Судья и палач - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне порожняки не гоняй. Ты мне дело говори…
— Ну, короче, обиду я на него затаил. А вчера ко мне блатные подкатывают. Чо, говорят, фраерок, зачморили тебя. И насмехаются. Я, типа, в непонятке. А они — мы на волю маляву зашлем. Типа, ославить меня хотели. И давай называть имена. Короче, всех, кто надо мной стоит, назвали. Ну я в трансе, конечно. А они: ты, типа, не менжуйся. Типа, есть возможность косяк скинуть. Надо Болотова, типа, наказать, чтобы больше, типа, не по теме, типа, не выстебывался…
Типа, типа, типа… Затипало пацана, называется.
— Полотенцем его, говорят, удавишь, и все дела. Ну черт меня и дернул…
Похоже, Юра говорил правду. Пацан он понтовитый, но без царя в голове. Блатные кашу заварили, а его, дятла, под статью подвели. Как ни крути, а во всем виновен Юра. Он ведь душил, блатные лишь держали…
— Эх, Юра, Юра, даже не знаешь, в какую историю ты влип…
Степан велел увести Левого. А сам направился к Маркову. Тот как раз «беседовал» с одним из соучастников преступления. Только, похоже, этот долговязый тип с волчьим взглядом был организатором.
— Да ты чо, начальник, все так и было. Этот Левый, козел, на Болотова зуб имел. Ну, нас в это дело и впряг, счеты с ним свести хотел…
Так и знал Степан, что этот уркан будет петь такую песню.
— А вот твой кент базлает, что тебе маляву с воли подогнали, — вмешался Круча. Он врал. Только зря.
— Да гонит он, начальник… Какая малява?
— А вот это ты мне и скажешь…
— Да век воли не видать, начальник! Не было никакой малявы…
— Была…
— Да ты, начальник, что-то путаешь… Левый воду взбаламутил, зуб даю…
— Зуб?!
Степан злорадно улыбнулся, закатал рукава, примерился кулаком в зубы блатному. Казалось, вот-вот ударит. И зуб долой.
Блатной испугался, зажмурил глаза. Но Степан бить его не стал. А рука так и чесалась…
Вместе с Марковым они терзали «коренных» до самого утра. И так крутили их и этак. Психологическое давление по всем правилам ментовской науки, кнут и пряник… Но ничего не помогало. Блатные держались стойко. И четко придерживались своей версии. «Не виноватые мы, это все он, Левый…»
А Юра Левый чуть не плакал от досады. Подставили его. Конкретно подставили. И самое обидное, менты это знают. Но поделать ничего не могут. Блатные на него все валят. И с показаний их ничем не собьешь. Так что все шишки на Юру.
Степан и Марков закручивали гайки до появления тюремного следователя, которому поручено было расследовать ночной инцидент. Только так ничего и не добились. Не сдали блатные заказчика. И следователь ничего не сможет сделать — в этом можно было не сомневаться. Он Юру крайним сделает, так легче и проще. Следствие часто уподобляется электрическому току. Идет по пути наименьшего сопротивления.
— Ничего, Спич, я докопаюсь до истины, — уходя, сказал своему «подопечному» Степан. — Узнаю, кто маляву тебе кинул. Горько пожалеешь тогда…
Блатной даже не взглянул на него. Крепкий орешек, его угрозами не возьмешь. Только неопровержимыми уликами.
А Степан не был уверен, что улики у него будут. Он понимал, что на заказчика выйти будет очень сложно. А сделать это необходимо. И вовсе не для того, чтобы прижать к стенке строптивых урок. Через заказчика он мог выйти на Шлыкова. Вот за кем охота…
— Поехали ко мне домой, кофе попьем, — предложил Николай. — С ночи не жрамши…
— Поехали, — не стал отказываться Степан. Но едва они вышли из изолятора, как подал голос мобильник Маркова.
— Да, слушаю…
Голоса его собеседника Степан не слышал. Но понял, дело пахнет керосином. С каждой секундой лицо Маркова становилось все мрачней. Пока не достигло черноты грозовой тучи.
— Да я вас!.. Найти! И доложить!
Со злости он едва не запустил телефоном в столб.
— Что случилось?
— А я бы тебя хотел спросить об этом! — Марков обжег его взглядом.
— Да что такое?
— Болотова исчезла…
— Да ты что! — Внутри у Степана все оборвалось.
— Ты под каким предлогом оставил ее?
— Да на труп возле отделения милиции сослался…
— Дурень, ты бы хоть дежурного предупредил. Она оперативному в отделение позвонила, все выяснила… Короче, она поняла, что раскрыта. И ушла…
— А твои ребята?
— А мои ребята в штаны наложили. Она их как сусликов безмозглых вокруг пальца обвела. Такой маскарад устроила…
— Маскарад?
