Дом свиданий - Александр Амфитеатров

– Как фамилия этого господина? – спросил полицеймейстер.

Лусьева пожала плечами.

– Не знаю, впрочем, если бы и знала, то не сказала бы… Он ничего дурного мне не сделал… За что я буду его компрометировать?

Полицеймейстер с чиновником особых поручений переглянулись.

– Ну что же? конечно, вы правы… – протянул Матьё Прекрасный, – мы вам сейчас не допрос какой-нибудь чиним… беседуем неофициально… пока его фамилия нам не нужна…

Лусьева продолжала:

– Мне было велено звать его Хрисанфом Ивановичем… Он одноглазый и лыс, как бильярдный шар…

– Нет у нас такого… – проворчал полицеймейстер. – Спрошу по команде, кто из приезжих… должны знать!..

Женщины прибыли в К. раньше, чем Хрисанф Иванович. Он телеграфировал, что задержан на несколько дней делами, и просил ждать, с расходами за его счет. Вот почему Марья Ивановна зажилась в городе и, появляясь с баронессой Ландио в общественных местах, успела завязать несколько знакомств.

– Так вот я и вас встретила.

Матьё Прекрасный галантно поклонился.

Знакомствам Анна Тихоновна, разумеется, не препятствовала, рассчитывая, что, по отъезде Хрисанфа Ивановича, пустит Лусьеву в городе по рукам. Но ссоры и грызня с девушкой не прекращались.

– Особенно она меня «Княжною» допекала: понимаете, что я ей меньше доходна, чем «Княжна», не стоит со мной и ездить, никто мной не интересуется, не умею я деньги добывать… Слушаешь, слушаешь это пиленье день-деньской, ну и не сдержишься… взорвет наконец!.. Согласитесь: есть же и у меня свое самолюбие!.. Всякая подлая тварь в лицо хаять станет!.. И еще обысками она меня измучила. Откуда бы мы с баронессой ни возвратились в номер, сейчас же начинает шарить по карманам, в чулки заглянет, корсет снять велит… это, понимаете ли, все проверяет, не работаю ли я стороной на самое себя, да не прячу ли подарки либо денег!.. Прямо вам говорю: белые огни зажигались у меня в глазах от этих обысков мерзких! Кабы нож близко, так бы и хватила по горлу либо ее, либо себя!.. Никогда никто такой подлости надо мной себе не позволял!.. Уж не говорю про рюлинское время, никто… ни Федосья Гавриловна, ни сама Буластиха… никто! И ведь надобности никакой нет, и уверена она во мне очень хорошо, и знаю, что это она нарочно, со зла, чтобы оскорбить меня лишний раз, власть свою надо мной показать!.. В Петербурге пальцем тронуть не смеет, так зато в поездке измывается. Вот-де – твоей заступницы здесь нету, так я с тебя спесь-то собью: что хочу, то с тобою и делаю!.. Они с Федосьей-то Гавриловной соперничают, кто сильнее у Буластихи, и, как водится, на ножах… Ну, если так, то тут уж и я на нее вызверилась. Ты делаешь со мною, что хочешь, так и я сделаю, что хочу!.. И уже окончательно решила бежать здесь, как Катерина Харитоновна, «Княжна» и Адель советовали… бежать непременно…

– Погодите-ка, а то забуду спросить, – перебил полицеймейстер, – как вы паспорт добыли из конторы? Там никто не помнит, когда вы его получили.

Марья Лусьева вспыхнула, потупилась. Потом подняла голову с наглым вызовом.

– Очень просто: для меня его выкрал номерной… Васильем звать. Красивый малый…

– Вы его просили?

– Да, просила.

– Не удивился он, что вы так таинственны?

– Я заплатила ему…

– Позвольте. Да вы же только что сейчас жаловались, что у вас ни копейки денег не было?

Марья Лусьева взглянула на полицеймейстера страшно мрачно и упавшим вялым голосом произнесла:

– Будто только деньгами платят…

– Гм…

– Зачем, однако, вам так понадобился ваш паспорт? – вмешался Mathieu. – Ведь вы, действительно, могли, когда угодно, вытребовать его через полицию.

– Я боялась, что они с ним сделают что-нибудь такое, что полиция должна будет принять их сторону… Или просто уничтожат документ, а потом скажут, что я – не я, и я останусь без вида, как бродяга…

– Так-с. Далее?

Хрисанф Иванович приехал. Назначено было, что он встретится с Лусьевой в театре, а затем увезет ее к себе. Все так и сделалось. Блудливый Крез остановился не в гостинице, но у какой-то своей знакомой дамы, на частной квартире. Фамилию Лусьева опять не могла сказать, а местность определила глухо.

– Я города не знаю… Ночь… Очень недурное помещение…

– Недурные помещения у нас наперечет… – пожав плечами, подивился полицеймейстер. – Странно! Ну-с… для нас вот эта часть вашей истории интереснее всего…

– Ночью я пила много вина, а когда пью, делаюсь злая. На прощанье утром Хрисанф Иванович подарил мне лично двести рублей. Я спрятала их за перчатку, на левую руку. Еду домой, в голове шумит, но веселая: радуюсь, как это ловко подошло, – если убегу, то даже и деньги есть перебиться на первое время!.. Но, едва я вошла в номер, Анна Тихоновна так и прыгнула ко мне, как кошка…

– Показывай, сколько!

