Роман Равдин - User

пренебречь им и еще несколько секунд подержать трубку, телефон Притта

зазвонит.

-- Прошу прощения, шеф, -- горячо заговорил он, услышав настоящий,

сонный голос хозяина. -- У меня есть очень важное сообщение для вас. Но не

хотел бы передавать его на работе.

-- Так, -- выдохнул Притт, словно волнение по проводу передалось ему.

-- Что вы предлагаете? Впрочем, я сам предлагаю: утром на час раньше заеду

за вами. Идет?..

Они ехали по тихим улицам и их знобило. Но не от утренней прохлады -- в

машине работал кондишен,-- а от волнения. Что делать? Доложить Лансдейлу,

мистеру Майклу? Что изменится? Просто их запрут в лаборатории, поселят там.

А если те поднимут шумиху в прессе, то им будет угрожать расправа, во всяком

случае, работать станет невозможно.

Вдруг Макса осенило.

-- Скажите, шеф, мы за полгода успеем выполнить вашу программу?

-- Может быть, даже раньше.

-- Тогда давайте рискнем. Другого пути у нас нет -- только быстрей

вернуть оболочку Барнету и выпустить его. А тогда нам эти пиявки не страшны.

Пусть докажут! Значит, полгода. Что ж, будем давать информацию.

-- Вы с ума сошли! -- вскипел Притт.

-- Будем давать информацию ус-та-рев-шу-ю. Там, конечно, не дураки

сидят, на это рассчитывать не приходится. Давать придется все-таки научную

информацию. Но с запозданием на год или не меньше полугода. Понимаете, мы

уже кончим свою работу, а они еще только ее середину жевать будут. Словом,

информация -- как свет далекой звезды. Красавицы давно уж нет, а мы

продолжаем видеть ее в расцвете...

-- Ха! Вы -- дипломат, мой мальчик. В такие дела мы попали, дай бог

теперь нам хитрости поболе!

-- И потом, надо разработать систему подачи этой ин- формации, чтобы

где-то по возможности "случайно" нарушалось какое-то важное звено во всей ее

цепи. Информация будет исходить от меня, в случае чего сошлюсь на незнание

ваших тонкостей.

-- Чудесно! Я сегодня же сяду и набросаю этакую хитроумную систему.

Первую порцию информации вы получите на той неделе. Можете сообщить

представителю этой "Веги", что доктор Притт принял их предложение. Деньги на

бочку! Ха-ха!..

-- Сколько запросить?

-- О, милый мой! Чем больше запросим, тем солидней будет выглядеть наша

фирма. Неужели мы не стоим каких-нибудь двух миллионов?

-- Да нет, я серьезно...

-- Ну, просите миллион! Не дадут -- поторгуемся. Время-то на нас

работает. И последнее: никому ни слова. Мы -- заговорщики...

Услышав сумму, Сурен присвистнул: "Игра идет по крупной". Он вспомнил

наказ Ратта -- на доллары не скупиться. И все же он не ожидал такой цифры.

-- Ваш доктор умный человек, совсем не фанатик.

-- Доктор Притт гениален. Он стопроцентный американец. Мне не пришлось

его долго уговаривать. Узнав, что имеет дело с солидной фирмой, он выставил

счет. Его банковские счет в "Чейз-Манхэттен". Миллион вы переводите туда.

Надеюсь, мне вы тоже заплатите, хотя бы сто тысяч?

-- Ваш банк?

-- Переводите на имя Кэт в городскую сберкассу Теритауна. В следующую

пятницу вы получите первую часть информации. Только прошу вас иметь в виду

работу нашей секретной службы. В случае провала Корпорация уничтожит вашу

"Вегу", как мышонка.

"Знал бы ты, какая у нас "Вега", дурачок,-- подумал Сурен. И сверкнул

улыбкой:

-- Секретная служба для того и существует, чтобы ее остерегались.

Доктор Ривейра вылечивал шизофреников и эпилептиков. Поэтому попасть на

прием к нему было не просто. И не только потому, что слава его была в

зените. Ривейра днями пропадал в лаборатории, реже -- в клинике, а уж на

прием пациентов, особенно на разного рода консультации, оставалось совсем

ничего, хотя в уплату за такой прием нужно было отдать приличный месячный

заработок. Поэтому Джоан записалась без особых надежд на успех.

Регистратор уточнила ее адрес, телефон и сказала, что раньше будущего

месяца Джоан нечего беспокоиться.

Она и впрямь уже забыла о Ривейре, как вдруг он сам позвонил ей и очень

любезно пригласил приехать в любой удобный для нее день.

