Дальние родственники - Зиновий Юрьев

Девочка улыбнулась и кивнула мне приветливо. Волосы у нее были русые и разделены посредине пробором.

"Рад познакомиться с вами, миссис Хьюм", - сказал я.

Вздор, чушь, не может быть, вертелось у меня в голове, не может того быть, чтобы это юное существо с очаровательным румянцем на персиковых щечках умерло через три года. И все же...

Саша и ее супруг что-то говорили, я что-то отвечал, а сам думал, что прав, тысячу раз прав был библейский царь, действительно знание может приносить печаль...

Но вот мы остались наедине с Хьюмом, и он сказал:

"Вы не представляете, сэр, как я привязан к вашей родине. Нигде я не чувствовал себя таким счастливым. И не только потому, что нашел в России жену, не только потому, что имел честь беседовать неоднократно с их императорским высочеством царем Александром, что-то в моей душе тянет меня к России. Порой мне кажется, что во мне течет русская кровь..."

"Если не ошибаюсь, ваша матушка родом из Шотландии, сказал я, и Хьюм посмотрел на меня внимательно, удивленный, очевидно, моей осведомленностью, - а Шотландия своей суровой природой, я слышал, напоминает Россию".

"Истинно так, истинно так, сэр! - пылко воскликнул Хьюм. - Я провел там первые годы своей жизни, а самые сильные и счастливые впечатления - это впечатления детства".

"У нас в России был великий поэт, он умер совсем молодым, Лермонтов, его предки, говорят, родом из Шотландии".

"Лермонт? О, да, это шотландское имя. К сожалению, я так и не выучил русский язык как следует, но я обязательно попрошу Сашу почитать мне его. Хорошая поэзия ведь как музыка, она больше, чем только слова".

Мы вели неторопливую пустую беседу, а в голове моей жужжал простенький вопрос: а о чем мне, собственно, говорить с ним? То есть я уже знал, что займусь предсказаниями, ведь я уже, строго говоря, сделал это сто с лишним лет тому назад, возьму у него автограф, потому что этот автограф он уже подписал и вручил мне, то есть не сейчас, не в этом странном временном зигзаге, а в рамках настоящего времени, и, стало быть, через несколько минут мы можем распрощаться.

Парапсихологией я никогда особенно не интересовался. Конечно, как и всякому нормальному человеку, мне было любопытно время от времени читать очередное газетное разоблачение парапсихологии, но в самом этом настойчивом отрицании было нечто, заставлявшее среднестатистического скептика насторожиться. Раз газеты отрицают и разоблачают, значит, думал я, все не так просто. Но сам я с экстрасенсами не сталкивался, и никакого своего мнения по поводу их существования не имел, ибо мнение это просто не на чем было выстраивать, разве что на привычном недоверии к газетным разоблачениям.

Кроме того, чтобы интересоваться подобного рода вещами, надо, наверное, обладать соответствующей натурой, натурой романтической, жаждущей всяческих чудес. А я всю жизнь был скорее суховатым скептиком, склонным по природе к сомнениям. Если кто-то говорил, что прочел изумительный роман, первым побуждением моего уксусного ума было усомниться: так уж и изумительный.

Но то было давно, в другом веке. Мог ли я остаться прежним после того, как потрясли меня и взболтали невероятные скачки из века в век, когда случалось то, что случиться, безусловно, не могло и все же случилось. Да и трудно было оставаться скептиком, когда меня подымали к потолку, когда люди взмывали в воздух надувными шариками, нисколько не чувствуя себя при этом волшебниками. Но то было в двадцать втором веке, веке невероятных достижений науки и техники. А сейчас я сижу перед человеком, который, кроме таблицы умножения, к науке другого отношения не имеет, но волею судеб неведомым для себя способом соприкоснулся с тем, что скрыто для его века, да и для моего тоже. Не случайно же его имя известно будет через триста лет, более известно, чем через сто.

И нужно было быть тупым скотом, чтобы не испытывать любопытства перед этим бледным феноменом. Так сказал я себе. Тем временем вежливый наш разговор медленно влачился, пока я не заметил:

"Скажите, мистер Хьюм, правда ли, что ваша матушка, насколько я слышал, была ясновидящей и происходила из рода ясновидящих и умела предсказывать смерть родных, близких и знакомых?"

Медиум откинул рукой прядь волос со лба и внимательно посмотрел на меня. Лицо его было задумчиво, словно он пытался что-то вспомнить.

"Я вижу, сэр, вы изрядно осведомлены о моем детстве", слабо улыбнулся он.

"Вы не ошиблись, дорогой мистер Хьюм, - пылко вскричал я, сам удивляясь своим неведомым артистическим способностям. - Вот уже несколько лет я ищу все, что можно узнать о вас, о человеке, который своим необычайным даром глубоко потряс меня и поразил мое воображение..."

"Благодарю вас, сэр, я польщен, но... - Хьюм запнулся и, склонив голову на плечо, как-то искоса посмотрел на меня. - Но... дело в том, что, я, по-моему, никогда не рассказывал о несчастном даре моей матушки, да и сама она после всех ударов судьбы, кои не раз обрушивались на нее, не очень-то афишировала способности свои проникать мысленным взглядом в будущее..."

Я неуклюже рассмеялся, чтобы выиграть хоть несколько секунд.

"Ну что же, дорогой метр, я не решался говорить об этом, потому что негоже недостойному ученику хвастаться перед великим учителем, но я тоже... развил в себе некоторые способности... так сказать... видения... видения за горизонт, если позволительно так выразиться. И вполне может быть, что я не читал ничего о даре вашей матушки, а... как бы увидел... Иногда я путаю то, что узнал, так сказать, из обычных источников, с тем, что... увидел. Это моя скромная способность непостоянна, мистер Хьюм. Я заметил, что мой мысленный взгляд приобретает остроту только тогда, когда меня живо волнует человек, о ком я думаю. Говоря с вами и испытывая при этом глубокое волнение, я даже вижу ваше будущее как бы против своей воли..."

Лицо Хьюма, как я уже сказал, было бледным, но в этот момент он еще больше побледнел. Он как-то криво усмехнулся и сказал:

"И что же вы видите, господин Харин?" - слово "господин" он произнес по-русски, и мне почудилось, что прозвучало оно насмешливо.

"Астральные силы, что руководят мною, - пробормотал я медленно, стараясь дышать глубоко, словно я был в трансе, подсказывают, что через три года вы испытаете большое горе, ровно через три года вы потеряете близкого человека... Позже... позже... Да, позже, в 1867 году вы будете лечиться, потому что случится с вами нервное расстройство... В клинике вы познакомитесь с аристократом, который напишет впоследствии о вас книгу, прекрасную книгу.

Позже... еще позже... в 1871 году ваши необыкновенные способности будет изучать молодой ученый Уильям Крукс, который станет со временем сэром Уильямом. И даже опубликует свои наблюдения в солидном журнале..."