Утро без рассвета. Сахалин - Эльмира Нетесова

— Номера купюр?

— Они по порядку. Будто из банка украдены, — сказал оперативник.

Яровой записал номера.

— Дальше? — потребовал он.

— А тут письма. Полученные. Вскрытые.

— Их в особую папку, — Яровой взял корреспонденцию Клеща.

К вечеру изучив все вещи, письма. Яровой вызвал Беника на допрос.

— С какой целью вы выезжали на материк? — спросил он Клеща.

— С чего вы взяли? Никуда я не ездил. Спросите начальство. Больше ждал. И это время потерплю. Торопиться особо некуда.

— Так. А деньги у вас откуда?

— Работаю. Получаю. Коплю. Сыну.

— А почему на книжку не положили?

— Это уж мое дело. Хочу — кладу, хочу — при себе держу.

— Странно. Но ведь все заработанные вами деньги бухгалтерия перечисляет на вклад. Откуда же эти деньги взялись? — спрашивал следователь.

— Перечисляли не все. Я так просил. Когда придется уезжать, жена потребует раздела. Ей часть вклада должна принадлежать. Я и решил утаить от нее часть денег. Для сына. Она же имеет право на часть вклада. А за что я должен отдавать их ей?!

— Я проверил ваши заработки.

— Но в ведомостях не указывают мои премии. А они — ежемесячные.

— Предположим, что вы правы. И все же, зачем, с какой целью, вы ездили в Ереван?

— Не ездил! — крикнул Беник.

— Вы ездили по чужим документам, воспользовавшись паспортом начальника сплавучастка. Он купил вам билет. У меня есть протоколы опознания вас в Ереване по фотографии. Вы проживали в гостинице «Армения», — уверенно говорил Яровой.

— Не был я там!

— От очевидных фактов не отказываются. Вы были в Ереване вместе с Русаковой. По кличке Гиена. Ее вы знали еще по одесской «малине». Ей послали перевод. Довольно крупный. После этого она сразу уехала в Ереван. А потом и вы там появились.

— Не был! Спутали!

— Вас видели в Ереване. Имеются показания.

— Ничего не знаю. Не ездил.

— Что ж, придется вам съездить в Ереван еще раз. Чтоб вспомнили.

— В Ереван? — Беник вздрогнул.

— Да. В Ереван. Чтоб память освежить.

— Не стоит. Из-за такой мелочи.

— Тогда расскажите сами.

— Ну ездил. К Зойке. Решил жениться на ней. Жена опозорила. А ту я знал. Выслал ей, чтобы присмотрела жилье, ну и для хозяйства все, что нужно. Сыну мать нужна. А Зойка уже немолода.

— А почему в Ереван?

— Новое место. Там нас никто не знает. По прошлому. А сыну климат и фрукты нужны. Здесь он солнца не видит. Вот и решил так жизнь устроить. Заново начать, — Беник замолчал.

— Ну и что дальше?

— А что? Приехал я в Ереван. Дом она нашла неплохой. Но сама… Пила по-прежнему. Какая из нее мать? В письмах писала, что завязала с прошлым. Оказалось, что нет.

— Ну и что вы решили?

— Отбой ей дал. Вот и все.

— А в Хабаровск зачем брали Русакову с собой?

— Хотел перевоспитать. По-мужичьи. Ведь, кроме выпивки, других грехов за нею не водилось.

— Что ж не привезли ее сюда?

— Поселенцам не дают разрешение на вызов родственников. А она мне никто. Значит, и тем более. Ведь не мог же я расписаться с нею по чужому паспорту.

— И где ж вы ее оставили?

— В Хабаровске. Пусть ждет, пока освобожусь.

— А как же с отбоем?

— Временно дал. Испытательный срок до осени. Посмотрю, когда вернусь.

— На кого? — поднял голову от протокола допроса Яровой.

— На Зойку, — не моргнул Клещ.

— Вам не хуже меня известно, что Русаковой нет. Она умерла. Вернее, задушена.

— Как? Я ничего об этом не знаю.

— Знаете. Она задушена незадолго до вашего вылета из Хабаровска. И при ней не оказалось денег, которые вы ей высылали. Они обнаружены у вас. В чемодане. Деньги, выданные Русаковой по переводу, были взяты работниками почты в банке. И купюры, вернее их номера, мне были известны. Они целиком совпали с теми, какие обнаружены у вас.

