Еретик - Андрей Степаненко

— Значит, он будет стремительно объединять и обновлять Церковь… — задумчиво произнес Амр.

— Скорее всего.

Что ж, противник поступал правильно. Амр и сам столкнулся с необходимостью не только укреплять веру в Единого, но и вводить какие-то общие правила, едва племена варваров начали в массовом порядке принимать ислам.

— Варвары вошли в уже сдавшийся город и вырезали всех мужчин, — как-то доложили ему.

Амр тут же выехал на место и увидел праздник. Пьяные, как объевшиеся забродивших плодов свиньи, увешанные ожерельями из отрезанных мужских уд, варвары танцевали на центральной площади.

— Иди-ка сюда, — подозвал Амр своего сотника, специально прикрепленного к племени.

Бледный, как сама смерть, сотник подошел.

— Город сдался добровольно? — сухо поинтересовался Амр. — Мне правильно доложили?

Сотник сдавленно выдавил нечто невнятное.

— Тогда что это? — мотнул голову в сторону танцующих воинов Амр.

— Это в-все в-вождь… — заикаясь, начал сотник. — З-зверь, а не…

Амр властно остановил его — одним жестом руки.

— Виновен ты, а не вождь. Именно ты должен был им все объяснить. А если не успел или не сумел объяснить, — остановить силой.

Сотник покачнулся. Он понимал, насколько жуткое наказание может его ждать — что по аравийским законам, что по египетским.

— Иди и разъясняй, — выдавил Амр. — А когда сделаешь то, что должен был сделать еще неделю назад, я отдам тебя правосудию этого города.

— Пощади… — осел на колени сотник. — Тут же одни вдовы остались…

— Вот и посмотришь им в глаза, — отрезал Амр.

Вопрос дисциплины и слаженных совместных действий вообще вставал все чаще. Уже первый штурм Мемфиса — важнейшего после Александрии порта — завершился полным провалом аравитян.

— В больших войнах личная отвага ничего не решает, — кропотливо разъяснил принявший ислам сириец-сотник. — Такие войны больше похожи на шахматы, чем на драку. У греков и армян есть целые книги, посвященные искусству войны.

— Мне помогает Единый, — нахмурился Амр. — Поэтому я непобедим.

Сириец скорбно покачал головой.

— Помощь Единого не означает, что тебе не надо ничему учиться, — проронил он, — и если ты потерял двести воинов, а простенькая крепость так и не пала, виновен именно ты, а не Аллах.

Амр тогда рассердился, ночью долго не мог заснуть, а утром снова пригласил сирийца и попросил рассказать, что там написано о войне у греков и армян. Варвары ведь все шли и шли; их можно было отправлять и на восток — вплоть до Константинополя, и на запад — вплоть до Карфагена. Но и там, и там их ждали высокие каменные стены, баллисты и отлично обученные своему ремеслу полководцы. А выглядеть в глазах Единого таким же, как тот сотник, которого он сам же отдал на суд вдов, Амр не хотел.

Симон погонял капитана и гребцов так яростно, словно виновны в происшедшем были именно они. Но ушедшее с Еленой на борту имперское судно было больше, и даже когда ветер кончился, шло намного быстрее — просто из-за числа гребцов. И Симон отставал и отставал: на день, на три, на пять дней пути…

Обиднее всего было то, что никогда прежде Симон не был таким сильным. Он знал: пожелай — и Нил вздыбится водами, захоти — и молния ударит прямо в центр давно исчезнувшего за горизонтом корабля. Но этого было нельзя: там, в рубке сидела Елена, — Симон чувствовал, как она плачет и ярится от острого нежелания возвращаться к прежней судьбе.

У Вавилона, расспросив местных жителей, Симон понял, что отстает уже дней на восемь. И там же стало ясно: не рискнувшие пробиваться в Александрию через хозяйничающих на Ниле аравитян моряки двинулись по суше — видимо, сразу в Константинополь.

Симон поступил так же. Переговорив с Амром, примкнул к первому же идущему на восток отряду варваров, и с этого дня мог не заботиться хотя бы о еде. Запасов бывшего имперского зернохранилища хватало, и провиантом Амр снабжал своих союзников щедро.

Разумеется, не все решал провиант. Первое, что увидели варвары, когда Египет завершился[78], были трупы, множество трупов. Симон предупреждал вождя о том, что это будет, но ему не поверили.

— Я вам говорю, надо возвращаться к Нилу и брать воду, — снова подошел к вождю Симон. — Здесь даже с запасами воды едва половина мужчин проходит, а с вами женщины и дети. Всех потеряете.

— Всех? — не поверил вождь.

— Всех, — подтвердил Симон. — Оставьте женщин и детей здесь, иначе через семь-восемь дней вашего племени просто не будет.

Вождь окинул озабоченным взглядом трупы умерших от жажды и — одновременно — холода предшественников и кивнул.

— Хорошо. Я сделаю, как ты сказал.

Они вернулись, оставили женщин и детей рядом с гарнизоном мусульман, а всего через неделю вождь убедился, что чужак не лгал. Они еще не дошли, а вода уже кончилась. Не знающие нрава пустыни и смертельно уставшие тащить на себе по четыре-пять бурдюков варвары расходовали слишком уж много.

— Теперь начнутся смерти, — сухо констатировал Симон. — Если твои люди запаникуют, потеряешь половину, а зажмешь их в железный кулак, потеряешь всего треть.

— Железный кулак? — не понял вождь аллегории.

— Смотри, — вытянул Симон свой железный кинжал и показал, как легко он строгает медные ножны, — твоя воля должна быть такой же твердой и острой.

Вождь надолго задумался, а когда до него все-таки дошло, просиял.

— Я такого умного колдуна, как ты, еще не видел! Я буду твердым и острым, как этот нож!

И две трети варваров, как и обещал Симон, сумели дойти, — нет, не потому, что вождь был тверд, — просто затянутое пылью солнце еле светило. И воины бежали к первой на всем пути воде и падали в подернутую ледком по краю лужу, и когда подтянулись последние ряды, им пришлось вытаскивать первых из воды за руки и ноги — просто, чтобы увидеть, где здесь вода. И именно там Симон вдруг понял, что Елена уже встретилась с Ираклием. Это было такое же твердое знание, как то, что цвет неба над ним серый, а цвет солнца — темно-красный.

«И отцом Спасителя станет император Ираклий…» — подумал Симон.

Это усложняло задачу. Выкрасть законную жену императора, самую главную, абсолютную гарантию незыблемой вселенской власти, было еще сложнее, чем выкрасть монашку.

«Ну, хорошо, — вдруг подумал Симон, — а если мне это не удастся? Что потом?

Джабраил ведь не гарантировал Симону личного бессмертия, а Ираклий вполне мог иметь на Елену какие-то свои планы, к примеру, зачать с ней властителя всей Ойкумены. Но, вот незадача, Джабраил внятно сказал, что Елена родит именно Спасителя, а никак не владыку! А этот архангел не врал никогда.