Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи) - Борис Солоневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невеселый путь
На грязной узкой улицe, ведущей из тюрьмы, к вокзалу, длинной лентой вытянулся наш этап -- болeе 500 человeк. Живая лента арестантов тeсно окружена конвоем. Их винтовки угрожающе направлены на нас. Впереди идет спецiальный патруль, разгоняющiй пeшеходов. 292
-- Эй, там! Не высовывайся из рядов... Шаг вправо, шаг влeво -- будем стрeлять! -- кричит конвоир...
Понуро и медленно двигается человeческая масса. У каждаго свое горе и свои невеселыя мысли...
Вот, впереди -- выстрeл... Через минуту мы проходим мимо лежащаго неподвижно человeка, руки котораго еще конвульсивно вздрагивают... Что он -пытался бeжать в самом дeлe, или, увидя на троттуарe родное лицо, не удержал радостнаго шага в сторону?.. Или просто этот выстрeл -- месть чекиста? Вeдь фраза -- "убит при попыткe к бeгству" -- покроет все.
Из задних рядов к нам проталкивается подвижная фигура Митьки. За эти 4 года он вырос и возмужал. Черная копна волос разрослась еще больше, но лицо его словно сдeлалось измятым и покрылось морщинами. Видно, пришлось видeть невеселые дни... Мы радостно здороваемся, как старые друзья.
-- Ну, спасибо, Митя, что выручили... А я уже думал сам себe "Вeчную Память" пeть, когда ваши ребята нас окружили...
-- Это подходяще вышло, что я здeсь очутился, -- сiяя, отозвался Митька. -- А то ребята освирeпeли... Шутка сказать -- так Ваньку-Пугача угробить... Он у нас вeдь первым силачем считался...
-- А почему это они вас послушали?
-- А я у них вродe короля. В нашем дeлe без дисциплины никак нельзя -моментом засыпешься. Ну, а я -- старый урка. Почет имeю. В Соловки уже по второй eду...
-- Это послe Одесскаго прiюта?
-- Ну, да... Я вeдь оттуда разом сбeжал, как, помните, Влад-Иваныча выставили. Буду я ихних комсомольцев слушать!.. Как же, нашли тоже дурака...
-- А того комсомольца-оратора не встрeчали? -- спросил я, вспомнив разсказ о мести Митьки.
-- Как же... Как же! Встрeчал! -- усмeхнулся юноша. -- Помню... Вряд ли только он что помнит. Нечeм помнить-то...
-- С ума сошел, что ли? -- спросил Дима.
-- Нeт... Но уж ежели кирпич об голову разобьется, 293 то уж не только памяти, а и от головы-то мало что остается... А вы -- тоже скаут, как и дядя Боба?
-- Да...
-- Ну... Ну... Добрались, значит, и до вашей шатiи. Что-ж, там, в Соловках, кого хотишь, встрeтишь...
-- А вы там как очутились?
-- Как? Да очень просто -- раз, два в тюрьму попал, а оттуда прямой путь в Соловки... Рецидивист, а по нашему -- старый уркан... Ну, да я недолго там был...
-- Амнистiя была?
-- Амнистiя? Ну, это только дураки в совeтскiя амнистiи вeрят. Бумага все терпит. Я сам себя амнистировал.
-- Как это?
-- А так -- до острова меня так и не довезли. Я еще с Кеми смылся. Да, вот, не повезло -- опять по новой засыпался...
-- Много дали?
-- Да трояк. А вам?
-- Пять лeт.
-- Ишь ты... За очки, значит, добавили... А вам?
-- Три.
-- Ну, что-ж, -- философски замeтил Митя. -- Трудновато вам будет... Я уж вижу, что вы тут как какiе иностранцы. Вот, к примeру, вы, вот -- вас тоже Дмитрiем звать?
-- Да.
-- Тезки, значит... Да, так вот, вмeшались вы за этого попа. В другой раз лучше и не думайте.
-- Почему это?
-- Да, вот, дядю Боба еще малость с пугаются. А вас-то живым манером на тот свeт без пересадки пустят. Тут ребята аховые. Им и своя, и чужая жизнь -- копeйка.
-- Так, значит, молчать и смотрeть, как старика грабят?
-- А что-ж дeлать-то? Жадные сволочи вездe есть. Мeшай, не мeшай -- все едино ограбят. Не один, так другой... Вездe теперь так. Развe только в Соловках? А тут слабым -- могила. Да и сильным-то, по совeсти говоря, тоже не лучше. 294
-- Почему это?
-- А потому -- на них самую тяжелую работу в лагерe валят. Не дай Бог! Полгода еще от силы отработать можно, а потом либо в яму, либо инвалид... Могильное заведенiе... А у вас какiя спецiальности?
-- Я -- художник, -- отвeтил Дима.
-- Вот это -- дeло, -- обрадовался Митька. -- Вид-то у вас щуплый. Вы на врачебной комиссiи в лагерe кашляйте и стоните побольше, что-б в слабосильные записали... А потом, значит, плакаты рисуйте... Знаете, которые вродe насмeшки висят: Как это там?.. Да... "Коммунизм -- путь к счастью"... А то вот еще: "Труд без творчества есть рабство"... Карьеру сдeлать можно!
-- Противно это.
-- Ну, а что-ж дeлать то? Развe-ж лучше в болотe или лeсу погибнуть? Вот сами увидите, какое там дeло дeлается, какое там "трудовое перевоспитанiе" идет. Ну, а у вас, дядя Боб, какая спецiальность?
-- Да теперь врач.