– Чего вам? У меня ничего нет…

– Что-о-о-о? Врешь, голубка! Не надуешь! Других морочь: от Хрисанфа-то Ивановича без подарка? Щедрее барина в России нету. Честью тебе говорю: вынимай, сколько?

– Ничего не дал, ни гроша…

– Сколько, дрянь?!

– Сама такая!

Она так ракетой и взвилась.

– Разговаривать? Ты разговаривать?! Бац!..

– А это что?

Схватила меня за руку… Насели вдвоем с баронессою, отняли деньги… Однако покуда мы возимся и ругаемся, вдруг стучат к нам в дверь, просят: «Нельзя ли потише, обижаются соседи…» Баронесса, выглянула в коридор, извинилась… А я взглянула – заметила, что она потом дверь на ключ не заперла, только притворила… А Анна Тихоновна, багровая, предо мной стоит, губы у нее трясутся, шипит:

– Я тебе, сударка моя, себя теперь покажу! я тебя пропишу, голубка!..

И рукава кофточки закатывает за локти… палачествовать!.. Разохотилась… Меня ужас объял: не выйду живою, забьет!.. Говорю ей, язык едва ворочается, – бормочу:

– Троньте только… ну вот троньте!.. Я на весь город кричать буду!..

А она тоже суконным языком на меня лопочет:

– Я те, я те, я те…

Пошла к умывальнику, носовой платок намочила, жгутом крутит: я уже понимаю, зачем, – рот мне заткнуть хочет…

– Это, – шепчу, – вы напрасно… оставьте, Анна Тихоновна! Тиранствовать нельзя. Я не дамся!..

А она на меня даже и не глядит уже, только сказала баронессе:

– Ты, сударыня, чего зеваешь? Запри дверь покрепче… Та рохля, на мое счастье, старая, из робких: руки у нее трясутся, ключ в скважине застрял, не поворачивается, хотела поправить, вовсе на пол уронила… Ах, ах!., ахает, вздыхает, подслепая, ползает по ковру… Я вдруг – точно осенило: как рванусь, да через нее!.. Коридор, лестницу пролетела вихрем… Как ошибло меня свежим воздухом, тут только очнулась: жива!.. Ну и вот я здесь… Дальше вы знаете…

Глава 24

Долго длилось молчание, во время которого Лусьева сидела, низко опустив голову на грудь. Она, кажется, плакала и не хотела выдать своих слез.

– Тэк-с… – нарушил затишье полицеймейстер. – Одиссея эта ваша, можно сказать, весьма многозначительная. Что же, Матвей Ильич? Ведь надобно запротоколить по форме… тут вон какие дела открываются…

– Н-да-а… – сказал Матьё Прекрасный. – И к прокурору отнестись немедленно… Вам, сударыня, сделан будет допрос по форме, а затем, вероятно, вы должны будете повторить ваши показания перед судебной властью.

Лусьева сердито отозвалась:

– Хоть перед китайским богдыханом.

В соседней комнате задребезжал звонок телефона. В дверь просунулась голова озабоченного дежурного полицейского чина.

– Его превосходительство господин начальник губернии просят ваше высокоблагородие к телефону.

Полицеймейстер вышел. Матьё Прекрасный и Марья остались в неловком, натянутом молчании. Чиновник рисовал пером на лежавшем перед ним синем деле фигурки чертей и профили женщин. Лусьева смотрела на него почему-то с невыразимой ненавистью.

– Ска-а-а-жите, пожалуйста, – начал было Mathieu, – вы в Петербурге не знавали моего друга Сержа Филейкина?

– Не помню, – получил он сухой ответ.

– Я больше потому спрашиваю, что он по части женщин большая ска-а-а-атина…

– Мало ли ска-а-атин!.. – в тон ему, злобно протянула Марья Ивановна.

– Матвей Ильич! пожалуйте-ка сюда! – позвал полицеймейстер.

– Казуснейшая штука, батенька вы мой! – зашептал он. – Сам черт не разберет: не то дело наклевывается, не то мистификация… Знаете ли, кто сейчас сидит в кабинете его превосходительства? Тетушка девы этой самой… баронесса Ландио!..

– Да ну? – изумился чиновник. – Позвольте: она же уехала в Одессу…

– Стало быть, не доехала… возвратилась!.. И с ней Леневская.

– Софья Игнатьевна?

– Да. Его превосходительство приказывает, чтобы девицу Лусьеву немедленно отвезти к Леневской, а завтра он сам ее увидит…

– Гм… А как же с прокурорским надзором… Может выйти неприятность… Знаете, как они щепетильны…

– Я позволил себе намекнуть… Они засмеялись, говорят, что знают и прокурорскому надзору нечего тут вмешиваться… Если надо будет, говорят, я сам перетолкую… Тут, говорят, огромнейшее и глупейшее недоразумение…