— Самый натуральный. Переоделась в какую-то бабку-дешевку. И спектакль разыграла. Ребята и попались. Ложный след взяли, а она под шумок смылась… Теперь вот лови ветра в поле…
— Маскарад, говоришь?.. И Шлыков под бомжа классно сыграл. У них что, маскарадный дуэт?
— Точно, дуэт. И как бы они снова не оказались вместе.
— Да, обидно, если она шла к Шлыкову. Такой момент упустили…
Они сели в машину, поехали в отдел к Маркову. Не до кофе сейчас.
— Жаль, не смогли выяснить, кто заказал Болотова, — вздохнул Степан. — А на заказчика выходить надо. Наверняка это какой-то уголовный авторитет, имеющий выходы на Бутырку…
— И на него как-то завязан Шлыков, — продолжил мысль Николай. — Скорее всего он работает на него, исполняет его заказы. Но на воле. Был бы Болотов на воле, Шлыков ликвидировал бы его сам.
— А за «решки» его сучья рука не дотягивается. Вот и пришлось ему впутывать в свои грязные игры босса.
— Значит, со своим боссом он поддерживает связь…
— Что и требовалось доказать… Осталось выяснить, кто его босс. А кто им может быть? А вдруг Лимон?.. Ломать этого гада надо. Без всяких там процессуальных заморочек…
С подачи Маркова у Степана имелись все основания подозревать, что Шлыков работал на одного уголовного авторитета по кличке Лимон. Он взорвал в кровати бизнесмена, который был неугоден Лимону.
— Лимон у нас под «колпаком». Но ничего конкретного у нас на него нет, — покачал головой Марков.
— Хороший ты человек, Николай. Только все на букву закона оглядываешься. Лимон — бандит. На его руках кровь. А живет, падла, в свое удовольствие, как сыр в масле катается. Все ему нипочем. А вы ждете, когда он оступится…
— Почему, и подножки ему ставим…
— Ну да, конечно, с санкции прокурора…
— Не всегда…
— Вот, Николай! Этого я от тебя и ждал!.. Обожаю нестандартные ситуации…
— Что ты задумал?
— С Лимоном поговорить по душам…
— В смысле, душу из него вытрясти…
— В нашем деле, сам знаешь, может быть все…
— Не советовал бы я тебе связываться с ним…
— А кто сказал, что я собираюсь связываться с ним? — хитро улыбнулся Степан. — Я вообще этого подонка знать не знаю…
— Но информацию о нем ты получить хочешь? — в тон ему сказал Марков.
— Разве что на всякий случай…
— Смотри, Степа, Лимон — птица еще та. С ним шутки плохи…
— А разве я собираюсь шутить?
Степан очень серьезно посмотрел на Маркова.
* * *Недолго Виталий наслаждался роскошью отдельной камеры. Ремонт, ковры, мебель, видеодвойка… Все хорошо, только дома лучше. А домой его как раз и отпускали. Под подписку о невыезде.
Всего ночь он провел в камере. Не спал — все боялся, что дверь откроется и появится очередной убийца. А утром разговаривал с подполковником Марковым.
— Ну все, Виталий Георгиевич, у нас нет больше оснований держать вас под стражей. Следствие, конечно, не закончилось. Но прокурор счел возможным освободить вас из-под стражи под подписку о невыезде…
— Я могу ехать домой?
— Разумеется…
— А что мне сказать жене?
— Ваша супруга уже все знает. Поэтому она сбежала.
— Сбежала? Куда?
— А вот это нам предстоит узнать…
— Ее ищут?
— А как же. И обязательно найдут…
— Даже если она уедет за границу?
— Надеюсь, этого не случится…
Ну да, не случится. Эта змея через все заслоны пролезет.
Змея! А все голубку из себя строила. Невинный ангел. Тьфу!
— Виталий Георгиевич, вы, конечно, понимаете, какая опасность вам грозит?
— Разумеется. Это гад Шлыков пытается до меня дотянуться…
— Возможно, он не прекратит этих попыток. Будьте осторожны. Если вы будете настаивать, мы обеспечим вам охрану. Но вы сами понимаете, мы не всесильны…
— Понятное дело. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Да вы не сомневайтесь, у меня своя служба безопасности и покровители помогут…
— В смысле, Сафрон? — не очень весело улыбнулся Марков.
— Жизнь нынче такая, сами понимаете…
— Я понимаю все… Желаю вам удачи! Марков встал, попрощался с Виталием и исчез. Появился конвоир. Он уже знал, что подследственного выпускают.
— Вещи забирать будете?
— Да там вещей-то…
И потом, забирать вещи из камеры — плохая примета. А в тюрьму возвращаться ой как не хотелось…