Картель правосудия - Фридрих Незнанский

Он все еще не решил окончательно, какой способ воздействия избрать на этот раз. Конечно, можно было бы повторить вариант с Уткиным. Ракитская жила одна, и пробраться к ней в квартиру и подготовить сюрприз было бы не сложно. Но, во-первых, повторяться Миль не любил, а во-вторых, не имел точных сведений о ее привычках. Отравленный предмет мог оказаться невостребованным несколько суток, а позволить себе роскошь работать на перспективу он не мог. Для изучения же привычек жертвы необходима не одна неделя.

…Ракитская доехала до Покровки, остановилась у церкви Святой Троицы на Грязях и, набросив на голову шарф, скрылась внутри. Миль пошел следом. В храме было тесно, шла служба. Ракитская скупо перекрестилась и остановилась у самого входа, прислонившись к колонне. Миль пожалел, что чемоданчик с «инструментами» остался в машине: момент был вполне подходящий. Подойти со шприцем и… В такой толпе все равно никто не заметит.

Ракитская постояла минут пять, погруженная в себя, и вышла, на ходу одарив нищих щедрой пригоршней мелочи. Миль попытался обойтись без пожертвований, но попрошайки были начеку и окружили его плотным кольцом, на все лады пересказывая историю о больных детях, которым не хватает на операцию. Выбираясь из окружения, он чуть не потерял Ракитскую, «хонда» которой уже влилась в поток машин. Что она делала в церкви, он так и не понял, хотя в принципе священники те же адвокаты, только выступать с защитой им придется на Страшном суде. Миль улыбнулся своей шутке: может, она перенимает опыт?

После церкви она посетила президиум Московской коллегии адвокатов в Полуярославском переулке, пообедала в ближайшем ресторане, съездила к Сенатору в Орехово-Борисово, и, пока Ракитская беседовала со своим работодателем, Миль изучал издалека его особняк – пригодится, и довольно скоро. Потом они снова вернулись в центр.

Ракитская припарковалась у Елисеевского гастронома, Миль остановил свою машину чуть позади ее, но в магазин заходить не стал, утомительная это процедура – толкаться вслед за женщиной у прилавков. Он перешел на противоположную сторону улицы и подошел к киоску, в котором торговали «горячими собаками» и горячим кофе. Оглядев столики у киоска, он выделил из немногочисленных любителей перекусить на скорую руку серого неприметного типа в мятой мешковатой куртке с таким же мятым лицом и холщовой сумкой. Типичный совковый инженер-подкаблучник, которого жена выгнала за покупками. «Как все-таки тесен мир», – подумалось Милю. Этот непримечательный с виду субъект был одним из лучших «стирателей» в ГБ еще в те времена, когда он, Миль, только начинал свою карьеру. Тогда ему можно было на вид дать лет пятьдесят, но и сейчас он выглядел точно так же. Мужичок вяло жевал сосиску и безразлично глазел по сторонам, но цепкий взгляд из-под нависающих кустистых бровей четко фиксировал нужные ему подробности: ширину улицы, высоту и расположение окрестных домов – и все это соразмерял с одному ему известным объектом.

Миль тоже взял себе сосиску и стаканчик кофе. Откусив кусочек, проглотил с некоторым отвращением и подошел к столику, за которым разместился коллега.

– Да, и собака бывает горячей, – безучастно заметил он, салфеткой отодвинул сосиску и отломил корочку булки, в которой она покоилась.

Коллега медленно повернул голову, мельком взглянул на него и вновь вернулся к наблюдению за противоположной стороной улицы.

– Я слышал, ты в Альпах…– Он ничем не выдал своего удивления.

– Конечно, а ты разве видел меня в Москве?

– Логично, – хмыкнул он, – а ты меня?

– А ты разве был в Швейцарии?

Оба едва заметно улыбнулись.

– Как оно вообще? Еще служишь? – Миль прихлебывал кофе, который в сравнении с сосиской был просто сказочно вкусным, даже несмотря на плавающие в нем бурые хлопья неизвестного происхождения.

– Нет, – сосед неопределенно махнул рукой. – У меня теперь своя фирма.

– "Вилла «Белый конь»?

– Не понял…

– У Кристи романчик такой есть… – Миль пытался по направлению его взгляда определить объект наблюдения, но не смог. Красная «хонда» на стоянке коллегу явно не интересовала, и то хорошо.

– А… Нет, талий, отравления и все в том же духе – это скорее твой профиль, – он говорил медленно, тщательно пережевывая резиновую сосиску. – Я надеюсь, ты не по мою душу?

– Думаешь, я стал бы с тобой беседовать?

