Ближе к истине - Виктор Ротов

От него как бы в наследство Марку перешел письменный стол, за которым Сэр Чарльз Каннигам работал дома. За этим столом я теперь пишу сии заметки. При случае я опишу этот необыкновенный стол. А пока скажу только одно: вместо сукна на нем крокодилова кожа. По этой причине я не раз фантазировал себе, как этот крокодил полторы сотни лет тому назад плавал в Ниле, пугал людей.

Полное имя свата Дэвид Чарльз Каннигам Уотсон. Здесь унаследованы имена отца и деда.

Он окончил школу Итон в Уинзоре — самая престижная в Англии. Потом Кембридж, колледж Тринити (факультет классических языков — древнегреческого и латыни). Прожил в Индии 22 года. Служил в департаменте губернатора Мадраса. Занимался миссионерской деятельностью — преподавал английский и Библию. В совершенстве изучил обычаи и язык народности Тамэл, что издревле живуг вокруг Мадраса. Теперь он ученый — библеист. К нему приезжают пообщаться коллеги из разных стран, в том числе из России. Он известен в своем кругу как ортодоксальный теоретик библейской версии происхождения мира.

Они считают Чарльза Дарвина с его учением «О происхождении видов» шарлатаном. В свое время он подвергался за это гонениям властей и прессы. Но упорно стоит на своем по сей день. Написал книгу, в которой критикует Ч. Дарвина. О книге хорошо отозвался всемирно известный американский профессор Джон Уиткомб.

Мы часами с помощью Нади (как переводчицы) спорили о происхождении мира. Не то чтобы спорили, обменивались мнениями. У него, в его кних’е, есть интересные мысли. Да и сама полемика с Ч. Дарвиным кажется мне любопытной.

В самом деле — теорию Ч. Дарвина можно, а может, даже нужно критиковать. Но и библейская версия о происхождении мира, по — моему, не выдерживает критики. По Библии мир создан Богом одномоментно. «И стало так» — написано в ней. Слишком просто. Малоубедительно.

Кроме теоретизирования о происхождении мира, мой уважаемый сват корпит еще над переводом Библии на язык слепых народностей Тамэл. Кропотливейшая, как я потом убедился, работа! С использованием компьютера. И без

возмездно. На общественных началах, как у нас принято говорить.

Но и это не все. Он состоит еще в благотворительном обществе «Обед на дом». Раз в неделю (они там чередуются) он развозит на своей машине обеды на дом немощным.

И еще в каком‑то, где владельцы машин возят больных, не имеющих машин, к врачу. При этом «клиент» оплачивает только стоимость бензина.

Болезненная сваха, и та много лет работает корректором над переводом Библии для слепых другой народности Индии Марати. Тридцать восемь пухлых томов! И тоже безвозмездно.

Мы имели честь быть приглашенными на обед к ним в Чаттерис. Это километрах в тридцати от Литтлпорта. Там жили раньше мои молодые.

У сватов половина дома. (Дом на два хозяина, как у нас говорят.) Свой огромный они продали: старость — сужается жизнь, сужается площадь. Да и ближе к детям захотелось.

Крохотный внешний дворик, посыпанный гравием. Машина.

На наш звонок открывают не сразу. Так принято. Внук это знает, а потому не терзает кнопку: гранпа и гранма слышат и сейчас откроют. Вот только выдержат положенную приличием паузу.

Появляются. Улыбчивые, радостные. Не притворно, а натурально. И это сразу создает настроение. Входим. Теснота. Из большого дома в Америке вместиться в этот, конечно, не так просто.

Прихожая, переходящая в гостиную. Из прихожей — гостиной дверь в кухню, из кухни — во дворик. Манюсенький. Но с высоким забором. Мой дом — моя крепость.

Наверху две спальни и туалетная комната. В конце коридорчика — крошечный кабинет, где работает сват над переводом Библии на язык слепых далекой народности Тамэл. Он рассказывает и показывает. Надя переводит. Это нас довольно долго занимает.

Но вот зовут к столу.

Сваха, оказывается, американка по происхождению. А американки готовят вкуснее англичанок. Я в этом убедился.

В самом деле — все было вкусно. Даже экзотично. Я, например, никогда не ел молодые побеги бамбука. Куриные ляжки, зажаренные в отделенной кожице. Внешне кажется, что это котлеты. И я начал было есть вместе с кожицей. Надя тихонько подсказала мне, что кожицу не едят.

За столом сваха забавно шутила:

— Я пошла за него замуж, думала, откормлю, — говорила она, показывая глазами на мужа. — Но у меня ничего не вышло…

После обеда собрались во дворике. Сфотографировались на широких качелях, на которых любят отдыхать сваты.

Долго в гостях не принято засиживаться. Пообщались, и пора честь знать.