-- Избави вас Бог говорить про это, -- серьезно предупредил Митя. -Живут-то врачи еще ничего -- сытнeй и чище, чeм другiе, но работа уж совсeм каторжная. В гною, да в крови купаться придется. Люди с ума сходят. Лучше уж в канцелярiю куда идите...
-- Развe можно выбирать?
-- Ну, первые мeсяцы трудно будет. Но знакомых там, на Соловках, обязательно встрeтите -- помогут. Тут такая, вот, помощь -- друг друга вытаскивать -- по нашему блату -- первое дeло. Да потом вы этак, по одесски знаете: "а идише Копф" -- по жидовски. Изворачиваться нужно, ничего не сдeлаешь...
-- Ну, а вы сами-то как?
-- Я-то? -- Старый безпризорник увeренно усмeхнулся. -- Мнe бы только до весны, да что-б на самый остров не угнали. А там -- пишите письма...
-- Сбeжите?
-- Ясно, как самовар.
-- И опять на воровство?
-- А что-ж мнe больше дeлать-то? -- с неожиданной грустью сказал Митя, -- Вот, я в Одессe думал со скаутами 295 пожить -- в люди выбиться. Да сами знаете, как с нашим братом обращаются. А теперь уже поздно. Засосало. Да и куда мнe идти? Эх, все равно, вся наша жизнь уже пропащая...
Шедшiй рядом солдат неожиданно крикнул:
-- Эй, ты, шпана, иди на свое мeсто, а то враз прикладом огрeю!
Митька мгновенно скользнул в заднiе ряды этапа. Нeсколько минут мы шли молча, думая о неприглядном будущем.
-- Да, Диминуэндо, попались, видно, мы в передeлку. Таким бывалым ребятам, как Митька, еще ничего, а нам туговато придется
-- Ну, и что-ж? -- бодро откликнулся Дима. -- Бог даст, как-нибудь выкрутимся. ГПУ туда скаутов порядочно нагонит -- будем изворачиваться -всe за одного, один за всeх. Ладно! Бог не выдаст, ЧК не съeст...
Старые друзья
Мы подходили к вокзалу, когда меня с троттуара кто-то окликнул. Уже смеркалось, и я не мог узнать человeка, крикнувшаго мнe "дядя Боб!"
Я привeтственно махнул рукой в пространство и с медленно ползущим этапом пошел дальше.
Когда мы уже грузились в товарные вагоны, я услышал звуки спорящих голосов. К нам подходил начальник конвоя и рядом с ним высокiй человeк в черном костюмe, с дамой под руку.
-- Тов. Начальник! Вы не можете мнe отказать в этом, -- говорил незнакомец. -- Я только что прибыл с плаванья и завтра опять ухожу в море. Мнe нeту времени бeгать за разрeшенiями. А это -- мой старый командир. Я ему должен 100 рублей. Не обращаться же мнe, в самом дeлe, сейчас к Начгару27 или коменданту станцiи только для этого пустяка.
27 Начальник Гарнизона
Начальник конвоя колебался. Но тут раздался знакомый голос:
-- Ну, пожалуйста, товарищ Начальник! -- упрашивал 296 он. -- Развe командиры Красной Армiи отказывают в просьбe женщинам?
Боже мой! Голос Оли!..
-- Ну ладно, давайте, -- сдался конвоир. -- Только я сам передам.
В это время мы подошли к станцiонному фонарю, и при его свeтe я узнал Володю в костюмe командира флота -- такого же стройного и с той же бравой выправкой. Рядом с ним стояла Оля.
Начальник караула передал мнe деньги и, торопясь замять свой поступок, приказал немедленно лeзть в вагон. Я махнул рукой, Володя отвeтил тeм же, и послeдним моим впечатлeнiем были широко открытые голубые глаза Оли, из которых медленно текли слезы...
Преддверiе ада
Маленькiй скалистый островок, болотистый и угрюмый, невдалекe от города Кемь, на Бeлом морe. Два десятка деревянных бараков, оплетенных колючей проволокой. Это -- "Кемперпункт", самое проклятое мeсто на всем земном шарe -- Кемскiй Пересыльный Пункт, откуда заключенных развозят по всему "СЛОН'у" -- Соловецкому Лагерю Принудительных Работ Особаго Назначенiя. А лагерь этот раскинулся от Петрозаводска до Мурманска. На самый остров Соловки попадают только особо опасные и важные преступники...28
И здeсь, на Поповом островe, в Кемперпунктe наш этап начал отбывать свою каторжную работу.
28 В эмиграцiи есть не болeе 5 человeк, бывших на самом островe. Из них русскiй офицер Седергольм пробыл на Соловках только нeсколько мeсяцев, потом был спасен финским правительством и умер в Финляндiи, помeшавшись послe всего им испытаннаго. Он написал книгу "В разбойном Станe". Я прибыл в лагерь через мeсяц послe его отъeзда.
Другой соловчанин -- генерал Зайцев был в мое время в Соловках, и я помню его. Он потом, послe конца срока бeжал в Манчжурiю, написал там книгу о Соловках, правдивость которой я подтверждаю, но его нервная система была уже настолько потрясена, что он скоро застрeлился.
Представьте себe работу изо дня в день, из ночи в ночь, без праздников и отдыха, на низком скалистом 297 берегу моря. Из этого моря нужно вытаскивать и складывать в штабеля мокрыя бревна, так называемые, баланы. Эти баланы, добытые в лeсу силами заключенных, потом идут на экспорт. И не раз гдe-нибудь под корой бревна иностранцы находили слова мольбы о помощи, написанныя кровью рабов совeтской страны. Против покупки таких бревен, цeной которых реально является человeческая жизнь, уже не раз протестовали люди, в погонe за наживой не потерявшiя чувства жалости к человeку...