– Логично, – опять хмыкнул коллега, и по его интонациям трудно было определить, рад он этому или нет. – Хотя ты всегда отличался экстравагантностью.

Ракитская вышла из гастронома и, открыв багажник, загрузила в него пакеты. Среди разнообразных свертков и коробок наметанный глаз Миля выделил упаковку «Кити-кэта». «Значит, тоже любительница кошек, единомышленница», – отметил он про себя и, едва кивнув соседу, не прощаясь, направился к своей машине. Адвокатесса сама подсказала ему способ собственного убийства.

А его коллега моментально просчитал Ракитскую: внешность, походка, одежда, марка машины. Ему это было совершенно ни к чему, но благодаря профессиональной привычке, выработанной годами, информация отложилась в каком-то дальнем уголке мозга.

ТУРЕЦКИЙ

24 февраля, утро

Турецкий допросил жену Уткина, его соседей, ближайших сослуживцев, – разнообразных бытовых сведений масса, но они, как водится, ничего ни прибавляли, ни отнимали. Последние «дела», которыми занимался Уткин (преимущественно кассационные и надзорные), тоже говорили обо всем и ни о чем. По логике вещей единственной подозреваемой была его тридцатилетняя жена, но это же курам на смех. Кандидат искусствоведения замочила главного судью страны? Он что, непочтительно отозвался об импрессионистах?

Турецкий всегда был уверен, что женская аккуратность до добра не доводит. Не понимая, что, собственно, произошло, мадам Уткина перемыла в доме всю посуду, лишив тем самым следствия хоть какой-то возможности сделать крохотный шажок вперед.

Настораживало и загадочное убийство дочери Уткина. Екатерина Ивановна Масленникова погибла в тот же день, что и отец, но несколькими часами раньше. Весьма маловероятно, что две смерти близких людей никак не связаны друг с другом.

Побывав в ее ресторане и поговорив с ее менеджером, Юрием, Турецкий выяснил, что у Кати были денежные проблемы с домодедовской группировкой, после разрешения которых (не без помощи РУОПа) она и исчезла. Знал ли об этом ее отец? Его вдова утверждала, что нет, по крайней мере, она была не в курсе этого. Соснин утверждал, что он звонил Уткину, когда обеспокоился долгим отсутствием Кати на работе.

Турецкий не поленился съездить домой к Масленниковой и побеседовать с соседями. И первая же соседка, сухонькая старушонка, узнала на предъявленной фотографии Уткина, справлявшегося, по ее словам, о Кате спустя несколько дней после ее исчезновения. Значит, действительно Уткин знал, что Катя исчезла, и пытался найти ее. А может быть, ему просто что-то надо было взять в ее квартире? Но насколько Турецкий смог уловить из сумбурных объяснений Наташи Уткиной, ее покойный муж последний год был не в лучших отношениях с дочерью и общался с ней крайне редко. То же самое предположил и Соснин.

Руоповский капитан Лихачев, проводивший операцию по освобождению Катиного любовника Назарова, считал относительно вероятной гипотезу, что ее гибель – месть Кроткова. (Кстати, сам Назаров находился в невменяемом состоянии после общения с рэкетирами.)

И тут Турецкому стукнула шальная мысль сравнить по делу Масленниковой баллистику со всеми остальными результатами экспертиз по «делам», которыми занимались он сам, Грязнов и Лихачев за последний месяц. Как выяснилось, так далеко копать необходимости не было. Пуля, убившая Катю, вылетела из того же пистолета, что и несколько других, оказавшихся в теле эксперта-криминалиста старшего лейтенанта Сагайдака! Выходит, дочь Уткина убил некто, пытавшийся отмазать взяточничество полковника Сафронова! Или, может, даже сам Сафронов? Или некто, использовавший Сафронова последнее время.

– Скажи мне, как пантера пантере, ты не находишь, что почерк убийства Уткина нам с тобой лично до боли знаком? – как бы между делом поинтересовался Турецкий у своего приятеля.

– Ширинбаева Валерия Ильинична, – кивнул Грязнов. – Я боюсь это в слух произносить, но если он таки втер нам очки и прихлопнул собственную тещу, то…

– Пристукнуть председателя Верховного суда – это уже было раз плюнуть, – насмешливо закончил за него Турецкий.

– Наоборот! Что же Лозинский, идиот – два раза убивать одинаково?! Способ убийства Уткина – это практически его алиби.

Турецкому было невесело, но все-таки он рассмеялся. И чихнул.

Школьников слушал ахинею, которой расслабляли себя бывалые сыщики, с нарастающим удивлением:

– Да кто – он, кто этот таинственный тещеубийца?

– Тот, к кому приезжал твой любимый Крэйг. И тот, кто мистически исчез два дня назад.