— Это совпадение.

— Такого не бывает. Две купюры под одним номером не выпускаются. И вы, как бывший вор, знаете это не хуже любого специалиста.

— Но это мои деньги!

— Да. Это деньги, высланные вами Русаковой. Но у нее, у мертвой, этих денег не обнаружено, — говорит Яровой.

— Она мне их сама отдала. Ведь мы собирались сойтись. И Зоя сказала, что боится иметь при себе такую сумму. А поскольку мы решили создать семью, то главенство в ней и принадлежит мужчине. Он и распоряжается деньгами.

— Но тогда почему она задушена?

— А я при чем? — крикнул Клещ.

— Она летела с вами.

— Но зачем мне ее душить, когда я сам выслал ей деньги?

— Она ездила в Ереван. Не без вашего поручения. И встречалась там с небезызвестным для вас Авангардом Евдокимовым. Которого тоже нашли мертвым.

— Но какое это имеет ко мне отношение?

— Самое прямое. Русакова уехала с вами, когда был убит Евдокимов. Вы увезли ее, как свидетеля. И убили по этой же причине.

— Но, если следовать вашим предположениям, зачем бы я вез ее до Хабаровска? Если бы я убил Евдокимова, которого, кстати сказать, я и в глаза не видел, то я тут же в Ереване должен был убить и Зойку. А не тащить ее за собою на край света. Дрожа постоянно, что она по пьянке все выболтает.

— Убить в Ереване вы ее не могли по той простой причине, что не знали, о чем она говорила с хозяевами дома, в котором проживала. И она могла быть ими опознана. А, поскольку в Ереване вас с нею видели, то могли найти. Именно потому вы и увезли ее. А потом задушили.

— Я не душил.

— А кто?

— Не знаю.

— Как же вы не знаете, если все время находились вместе? В одиннадцать часов вечера вы вышли из ресторана «Аквариум». А в двенадцать ночи Русакова была задушена. В половине первого вы появились в зале ожидания в аэропорту.

— Я проводил ее до гостиницы аэропорта. Чтоб она устроилась там на ночь. Условились, что если ей не удастся устроиться, Зоя вернется в зал ожидания. А если устроится, то— все. На следующий день поедет в город искать квартиру и работу. И напишет мне. Сообщит свой адрес. Мой адрес она знала.

— Но зачем вы забрали ее чемодан? — продолжал Яровой.

— Наличие фото не доказательство принадлежности чемодана тому, кто на фотографии. Вон на катере фотки артистов. Так что они владельцы судна? Так что ли?

— Откуда у вас появилось это фото?

— Сама подарила. Мы ж были с нею? Я ее знаю. Чего уж стыдиться? — усмехался Беник.

— Так значит, вы не виделись с Авангардом Евдокимовым?

— Нет.

— А как оказалась с ним Русакова?

— Она выпивала, а к пьяным бабам всякие липнут. Во всяком случае мне о нем она ничего не говорила. Держалась тихо. Хотела семью. Потому и молчала.

— Ну что ж. Вы ответили. У меня к вам остался последний вопрос.

— Какой?

— Куда девалась ваша пуговица с костюма? Где вы сумели ее потерять?

— Плохо пришили в мастерской, — рассмеялся Беник.

— А мне показалось, что как раз наоборот. Слишком прочно она была пришита. Прямо с куском материи кто-то вырвал.

— Наверное, в дороге где-то.

— А вы вспомните. При вашей аккуратности такое помнится. Ведь костюм дорогой. А испорчен. На самом виду. Сшит недавно. Забыть не могли.

— Я Володьке давал его надевать. Вероятно, когда у него был приступ — это и случилось.

— Ну что ж, вероятно так и произошло, — сделал Яровой вид, что поверил Бенику. И, встав из-за стола, сказал решенное для себя еще вчера: — Вы свободны. Возвращайтесь к работе. Лодку возьмите. А изъятое пусть пока останется у нас.

— Мне можно идти?

— Да. Лодку вам помогут спустить в реку.

— Я сам. Не надо помогать. Я сам! — выскочил Беник в коридор. И, ухватив лодку за нос, мигом стащил ее в воду.

— Вы выпустили его? — удивленно ахнул начальник райотдела милиции.