-- Я очень обязан профессору Барнету,-- говорила трубка приятным

басом,-- и постараюсь хоть в какой-то мере отквитать свой долг. Прошу вас,

мэм, назначить день и час.

Джоан решила не откладывать, и они условились на послезавтра.

На этот раз, как только она назвала себя, девушка в регистратуре

ослепила ее счастливой улыбкой.

-- Ах, мэм! Мы вас так ждали... Полина, проводи леди к доктору.

Эдлай Ривейра, доктор медицины, лауреат Нобелевской премии,

просматривал микрофильмы, снятые по ходу его последних опытов. Перед ним

жила своей таинственной жизнью группа нейронов больного мозга. С помощью

нейтронного интромикроскопа Ривейре удалось заснять работу нервных клеток в

стадии самовозбуждения. Ученому хотелось проверить возникшую у него идею

расчета управляемых и неуправляемых разумом нейронных процессов путем их

физико-электрического и биохимического сравнений. Если это удастся,

вероятно, можно будет найти и возбудителя этих неуправляемых импульсов...

-- Да, войдите,-- сказал Ривейра, услышав стук в дверь.-- Миссис

Барнет! -- он поднялся со стула и поклонился, взглянув выжидательно в лицо

гостьи. Старая, усвоенная с детства привычка -- выждать реакцию белого

человека на свое приветствие. Может, именно этот взгляд и расположил Джоан,

избегавшую обычно близко общаться с черными. Она протянула руку, которую он

осторожно поцеловал.

-- Садитесь, пожалуйста,-- указал он на кресло.

Девушка, приведшая Джоан, укрепила на теле пациентки датчики и вышла.

Привычным движением руки, не глядя, доктор включил диагностическую машину.

-- Я внимательно слушаю вас...

Уже сам рассказ больного о своем недуге может служить дополнительным

источником объективной информации для врача, если только этот врач

внимательный психолог. Еще древними диагностиками было замечено соотношение

действительного и мнимого в анамнезе: чем подробнее, красочнее рассказывает

человек о своей болезни, тем меньшую опасность представляет эта болезнь на

самом деле.

И наоборот -- серьезно больной человек часто не представляет истинной

опасности своего положения. Естественная защитная реакция организма --

оптимизм -- укрепляет нервную систему, а последняя мобилизует все внутренние

силы на борьбу с недугом.

Диагностическая машина Ривейры, исследуя биотоки всех важнейших органов

пациента по особой программе, выработанной ее создателем, соотносит с ними

качество сигналов, поступающих из волевого центра мозга больного,

рассказывающего о недомогании. И только после такого сложнейшего

психо-физиологического анализа выдает заключение.

Доктор чем-то расположил к себе Джоан, может, своими большими, карими

глазами, смотревшими на нее с внимательным уважением, немного печально. Он

не прерывал ее ни звуком, ни жестом. Незаметно она перестала замечать перед

собой цветного. Просто умный и добрый человек сидел и слушал ее. Она долго и

обстоятельно рассказывала ему о своих головных болях, о бессоннице, что

часто мучает ее. А потом, незаметно для себя, перешла на другую тему --

стала сетовать на жизнь, которая после катастрофы с мужем заметно

изменилась. Ей снова пришлось преподавать английский в колледже, потому что

пенсия, которую назначил ей университет Барнета, не позволяла жить в ее

вкусе.

Машина перестала стрекотать, лента, выползавшая непрерывно из ее чрева,

замерла неподвижным пучком в корзинке.

-- Хотите почитать, что она вам нагадала? -- улыбнулся Ривейра,

перехватив ее тревожный взгляд.

-- А можно?

-- Пожалуйста,-- он поднес корзинку.-- Вот начало, отсюда надо

читать,-- протянул ей кончик белой неширокой полоски плотной бумаги.

Джоан с интересом стала перебирать ленту, но -- увы! -- ничего, кроме

цифр, математических значков и каких-то сокращений, вроде ПЧК, СДЦ, ЛГК, не

увидела там. Перебрав всю ленту, она разочарованно взглянула на Ривейру.

Тот, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за ней из-под полуприкрытых век.

Молодой женщине показалось, будто он снисходительно посмеивается над ней,

как посмеивался дедушка, когда она, совсем малышка, пыталась открыть его

автоматический портсигар-зажигалку... Джоан смутилась и покраснела.

Пытаясь сгладить неловкость момента, он добродушно сказал:

-- Ничего, ничего. Здесь немного зашифровано, но, если хотите, я вас