Стеклянный город - Мария Сергеевна Руднева

— Есть такой человек, мастер Роуз, — улыбнулась Бритт. — И она очень ждет встречи с вами.

Глава 14

Тень

Не было места спокойнее, чем этот грот — во всем городе, и уж тем более в университете.

По правде говоря, Меган никогда не хотела по-настоящему там учиться. С первого учебного дня стало ясно, что люди там — полная ей противоположность. Все как один успешные, амбициозные, с хорошо подвешенным языком — они были созданы, чтобы стать журналистами и ораторами. Меган не хотела быть журналистом. Ее мечты всегда лежали ближе к живописи, но талантом она была обделена.

Она и раньше это понимала.

А теперь, оказавшись поневоле рядом с Бритт, окончательно опустила руки, поняв, что художником ей не стать. Но в то же время у нее был фотоаппарат. Пусть он не работал в Марблите, но ведь он заработает, стоит ей покинуть аномальную зону?

— А зачем покидать? — раздался прямо в ее голове вкрадчивый голос.

Голубые раскосые глаза Дроссельфлауэра сияли, как яркие топазы.

— Зачем покидать Марблит?

Меган прижалась спиной к теплым камням залитого солнцем грота и зажмурилась. Она ничего не хотела отвечать. Голос мэра укачивал ее, баюкал, словно лодочку на волнах.

— Зачем рваться туда, где вас не ценят, не любят, не уважают и не принимают ваш талант? — проговорил Дроссельфлауэр, и Меган ощутила его прохладные пальцы на щеке.

Руки у него были изящные и тонкие, руки скрипача, художника, творца.

— Как мне не хватало такого человека, как вы! — прошептал он.

Меган молчала — и слушала, слушала, вся целиком обратилась вслух, потому что никто на свете не говорил еще таких слов.

Что она — самая лучшая.

Что кто-то нуждался именно в ней.

— Здесь так давно все серо, все так блекло… Потому что нет творца, который наполнил бы сердце города настоящей жизнью, — горячо прошептал Дроссельфлауэр. — Если бы вы только не сдерживали больше свой талант… Свои мечты… Если бы картины, что согревают ваше сердце, смогли согреть реальность…

Меган вскинулась.

— А как же Бритт? Она ведь так прекрасно рисует! Вам понравился ее альбом!

— Понравился, — согласился Дроссельфлауэр, не убирая руки. — И я видел, как она рисует. Я знал однажды человека, который творил нечто очень похожее. Вот потому она оставила меня равнодушным — а ты пронзила до сердца. Я вижу в тебе столько несбывшихся надежд и затаенной мечты… Я могу сделать так, что все это воплотиться. Ты будешь звездой Марблита, Меган. Ты сделаешь его лучшим городом на земле.

Меган широко распахнула глаза.

Дроссельфлауэр только что предпочел ее Бритт? Она не ослышалась? Именно она и только одна нужна ему?

Он коснулся губами ее губ, и она забыла, как дышать. Никто и никогда не желал поцеловать ее — не то чтобы ей не хотелось, просто не было желающих, ни парней, ни девушек, никого она не привлекала.

Скрипка пела в крещендо.

Дроссельфлауэр целовал Меган нежно, осторожно, а отстранившись — некоторое время продолжал мягко, участливо на нее смотреть.

— Сделай это для меня, леди Меган, — его голос звучал умоляюще.

Меган кивнула, как зачарованная.

Что-то легло в ее ладонь.

Альбом и карандаш.

— Нарисуй мне это место. Где мы с тобой встречаемся. Подари его мне.

И она принялась рисовать.

Грот появлялся на листе бумаги во всем своем великолепии. В сердце горело вдохновение, пальцы зудели — так хотелось скорее отразить на бумаге сокровенные чувства. Никогда раньше она не чувствовала подобного.

Так, может, в этом дело?

Никогда раньше она не была по-настоящему вдохновлена?

Она подняла глаза и украдкой посмотрела на Дроссельфлауэра. Он стоял, облокотившись плечом о стену грота, и смотрел с какой-то странной тоской, которая наполняла душу Меган незнакомым волнением.

Ей хотелось подарить ему свой лучший рисунок.

Этот прекрасный грот, и зеленые деревья рядом с ним, и ковер пушистой травы — все для него, все, пока только поет скрипка, пока карандаш не сточился, а замерзшие пальцы еще могут держать его в руках.

Скрипка пела, плакала, и Меган не понимала, отчего эти звуки так пронзительны и печальны, ведь большего момента счастья она не знала отродясь. Век бы сидела в траве и рисовала, рисовала, рисовала свое место, свое убежище, которое видело таинство первого поцелуя, и шепот, и слезы, и отчаяние, и теперь вот — сияющую радость.

Скрипка пела, и карандаш летал над бумагой, воплощая в жизнь — в реальность — сокровище и мечту.

— Спасибо, моя леди, — хрипло прошептал Дроссельфлауэр, принимая рисунок из ее дрожащих рук. — Спасибо.

Он посмотрел на него и едва слышно шепнул:

— Совсем другое. Совсем не похоже.

А после встряхнул рисунком, словно стряхивая с бумаги и деревья, и траву, и грот, и они немедленно выросли вокруг, вписываясь в городской ансамбль, оставляя Меган смотреть на это словно бы со стороны.

Скрипка стихла.

Меган открыла глаза.

Она по-прежнему сидела в кресле, а Дроссельфлауэр стоял у окна, опустив смычок. Руки его дрожали, по щеке тянулась блестящая дорожка слез.

— Спасибо вам… — прошептал он.

Меган показалось, что, пока он играл, произошло что-то важное. Что она что-то думала, чувствовала — видела! — но не могла вспомнить что.

Она попыталась встать из кресла, но ноги стали ватными и отказывались повиноваться.

Господин мэр тем временем отложил скрипку и нажал на незаметную панель в стене. Механизм-игрушка мастера Гануша вновь скрылся в стене.

— Я не могу идти, — пожаловалась Меган, чувствуя подкатывающую