Утро без рассвета. Сахалин - Эльмира Нетесова

Следователь идет к зимовью, размышляя. Куда сегодня мог направиться Беник? Ясно, что не на работу. Плоты пошли без него… Это Яровой видел. Сам. Напарник Клеща тоже в Нише остался. Значит, Беник будет искать возможности связаться с Мухой и как можно скорее. Возможно, рискнет прийти прямо на деляну. Если не хватит терпения ждать до утра. Но там оперативники. Они должны будут в этом случае взять обоих. Беник сразу смекнет, что это засада. Правда, эти оперативники не были в порту, не участвовали в поимке. Яровой попросил дать ему в помощь тех, кто постоянно бывал в Сенькиной бригаде. Кого знали. Но вряд ли Бенька вот так и завалится в будку или на участок. После случая в порту на каждом шагу осторожничать станет. Но времени у него мало. И он понимает, что нужно торопишься. Ведь Клещ допускает, что я в любое время могу вызвать на допрос Муху и Вовку. О том, что они ездили втроем мне известно. И он об этом знает. А значит, захочет опередить мой допрос. Предупредить — какие нужно давать показания. Чтоб и его показания были оправданы. Исключить все возможные противоречия. Но только ли это они будут обсуждать? Возможно, захотят сбежать из района? Но как? На железной дороге теперь круглосуточно дежурит милиция. И им это, вероятно, уже известно. Сбежать в тайгу? Но там их можно найти. Украсть у кого-нибудь документы и добраться пешком до другой станции, а там на самолет? Но в порту имеются фотографии поселенцев и указание Ярового не продавать билеты этим лицам, а в случае их появления немедленно задержать.

Те же указания и фотографии разосланы по всем кассам пароходств. Всем работникам грузовых портов. И, прежде всего, проинструктирована охрана и грузоотправители Ногликского и Катанглинского портов. Они находились рядом. Речной и морской порты восточного побережья Сахалина. Теперь каждое судно перед отправкой на морской рейд тщательно проверяет милиция.

Яровой торопится. На разговор с Юрием у него будет совсем мало времени. Надо действовать. На разговоры — минимум…

Юрий встретил Ярового заспанный. Все эти дни он проводил рядом с Сенькиной бригадой. Наблюдал. Следил. Домой приходил, когда поселенцы заканчивали работу. Парень уставал. Не высыпался. Но… Ни разу его наблюдения не принесли успеха. Веток не было.

— Может, Сенька заподозрил меня? Может другое что придумал? — сокрушался парень.

— Вряд ли.

— Я очень внимательно за ними следил. Каждую лошадь видел. Все бревна, какие уходили на нижний склад. Наблюдал и за возвращавшимися. Но ничего…

— Значит, спокойны были.

— Не сказал бы.

— Почему? — удивился следователь.

— Сенька все к прорабу приставал.

— С чем?

— Все спрашивал — зачем его в область вызывали?

— Что тот отвечал?

— Что из-за ревизии теребят.

— А Сенька поверил? — торопил Аркадий.

— Вряд ли…

— Почему?

— Спрашивал, что выкопали?

— А прораб что ответил?

— Сказал, что все приписки наружу вылезли. И теперь по голове не погладят. Снимут.

— Еще о чем говорили?

— Сенька выпытывал, мол, к кому вызывали. А прораб сказал, что в ОБХСС. Бригадир спрашивал, к кому? Прораб ответил, что к начальнику. Областному.

— Еще что?

— Сенька узнавал, спрашивали ли про него? А прораб послал его… И ответил, что в ОБХСС поселенцами не интересуются.

— Продолжай.

— Бригадир все крутил насчет вас. Мол, вызывали вы прораба к себе? А тот и говорит, что не видел вас уже давно.

— Еще что заметил?

— Изменился прораб к Сеньке. Разговаривать с ним перестал. Молчаливый сделался. Даже не узнать. Видно, плохи его дела. Все думает о чем-то. Кричать перестал на людей. И у поселенцев не задерживается.

— К Сеньке завтра спозаранку ветка должна пойти с нижнего склада, ты проследи. Запомни ее. Детально. Всю. И последи за бригадиром. Вероятно, в последний раз, — говорил следователь.

— Хорошо. Обязательно прослежу. Но где вы будете? Где мне вас искать, чтоб потом все рассказать?

— Я у вас буду. И еще знай, на Сенькиной деляне сейчас два оперативника. Ты к ним не подходи. Понял?

