляют кемпинг для экотуристов и сдают в аренду бывшие сельскохозяйственные постройки. Как оказалось, для Баррела и Три было бы куда рискованнее продолжать заниматься классическим сельским хозяйством.

Теперь здесь повсюду заросли кустарника. Прямо на земле гниет мертвое дерево, ненавистный хлам для обычного фермера, но захватывающая площадка для насекомых. В Кнеппе зарегистрировано более 600 видов беспозвоночных, в том числе навозник изменчивый, которого в Сассексе не видели в течение 50 лет. По словам Три, в одной коровьей лепешке как-то обнаружили 20 разновидностей навозников-землероев. Из личинок, скрывающихся в мягких пнях старых дубов, появляются редкие жуки-щелкуны, а над сверкающей гладью чистых прудов и озер порхают поденки и стрекозы. Здесь в изобилии водится редкая охотница – стрекоза стрелка голубая, которая встречается лишь в нескольких уголках Великобритании. Самая большая в стране популяция ивовой переливницы также находится