Лёлька и Колдун - Марта Юрьевна Алова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройдя ещё пару шагов вперёд, она останавливается и удивлённо моргает: одна из дверей оказывается точь-в-точь похожей на дверь Полининого кабинета в "Мобиле". Хотя нет, не просто похожей – это и есть ТА САМАЯ дверь. Обитая красной кожей, с золочёной ручкой. На красном фоне, чуть пониже таблички с надписью, примостилась жёлтая улыбчивая мордашка, нарисованная её, Аланы, рукой!..
******
…В офисе делали ремонт. Как-то во второй половине дня, после занятий в универе (тогда ещё она училась на первом курсе), Алана забежала в приёмную к Полине, и застала директрису в прекраснейшем расположении духа, расставляющей баночки с красками на столе секретарши.
– Алана? Здравствуй, девочка моя! – приветствовала её Полина. – Как тебе моя новая дверь?
Алана оглядела дверь, и с удовлетворением показала начальнице большой палец. Та расплылась в довольной улыбке.
– Давно хотела именно такую, – похвасталась она. – Да, она выглядит немного старомодной, но… мне не нравятся все эти нововведения, похожие на входы в склепы. Тем более, железные, – Полина поморщилась. – Чувствуешь себя, будто в тюрьме.
– Она очень красивая! И ничуть не старомодная! – выпалила Алана. Улыбка начальницы стала шире. Она подошла к девочке, обняла её и звонко чмокнула в лоб.
– Я знала, что тебе понравится! А знаешь, чего ещё я хочу? Нарисуй мне что-нибудь?
– Что? – Алана удивлённо приподняла брови.
– Да без разницы, – Полина подошла к столу, взяла баночку с жёлтой краской в одну руку и тонкую кисточку – в другую. – Что угодно. Просто каждый раз, как я буду открывать дверь своего кабинета, я буду видеть это, и знать, что это нарисовала ты – для меня. И моё настроение будет улучшаться.
Алана пожала плечами – "рисовальщик" с неё был тот ещё. Но отказать Полине она не могла, и добросовестно накарябала на двери улыбающийся смайлик…
******
…Теперь этот самый смайлик смотрит на неё, не переставая улыбаться. Только табличка отличается от той, что всегда висит на двери Полининого кабинета.
Надпись на той табличке, которую она видела в жизни не одну тысячу раз, гласила: "П.Н. Вильберд. Директор". Эта же была совсем другой…
"Лаура не хотела умирать", — вот что написано на табличке.
– Лаура не хотела умирать, — повторяет Алана и чувствует, как ощущение эйфории уходит. На смену ему подступает неприятный холодок, скользящий вдоль позвоночника. Она оборачивается. Лёлька стоит позади неё, сунув пальцы рук в задние карманы джинсов.
– Что это означает? – спрашивает она у сестры. – Я уже слышала это имя. Кто такая эта Лаура?
Но та лишь пожимает плечами, всем своим видом изображая непричастность.
– Каждому цветку – своё время года, – загадочно отвечает Лёлька.
Алана вновь поражается недетским речам своей маленькой сестры, но в этом сне столько непонятного, что она уже устала удивляться.
В некотором недоумении она отходит от красной двери, и тут в голове появляется мысль – такая простая, что даже странно, отчего она не подумала об этом сразу?
– Лёлька! А нельзя нам выбрать одну дверь? Ну, чтобы и тебе, и мне? Одновременно?
– Ну, наконец-то, – ворчливо отзывается сестра откуда-то из-за спины. – Я уже думала, ты никогда не вспомнишь обо мне.
– Тогда почему ты молчишь?
– А что я могу сказать? Если даже ты не знаешь, то я и подавно. У меня никогда этого не водилось.
– Чего "этого"? – не понимает Алана.
– Того "этого". Того, что есть у тебя.
– А что есть у меня?
Вопрос повисает в воздухе.
– Лёль?
Тишина. Алана оглядывается и видит, что Лёлька нет. Сестра куда-то таинственным образом исчезла, и в коридоре она осталась в полном одиночестве.
– Лёлька, ты где? Пожалуйста, вернись! Не пропадай снова!
Где-то далеко впереди слышится приглушённый смешок, и Алана берёт курс на звук.
– Лёлька, прекрати! Ну, правда, совсем не смешно!
Словно послушав её, стих и смех. Вокруг тишина. Абсолютная, совершеннейшая тишина. Все звуки, доносящиеся из-за всех дверей, пропали, как по взмаху волшебной палочки.
Алана замирает перед очередной дверью. Поднимает глаза, читает надпись на ней, и стоит, будто заворожённая.
Большая, стеклянная дверь. Вернее, две дверки, длинные белые ручки посредине. И табличка – зелёные, светящиеся буквы:
"Уважаемые родители! Пожалуйста, не оставляйте детей без присмотра!"
******
Она трогает ручку. Приятная, гладкая поверхность. Прохладная.
– Что ты делаешь? – раздаётся позади испуганный голосок.
Алана оборачивается. Лёлька стоит в пяти шагах от неё. Видимо, сестра бегала переодеваться – сейчас на ней тот самый красный сарафанчик из старых снов, где они играли в мяч на заброшенном пустыре. Ничего удивительного, что этот сарафан вызывает у Аланы неприятные ассоциации.
– Туда нельзя! – кричит Лёлька. Голубые глаза становятся огромными.
– Почему? Что там такое? Ты знаешь?
– Нет! Не знаю! Но туда нельзя. Там Крум!
– Что такое Крум? – строго спрашивает Алана и крепче сжимает белую ручку в руке.
Лёлька изо всех сил машет головой и отступает назад.
– Видишь, ты даже не знаешь, что это такое. Как же ты можешь что-то запретить?
На самом деле Алана она прекрасно понимает, что Лёлька права. А все эти обидные слова, говорит ей нарочно, назло, чтобы знала, как исчезать без предупреждения. Алана чувствует обиду на сестру – бросила её один раз, тогда, в детстве, и вот сейчас опять… Может она хоть раз в жизни воспользоваться своим преимущественным положением – раз уж вдруг ни с того, ни с сего, оказалась вчетверо старше?
– А если там как раз то, что нужно нам обеим?
Но Лёлька снова машет головой и руками и, кажется, уже готова разрыдаться.
– Нет, Алана, нет! Не нужно ни мне, ни тебе! Опасно! Проснись, Алана! Проснись! Да проснись же ты!..
******
"Проснись, Алана!"
Голос, выдернувший её из сна, был настолько реален, что она могла бы побиться об заклад, что слышит его на самом деле. Алана открыла глаза, с трудом приходя в себя.
Машина стояла посреди дороги, но не асфальтированной – она видела слабо освещённую фарами песчаную гравийку. За окном – темнота, ни одного городского огня – ни светящегося окна, ни фонаря, ни вывески.
"Где я?"
Соломатин