Сваты вышли нас провожать аж к машине. Это считается верхом уважения. Обычно гостя (гостей) провожают до двери прихожей, не дальше.

Всю обратную дорогу они стояли перед моими глазами. Особенно сваха. Преклонная, болезненная, превозмогающая хворь — она была искренне радушна. Чистенькая вся, аккуратная, доброжелательная.

Потом они приезжали к нам. На день рождения Анны: 25 июля ей исполнилось 18.

А перед моим отъездом в Россию они привезли торт, на котором по — русски было написано: «До свидания, Ротов».

В этот раз сват вытащил из кармана потертую книжицу и записал меня в свои святцы. В течение пятидесяти лет он записывает в эти святцы лучших своих друзей, родных и близких. Я удивился: ведь мы же не сошлись в вопросе происхождения мира. И вообще я неверующий. Хотя с уважением отношусь к религиозному учению.

— Не это главное, — сказал он, — главное, что нам приятно общаться. — И спрятал книжицу в карман пиджака.

Он в пиджаке, она в кофте. Хотя на дворе и в доме тепло. Я смотрю на них — кровь уже остывает. Думаю — может случиться, что видимся в первый и последний раз. В следующий раз встретимся, наверное, уже в мире ином.

Разговор как‑то сам собой перешел к бренности существования. Они не видят в смерти особой трагедии: это естественный переход из одного состояния в другое. В Англии вообще упрощенно смотрят на кончину. Как бы с медицинской точки зрения.

С покойником здесь прощаются при закрытом гробе.

Особенно не плачут и не убиваются. Сам ритуал похорон обставлен просто и скромно.

Возвращаясь с одной из прогулок за город, мы встретили похоронную процессию. За катафалком следовал кортеж автомобилей. И все. Ни оркестра, ни цветов, которые у нас бросают по пути.

У нас это горестное, исполненное отчаяния и скорби событие. Скорбит человек, скорбит до глубины души.

Меня потряс холодок, с каким здесь провожают покойника на тот свет. Этот холодок, веющий из глубин здешнего бытия, чудился мне потом всюду, во всем.

4. Культура быта и культура бытия

Быт для человека что‑то вроде аккумулятора. Где он накапливает себя для выхода на просторы общественного бытия. Того самого бытия, которое, по Марксу, определяет сознание. И формируемся мы такие или сякие в семье, в быту.

Но быт имеет два диаметрально противоположных свойства: он затягивает, но он и выталкивает. Как бы ни хорошо нам было дома, время от времени хочется выбраться куда‑нибудь. Чтоб разрядиться от семейной рутины и подпитаться неким сторонним биополем. И мы идем в гости к родственникам, друзьям, знакомым; или просто на природу за город, за околицу села. Нам хочется как бы выплеснуться наружу. При этом не куда попало, а куда душа просится. Если к друзьям, то к тем, с которыми приятно побыть. Если в гости на праздник, то опять же — смотря к кому. Смотря куда. Вкус нашего выбора во многом зависит от нашего рутинного быта. Если вы аккуратный в быту человек, вам не понравится в гостях у безалаберных людей. Интеллектуалу не понравится в гостях у ограниченных…

Эти вылазки вовне и есть первая ступень на орбите общественного бытия. С нее вас обязательно потянет на вторую, на третью… Где, возможно, вам удастся реализовать себя, свои таланты…

Вскоре после моего приезда Наде с Марком позвонили друзья из Чаттериса, чтобы напомнить, что близится день их совместного обеда. Здесь принято приглашать заранее, а потом напомнить.

Пол и Джудит прислали приглашение еще в феврале. На дворе стоит июль.

Надя попыталась отказаться. Мол, папа приехал из России. Тем более приезжайте! И привозите с собой гранпа.

Надя согласилась без особого энтузиазма. Потом пояснила мне:

— Марку не очень нравится бывать у них. Интересы с Полом у них не совпадают. Хотя Джудит — славная женщина.

Сказала и смотрит на меня вопросительно. Мол, за тобой последнее слово.

А мне все интересно.

— Решено! — говорит Надя. — Едем. Марка я уговорю.

Она уговорила Марка. Мы поехали.

Обедают здесь ровно в двенадцать. Вся Англия.

Прибыли мы без нескольких минут двенадцать. И сразу, что называется, с порога, я почувствовал разницу быта.

Во — первых, — обстановка. Обилие мебели. Точнее — засилие, И уйма всяких — разных домашних красивостей. Как говорит один мой любезный друг — цветочки, лопушочки, заванесочки. Аж в глазах рябит. Тут тебе пианино, тут тебе камин, обнесенный ажурной металлической решеткой. (Чтоб дети не обожглись). Возле камина — поленница колотых дров. Дубовых. Пахнущих терпко. Это, как я понимаю, особый шик. Нюанс сопряжения комфорта с дикой природой.