— Конечно.

— Как только увидишь ветку, бегом сюда. И за бревном следи. Заметишь ветку — сделай так: сломаешь себе ветку и, чтобы видели оперативники, обмахни ею лицо. Три раза. Это если будет ветка с нижнего склада. Если пойдет ветка от Сеньки — обмахни веткой плечи. Если пойдет меченое бревно, этой же веткой сапоги обмахни. Запомнил?

— Да.

— Как только ты заметишь, что оперативники повторили поданный тобою знак, беги сюда в зимовье. Условились?

— Да.

— Не спутай ничего. Дальше мы все здесь обговорим. Самодеятельностью не занимайся.

— Ладно, — угнул голову парень.

— Дед дома? — спросил Яровой.

— Завтра утром будет. В лесхоз поехал. А что?

— Он нам может понадобиться.

— Так я за ним могу съездить. На лодке. Скоро привезу, — предложил Юрка.

— Когда он должен приехать?

— Часов в восемь утра.

— Тогда не торопись. Спи. Я схожу еще на реку. К утру приду. Потом ты пойдешь. А лодка твоя нам возможно пригодится. Ты приготовь ее. Заправь. Чтоб на ходу была.

— Она у меня всегда в исправности.

— Тем лучше. А дед на чем приедет?

— На катере. Сплавном. К нижнему складу.

— Значит, одновременно с плотогонами? — повеселел Яровой.

— Вероятно.

Следователь уходит торопливо. Надо понаблюдать, возможно, Клещ приедет на лодке ночью и вызовет Муху из будки. Как бы там ни было, но оперативники могут проспать. Не услышать исчезновения бригадира.

Аркадий идет к Тыми. Размышляет. Случайно ли, что на убийство Скальпа эти трое решились теперь, перед самым освобождением? Конечно, не случайно. Могли бы и раньше. Но решили, видимо, что пока следствие будет идти, если оно начнется, то они за это время уже будут освобождены. С твердым алиби… Сделай они это год назад, как знать, возможно, дело раскрутилось бы уже.

Но почему именно, двадцатого марта? Обстоятельства сложились удачно для всех троих? Но вряд ли. Делано только в этом. Видно, с этим днем что-то связано.

Яровой начинает вспоминать и вдруг… Да, конечно. Много лет назад, именно двадцатого марта, в свой день рождения. Клещ отдал деньги Трубочисту за убийство Скальпа. И потребовал, чтобы тот сумел справиться с этим к следующему дню рождения Беньки. Не позднее.

Но справиться с этим не удалось. А все потому, что вскоре, вслед за Клещом, с дополнительным сроком был отправлен на Камчатку и Журавлев.

Двадцатое марта… Отмечая свой день рождения. Клещ все годы помнил, что жив его враг, за чью смерть он заплатил и ждал ее каждую минуту.

Двадцатое марта… Этот день помнил и Журавлев. Он получил за смерть Скальпа, одновременно продав свою жизнь. Не убив, он должен был умереть сам. Правда, его жизнь Клещу не была нужна. Но воровской закон для всех одинаков. Он не делает исключений никому. Он не признает отговорок и обстоятельств.

Двадцатое марта… Но именно в этот день кенты барака чуть не убили Сеньку из-за Скальпа. И, лишив его мужичьих радостей, чуть не выпустили из него душу. Он лежал тогда на нарах жалкий и беспомощный. Стонущий комик мяса, лишенный уважения, имени, лица. Он проклинал тот день, когда появился на свет. И молил о смерти. Но словно назло — выжил. И выжив — поклялся отомстить.

Двадцатое марта… Роковой день. Скальп не мог его предвидеть заранее. Не зная о черном совпадении событий. А может и знал… Во всяком случае, двадцатое марта стало последним днем его жизни.

Черная гладь реки серебрится в лунном свете. И кажется, что река на ночь надела самое нарядное платье из черной парчи. А теперь, затаив дыхание, радуется убранству. У реки всегда есть свои истоки, из которых река до стари будет брать начало свое. Да и есть ли старость у рек? Они всегда молоды. У них не бывает смерти…

Яровой вглядывается в темную гладь Тыми. Беник, если и поедет, то не там, где его могут заметить. Не по лунной дорожке. Не по освещенной поверхности. Будет держаться ближе к берегу, где прибрежные деревья кутают в темноту все, что движется и все, что спит.